«Что же сильнее: страсть или привычка?» (перечитываем повесть Н.В.Гоголя «Старосветские помещики»). «Старосветские помещики». Анализ

1. Это второй урок в теме «Н.В. Гоголь». Тема сложна для восприятия, так как детям Гоголь знаком еще только по ранним, романтическим повестям из «Вечеров на хуторе близ Диканьки», а при изучении этой повести учащиеся знакомятся с еще неизвестной им гранью таланта писателя. Повесть довольно объемна, в ней встречается много архаизмов. Во время изучения повести ведется исследовательская работа над ее идейным содержанием, отмечаются художественные особенности произведения, дается характеристика персонажей. В процессе анализа текста ведется словарная работа. На уроке мотивацией является формирование осознания ценности взаимосвязи со старшим поколением применительно к семейным отношениям учащихся.

2. Тип урока: комбинированный (формирование речевых навыков, монологической, диалогической речи, работа по формированию навыка анализа художественного текста, развитие творческих способностей учащихся).

Скачать:


Предварительный просмотр:

Тема: Н.В. Гоголь «Старосветские помещики». Идейно-художественное своеобразие повести.

Цели:

  1. Познакомить учащихся с идейно-художественными особенностями повести Н.В. Гоголя «Старосветские помещики».
  2. Формировать умение анализировать художественный текст, давать характеристику литературным персонажам; развивать навыки само- и взаимоконтроля.
  3. Воспитывать внимательное отношение друг к другу, взаимное уважение на примере героев повести.

Методические приемы: анализ текста; беседа; комментированное чтение; составление плана, акцентное чтение, составление кластера.

Оборудование: портрет Н.В. Гоголя; тексты «Старосветских помещиков»; рисунки учащихся, ТСО.

Ход урока

  1. Оргмомент

Наш урок я хочу начать с вопросов: «Как часто вы вспоминаете о своих бабушках и дедушках? С какими чувствами вы вспоминаете о них?» А вот как писал на эту тему Н.В. Гоголь в повести «Старосветские помещики».

Как вы понимаете название повести? (Сочетание слов «старый» и «свет» настраивают на восприятие произведения о прежних временах, возможно, патриархальных, в повести идет речь о представителях старшего поколения ).

Что мы с вами должны выяснить на нашем уроке? (О чем же хотел нам рассказать Гоголь в «Старосветских помещиках»? Какова главная идея повести, образы, художественные особенности?)

Работать мы с вами будем в группах, каждый получит возможность проявить себя.

  1. Оформление доски
  1. Беседа

Мы продолжаем знакомиться с творчеством Н.В. Гоголя. Нам знакомы некоторые романтические произведения раннего творчества Гоголя.

Назовите их. (Учащиеся называют повести из «Вечеров на хуторе близ Диканьки»).

Каковы их особенности? (Это произведения, сочетающие в себе реалистическое и фантастическое, построенные на национальном колорите, написанные с юмором особым, сказовым языком ).

А сегодня мы познакомимся с еще одним произведением, по-новому раскрывающим еще одну грань таланта Н.В. Гоголя - «Старосветскими помещиками». Определить принадлежность к определенному направлению в литературе довольно сложно - повесть построена на реальных жизненных событиях, однако очень ярко видна сентиментально-идиллическая (записать на доске ) традиция в духе Карамзина, есть и элементы фантастического в духе раннего Гоголя.

(Обратим внимание на доску - слайд ).

  1. Впервые напечатано в сборнике «Миргород» в 1835г.
  2. Описание хутора старосветских помещиков связывают с родовым имением Гоголя - Васильевкой, где он провел лето 1832г. (год создания повести).

3. Возможные прототипы героев повести - дед и бабка писателя Афанасий Демьянович и Татьяна Семеновна Гоголь-Яновские.

  1. Работа с текстом

Теперь обратимся к тексту повести. Послушайте начало произведения. Какие картины представляются вам, когда вы слушаете эту часть повести?

Начало текста до слов «Но обратимся к рассказу» читает учитель . - О каких старичках идет речь в начале повести? (Афанасий Иванович Товстогуб и жена его Пульхерия Ивановна)

- Какими вы их представляете?

На доске - слайд с иллюстрацией к повести (портреты стариков).

- Найдите описание стариков. Какие слова в их описании являются ключевыми? (всегда улыбался; столько доброты; доброе лицо; с приятностью; спокойная, ясная жизнь).

Объясните значение слов или словосочетаний:

- буколическая жизнь (идиллическая, мирная, простая жизнь на лоне природы (по названию цикла стихотворений римского поэта Вергилия «Буколики» ));

- Филемон и Бавкида (в греческой мифологии благочестивые супруги, дожившие до глубокой старости, которым боги в награду за их взаимную любовь и гостеприимство даровали одновременную смерть, превратив их в два сросшихся дерева);

Камлот (старинная плотная шерстяная ткань );

Палата (название многих административных учреждений; существовали палаты казенная, гражданская и др .);

Компанейцы (полки легкой кавалерии в украинском войске, формировавшиеся из добровольцев. В 1776г. были преобразованы в регулярные части);

Секунд-майор (младший офицерский чин в русской армии с начала XVIII в. упразднен в 1797г .)

ГРУППОВАЯ РАБОТА

Учащиеся отвечают на вопросы карточек. Критерии оценок - полнота, связность ответа, глубина проникновения в авторский замысел.

1 ГРУППА

2 ГРУППА

А) приготовление пищи;

3 ГРУППА

3. Как Афанасий Иванович подшучивал над супругой? Инсценируйте разговор о пожаре.

4. Почему никто в поместье серьезно не страдал от обжорства?

4 ГРУППА

4 Как ее это характеризует?

При ответе пользуйтесь цитатами из текста.

5 ГРУППА

При ответе используйте цитаты из текста.

Оценочный лист:

Критерии оценок

Полнота

связность

Цитирование

Итоговая оценка

1 вопрос

2 вопрос

3 вопрос

4 вопрос

Дополнительный ответ (за урок)

  1. Выводы

Учащиеся в группах заполняют чистые ячейки концептуального колеса качеств, характеризующих старосветских помещиков, затем выносят их на доску.

Итак, мы с вами поняли, что в образе жизни старосветских помещиков при всей их «приземленности», чревоугодии, неумении хозяйствовать столько наивности, доброты, чистосердечия, трогательной заботы друг о друге, что описание жизни и смерти стариков вызывает чувство умиления и жалости. Их недостатки по сравнению со всепоглощающей силой любви и неприятия зла кажутся смешными причудами. Не случайно Гоголь упоминает греческих Филемона и Бавкиду: в образах старосветских помещиков вырисовывается та идиллическая жизнь, по которой так скучал Гоголь в Петербурге.

  1. Итог урока

Чему научила вас повесть «Старосветские помещики»?

Каковы идейно-художественные особенности повести?

Под запись (на доске - слайд ):

  1. В повести ярко видна сентиментально-идиллическая традиция в духе Карамзина.
  2. В образах старосветских помещиков Гоголь показывает всепоглощающую силу любви.
  3. Повесть содержит архаические слова, придающие ей особый колорит.
  4. В описании жизни помещиков проявляется особое, свойственное Гоголю чувство юмора.
  1. Оценивание
  2. Домашнее задание

На выбор:

  1. Написать мини-сочинение на тему «О каких чертах жизни старосветских помещиков Н.В. Гоголь говорит с юмором?»
  2. Рассказать о своих дедушках и бабушках, цитируя повесть. (Сочинение)
  3. Индивидуальные задания (сообщения о творчестве Ф.И. Тютчева).

Материалы для работы по карточкам

1 ГРУППА

1.Расскажите, используя цитаты, об особенностях быта и семейного уклада старосветских помещиков. (Описание комнат, привычка к теплоте, комната Пульхерии Ивановны, описание мебели.)

2. Какую роль играет в повести описание поющих дверей?

3. С каким чувством описывает Гоголь девичью?

2 ГРУППА

1. Расскажите, используя цитаты, о хозяйственных заботах Пульхерии Ивановны:

А) приготовление пищи;

Б) однократное ревизирование своих лесов (потеря дубков);

2. Почему при таком воровстве дворовых хищения казались незаметными?

3 ГРУППА

1. Расскажите, используя цитаты, о режиме дня стариков.

2.Что было главным в их жизни?

3. Как Афанасий Иванович подшучивал над супругой? Прочитайте по ролям разговор о пожаре.

3. Почему никто в поместье серьезно не страдал от обжорства?

4 ГРУППА

1.Какую роль в судьбе Пульхерии Ивановны сыграла серая кошечка?

2.Почему Пульхерия Ивановна так восприняла исчезновение кошечки?

3.Какие распоряжения отдала помещица перед смертью?

4. Как ее это характеризует?

5 ГРУППА

1.Как вел себя на похоронах Афанасий Иванович? Когда он осознал утрату?

2.Что стало главным для Афанасия Ивановича после смерти Пульхерии Ивановны?

3. В чем сходны обстоятельства кончины Афанасия Ивановича и его супруги?

4. Что стало с имением после смерти стариков?

(Используйте цитаты при ответах.)

Оценочный лист:

Критерии оценок

Полнота

связность

Использование цитат

Итоговая оценка

1 вопрос

2 вопрос

3 вопрос

Герои повести

Афанасий Иванович Товстогуб

Пульхерия Ивановна Товстогуб - его жена

также упоминается

Любимая кошка Пульхерии Ивановны.

Явдоха - ключница

Ничипор - приказчик

дворовые девки

комнатный мальчик

Сюжет

Афанасий Иванович Товстогуб и его жена Пульхерия Ивановна двое старичков «прошедшего века», нежно любящие и трогательно заботящиеся друг о друге. Афанасий Иванович был высок, ходил всегда в бараньем тулупчике, и практически всегда улыбался. Пульхерия Ивановна почти никогда не смеялась, но «на лице и в глазах её было написано столько доброты, столько готовности угостить вас всем, что было у них лучшего, что вы, верно, нашли бы улыбку уже чересчур приторною для её доброго лица». Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна живут уединённо в одной из отдалённых деревень, называемых в Малороссии старосветскими. Жизнь их так тиха, что гостю, заехавшему ненароком в низенький барский домик, утопающий в зелени сада, страсти и тревожные волнения внешнего мира покажутся не существующими вовсе. Маленькие комнаты домика заставлены всевозможными вещицами, двери поют на разные лады, кладовыезаполнены припасами, приготовлением которых беспрестанно заняты дворовые под управлением Пульхерии Ивановны. Несмотря на то что хозяйство обкрадывается приказчиком и лакеями, благословенная земля производит всего в таком количестве, что Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна совсем не замечают хищений.

Старики никогда не имели детей, и вся привязанность их сосредоточилась на них же самих. Нельзя глядеть без участия на их взаимную любовь, когда с необыкновенной заботой в голосе обращаются они друг к другу на «вы», предупреждая каждое желание и даже ещё не сказанное ласковое слово. Они любят угощать - и если бы не особенные свойства малороссийского воздуха, помогающего пищеварению, то гость, без сомнения, после обеда оказался бы вместо постели лежащим на столе. Любят старики покушать и сами - и с самого раннего утра до позднего вечера можно слышать, как Пульхерия Ивановна угадывает желания своего мужа, ласковым голосом предлагая то одно, то другое кушанье. Иногда Афанасий Иванович любит подшучивать над Пульхерией Ивановной и заговорит вдруг о пожаре или о войне, заставляя супругу свою испугаться не на шутку и креститься, чтобы речи мужа никогда не могли сбыться. Но через минуту неприятные мысли забываются, старички решают, что пора закусить, и на столе вдруг появляются скатерть и те кушания, которые выбирает по подсказке супруги Афанасий Иванович. И тихо, покойно, в необыкновенной гармонии двух любящих сердец идут за днями дни.



Печальное событие изменяет навсегда жизнь этого мирного уголка. Любимая кошечка Пульхерии Ивановны, обычно лежавшая у её ног, пропадает в большом лесу за садом, куда её сманивают дикие коты. Через три дня, сбившись с ног в поисках кошечки, Пульхерия Ивановна встречает в огороде свою любимицу, вышедшую с жалким мяуканьем из бурьяна. Пульхерия Ивановна кормит одичавшую и худую беглянку, хочет её погладить, но неблагодарное создание бросается в окно и исчезает навсегда. С этого дня старушка становится задумчива, скучна и объявляет вдруг Афанасию Ивановичу, что это смерть за ней приходила и им уже скоро суждено встретиться на том свете. Единственное, о чём сожалеет старушка, - что некому будет смотреть за её мужем. Она просит ключницу Явдоху ухаживать за Афанасием Ивановичем, грозя всему её роду Божьей карой, если та не исполнит наказа барыни. Афанасий Иванович пытается отвлечь супругу от этих мыслей, но тщетно.

Пульхерия Ивановна умирает. На похоронах Афанасий Иванович выглядит странно, будто не понимает всей дикости происшедшего. Когда же возвращается в дом свой и видит, как стало пусто в его комнате, он рыдает сильно и неутешно, и слёзы, как река, льются из его тусклых очей.

Пять лет проходит с того времени. Дом ветшает без своей хозяйки, Афанасий Иванович слабеет и вдвое согнут против прежнего. Но тоска его не ослабевает со временем. Во всех предметах, окружающих его, он видит покойницу, силится выговорить её имя, но на половине слова судороги искривляют его лицо, и плач дитяти вырывается из уже охладевающего сердца.

Странно, но обстоятельства смерти Афанасия Ивановича имеют сходство с кончиной его любимой супруги. Когда он медленно идёт по дорожке сада, вдруг слышит, как кто-то позади произносит явственным голосом: «Афанасий Иванович!» На минуту его лицо оживляется, и он говорит: «Это Пульхерия Ивановна зовёт меня!» Этому своему убеждению он покоряется с волей послушного ребёнка. «Положите меня возле Пульхерии Ивановны» - вот все, что произносит он перед своею кончиною. Желание его исполнили. Барский домик опустел, добро растаскано мужиками и окончательно пущено по ветру приехавшим дальним родственником-наследником.

Писатель отразил в повести «Старосветские помещики» распад старого, патриархально-помещичьего быта. С иронией - то мягкой и лукавой, то с оттенком сарказма - рисует он жизнь своих «старичков прошедшего века», бессмысленность их пошлого существования. Тускло и однообразно протекают дни Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, ни одно желание их «не перелетает за частокол, окружающий небольшой дворик». Никакого проблеска духовности нельзя заподозрить в этих людях. Мир, в котором живут герои гоголевской повести, тесен. Он совершенно замкнут границами их небольшого и неуклонно хиреющего поместья. Товстогубы ведут натуральное хозяйство. Оно вполне удовлетворяет все их незатейливые потребности. И нет у этих людей никакого побуждения, чтобы привести дела, заставить землю приносить больше дохода. Нет интересов у них и нет забот. Праздно и безмятежно течёт жизнь Афанасия Ивановича Пульхерии Ивановны. И кажется им, что весь мир кончается за частоколом их двора. Всё что там, за частоколом, представляется им странным, далёким и бесконечно чужим. Гоголь рисует внутреннее убранство домика, в котором живут Товстогубы. Обратите внимание здесь на одну деталь. На стенах их комнат висит несколько картин. То, что на них изображено - единственное напоминание в этом доме, что за его пределами есть какая-то жизнь. Но, замечает Гоголь, «я уверен, что сами хозяева давно позабыли их содержание, и если бы некоторые из них были унесены, то они бы, верно, этого не заметили». Среди картин - несколько портретов: какого-то архиерея, Петра III, герцогини Лавальер. В бессмысленной быстроте этих портретов отражена бессмыслица существования этих хозяев. Гоголь посмеивается над бесхитростным бытиём своих героев. Но вместе с тем он и жалеет этих людей, связанных узами патриархальной дружбы, тихих и добрых, наивных и беспомощных. Пушкин оценил эту повесть как «шутливую трогательную идиллию, которая заставляет вас смеяться сквозь слёзы грусти и умиления». Конечно, идиллия здесь носит шутливый и, в сущности, иронический характер. Сочувствуя своим героям, писатель вместе с тем видит их пустоту и ничтожность. Идиллия в конце концов оказывается мнимой. Повесть пронизана светлым, добрым, человеческим участием и её героями. Они и вправду могли бы стать людьми в условиях другой действительности! Но кто же виноват, что они не стали ими, что человеческое в них измельчено и принижено? Повесть проникнута грустной усмешкой по поводу того, что жизнь старосветских помещиков оказалась столь пустой и никчёмной. Гуманистический смысл этой повести многозначен: он выражен и в чувстве глубокой симпатии писателя к своим героям, и в осуждении тех условий общественного бытия, которые сделали их такими, какими они есть. Но та же действительность могла превратить человека в бездушного торгаша, дерущего «последнюю копейку с своих же земляков» и наживающего на этом изрядном деле изрядный капитал. Перо Гоголя обретает бичующую сатирическую силу, когда он от патриархальных старичков переходит к тем «малороссиянам, которые выдираются из дегтярей, торгашей, наполняют, как саранча, палаты и присутственные места, дерут последнюю копейку с своих же земляков, наводняют Петербург ябедниками, наживают наконец капитал…» «Старосветские помещики» развивали ту тенденцию творчества Гоголя, которая впервые наметилась во второй части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» - в повести «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка». Но «Старосветские помещики» знаменовали собой уже следующий и более зрелый этап в художественном развитии Гоголя. Мелочность и пошлость гоголевских героев вырастала уже здесь в символ тупой бессмысленности всего господствующего строя жизни. Свойственное героям «Старосветских помещиков» чувство любви, дружбы, душевной привязанности становится никчёмным, даже в какой-то мере пошлым - потому, что прекрасное чувство несовместимо с пустой, уродливой жизнью этих людей. Своеобразие гоголевской повести тонко подметил Н, В. Станкевич, писавший своему другу Я. М. Неверову: «Прочёл одну повесть из Гоголева «Миргорода» - это прелесть! («Старомодные помещики» - так, кажется, она названа). Прочти! Как здесь схвачено прекрасное чувство человеческое в пустой, ничтожной жизни!». Суть дела, однако, в том, что само это «прекрасное чувство человеческое» тоже оказывается не настоящим, мнимым. Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна нежно привязаны друг к другу. Кажется, что они любят друг друга. Но Гоголь осложняет это впечатление размышлением о том, что в отношениях героев повести преобладает сила привычки: «Что бы то ни было, но в это время мне казались детскими все наши страсти против этой долгой, медленной, почти бесчувственной привычки». Цитированные строки привлекли к себе внимание современной писателю критики. Шевырев ополчился против них, отметив, что ему очень не понравилась в повести «убийственная мысль о привычке, которая как будто разрушает нравственное впечатление целой картины». Шевырев заявил, что он вымарал бы эти строки. В их защиту выступил Белинский. Он писал, что никак не может понять «этого страха, этой робости перед истиной». Упоминание о привычке действительно разрушало «нравственное впечатление», первоначально создаваемое гоголевской «идиллией». Но это впечатление и должно было, по мысли писателя, быть разрушено. Никаких иллюзий! Даже в той среде, в которой, казалось, могло бы проявиться высокое человеческое чувство героев повести, - оно искажено и там. В художественном отношении «Старосветские помещики» весьма заметно отличаются от романтических повестей «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Поэтика, да и сама стилистика этого произведения весьма наглядно свидетельствовала о вызревании в Гоголе нового взгляда на жизнь и на искусство. Принципы изображения характеров и их повседневных условий жизни, бытопись «Старосветских помещиков» - всё это предвещало могучий взгляд реалистического творчества Гоголя и открывало прямую дорогу к «Мёртвым душам».

В «Старосветских помещиках» Гоголь высмеял ничтожную животную жизнь обитателей помещичьих гнезд, сводившуюся только к физиологическим отправлениям. Гоголь разоблачает нелепую бессмысленность такой жизни, «где ни одно желание не перелетает за частокол двора». Тоской по подлинной, здоровой общественной жизни людей проникнута вся повесть.

В повести Гоголь до конца отрицает бессмысленную жизнь людей. И теплота, которой, кажется, овеяно повествование о жизни «добрых старичков» — горькая насмешка над ними, которую не заметить нельзя. Анализируя повесть «Старосветские помещики», стоит указать на двойственное отношение Гоголя к своим героям: с одной стороны, беспощадное разоблачение их пошлости и уродливости, с другой стороны, чувствуется участие к ним. В этом, однако, нет противоречия, которое обнаруживали в повести Гоголя некоторые критики, объясняя его стремлением писателя опоэтизировать никчемную жизнь представителей своего класса. Смысл двойственного отношения Гоголя к своим героям кроется в его гуманизме, во взглядах на человека, на его положение в конкретных социально-исторических условиях. И в этом заключена основная идея повести.

Именно с этим раздумьем связан лиризм повести. Гоголь с поразительной силой таланта показал, как опошляются, гибнут люди в условиях уродливой жизни современного общества. По словам Белинского, Гоголь «в пошлой и нелепой жизни нашел человеческое чувство». Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна — это золотые люди по своим душевным свойствам. И писателю глубоко симпатичны лучшие качества его героев. Эти добрые люди,- читаем мы в повести, — можно сказать, жили для гостей. Все, что у них ни было лучшего, все это выносилось. Они наперерыв старались угостить вас всем, что только производило их хозяйство. Но более всего приятно мне было то, что во всей их услужливости не было никакой приторности. «Старосветские помещики» — не только яркое обличительное, сатирическое произведение, но и лирическая повесть о любви.

Вот почему еще Пушкин тонко подметил, что повесть заставляет «смеяться сквозь слезы грусти и умиления». Н.В.Станкевич в письме к одному из своих друзей писал: «Прочел одну повесть из Гоголева «Миргорода» — это прелесть! (Старомодные помещики», так, кажется, она названа). Прочти! Как здесь схвачено прекрасное чувство человеческое в пустой, ничтожной жизни». Именно благородное чувство преданной любви, которое пробилось через всепоглощающую пошлость обывательской жизни, заставило Станкевича так высоко оценить эту повесть, назвать ее «прелестью». Такое же впечатление оказала повесть и на Белинского, который, прочитав ее, воскликнул: «О бедное человечество! жалкая жизнь! И однако ж вам все-таки жаль Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны! Вы плачете о них, о них, которые только пили и ели и потом умерли!… ». Не «жалкую жизнь» заставляет пожалеть Гоголь, а человека в его трагическом положении: лучшие человеческие качества оказались зарыты спудом скудного низменного существования. С негодованием и скорбью изображает Гоголь современную ему Россию, в которой скрыта, задавлена могучая сила «бойкого народа», изображает никчемность человеческих характеров, ложь общественных отношений. Величайшая грусть о человеке, «незримые слезы» и разящий смех сатиры — вот чем характеризуется гоголевский гуманизм.

Рассказ о трогательной жизни добродетельнейших старичков Гоголь начинает с лирического отступления, которое вводит нас в мир души писателя. Вместе с ним мы переживаем волнующие писателя воспоминания, начинаем понимать те духовно – нравственные предпочтения, с которыми он подходит в оценке человеческого бытия. Что же так дорого Гоголю?

Хочется ему иногда «сойти на минуту в сферу этой необыкновенно уединенной жизни», где «жизнь …так тиха, так тиха, что на минуту забываешься и думаешь, что страсти, желания и неспокойные порождения злого духа, возмущающие мир, вовсе не существуют…». И уже кажется, что вместе с Гоголем мы видим и «низенький домик с галерею»; за ним – «душистая черемуха, целые ряды низеньких фруктовых дерев; перед домом просторный двор, воз с дынями, …отпряженный вол, лениво лежащий возле амбара…». «Все это для меня, — пишет автор, — имеет неизъяснимую прелесть, может быть, оттого, что я уже не вижу их и что нам мило все то, с чем мы в разлуке». И все это называется малой родиной. И это чувство малой родины так знакомо каждому из нас, кто хоть ненадолго однажды был в разлуке с ней.

Стоит обратить внимание на то, что повесть современниками Гоголя трактовалась неоднозначно. «Неистовый Виссарион» осудил гоголевских старичков, назвав их, как «две пародии на человечество в продолжение несколько десятков лет пьют и едят, едят и пьют, а потом, как водится исстари, умирают». И сам же удивился: «но отчего же это очарование?…». «Шутливой, трогательной идиллией» назовет повесть Пушкин. Время, говорят, лучший судья и оценщик. Сравнивая высказывания о великом произведении, перечитывая знакомую повесть, но сегодняшними глазами, пытаюсь уяснить для себя: открылось ли в знакомом тексте нечто новое и что именно. Мне кажется, что небольшая по объему, но великая по главной мысли в ней, повесть заставляет и сегодняшнего читателя задуматься о вечной для всех времен проблеме – проблеме старости, бренности жизни. Ведь неслучайно, когда читаешь повесть, вспоминаешь и старичков Базаровых, оставшихся одинокими в старости своей. Приходят на могилу сыну «два уже дряхлых старичка. Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой». Остались одни как перст друг для друга навеки.

Также трогают нашу душу милые подробности жизни добродетельнейших старичков гоголевской повести. И тем трогательнее для нас эти «милые подробности», потому что у них нет детей, и благо, что есть они друг для друга. И прав был Пушкин, назвав жизнь простых старосветских помещиков «шутливой идиллией». Разве плохо, когда живут старички в полной гармонии своего бытия? Можно ли ставить в вину им, что они не стремятся к высшим духовным ценностям, живут только хлебом единым, что беден их быт, наслаждаются своим почти неслышимым счастьем. Конечно, их жизнь с высокой духовной высоты нельзя назвать идеальной, особенно в гастрономическом отношении – нельзя делать из еды культа. Но обвинительный приговор я им не выношу. Справедливо говорят, что нравственно здоровое общество – это то, в котором нет брошенных детей и одиноких стариков. Гоголевские старички не одиноки. Более того, история их жизни наводит нас на глубокие размышления о такой нравственной ценности как любовь.

Что же сильнее над нами: страсть или привычка? По мнению Г. Белинского единственное человеческое чувство, которое двигало и оживляло жизнь Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, придавало некую «поэзию их пошлой и нелепой жизни»: это чувство – привычка. Но вся история их жизни – это история любви.

Конечно, с годами страсти приутихли, их заменила глубокая привязанность (по выражению автора – привычка). Но это – следствие долгой, верной и нежной любви. Разве не об этом повесть? «Нельзя было глядеть без участия на их взаимную любовь. Они никогда не говорили друг другу «ты», но всегда «вы»: вы, Афанасий Иванович; вы, Пульхерия Ивановна…». Незначительное местоимение «вы». Но оно уже придает другой оттенок в человеческих отношениях: особую искренность и необычность чувств. Разве не о любви Афанасия Ивановича к Пульхерии Ивановне говорит тот факт, что, женившись тридцати лет и не получив согласия родственников, он «увез довольно ловко Пульхерию Ивановну». Невольно возникает мысль: как же надо было любить, чтобы против воли родителей повенчаться, не остыть друг к другу до старости лет. Вот в этом и состоит их очарование.

Обыкновенные люди, старосветские скромные помещики. Что-то вызывает наше умиление, что-то нами не принимается. Они не стремятся к высшим духовным ценностям, у них даже икон не видно, по-стариковски не молятся. У них приказчики крадут, а столетние дубы вокруг вырублены. Хозяйство ведут патриархально, в меру возможности. Афанасий Иванович вообще занимался хозяйством мало. А «хозяйство Пульхерии Ивановны состояло в беспрестанном отпирании и запирании кладовой, в солении, сушении, варении… Под яблонею вечно был разложен огонь, и никогда почти не снимался с железного треножника котел или медный таз…». Два столетия прошло со времен Гоголя, но такая живая картина предстает перед глазами. А ведь и сегодня разве не той хозяйственной суетой заняты дедушки и бабушки в деревенских глубинках? И разве можно это назвать пошлостью, гадостью, животной и уродливой жизнью. Нормальная, стариковская жизнь, именуемая идиллией русского бытия.

В.Г.Белинский обвиняет старичков в духовном убожестве, «две пародии на человечество», которые только «едят и пьют, пьют и едят». И Гоголь подробно рассказывает о завтраках, обедах и ужинах супругов, окрашивая свой рассказ особым светлым снисходительно – ироничным чувством. «А что, Пульхерия Ивановна, может быть, пора закусить чего-нибудь?» — этот вопрос занимал Афанасия Ивановича, страдающего непомерным аппетитом, через каждый час. И появлялись то «коржики с салом, …то пирожки с мясом, …то рыжики соленые, то вареники с ягодами». Снисходительно – ироничная улыба появляется и у нас. Нам в наш стремительный век, когда самым ощутимым дефицитом является дефицит времени, трудно представить, что все может быть замкнуто на насыщении «хлебом насущным». Но нужно помнить, что гоголевские старички все делали по старинному хлебосольному обычаю. Здесь важно другое: как внимательно – нежно любит Пульхерия Ивановна своего мужа, как заботится трогательно – ласково о нем. Она кормит его не только в промежутках между завтраком и обедом, обедом и ужином. Она кормит его и среди ночи.

«Но интереснее всего казались для меня старички в то время, когда бывали у них гости. Эти добрые люди, можно сказать, жили для гостей… Это радушие и готовность так кротко выражались на их лицах… Они были следствие чистой, ясной простоты их добрых, бесхитростных душ…». И это уже не только рассказ о гостеприимных старичках, за ними чувствуется автор, так нежно вспоминающий своих родителей.

Милые, добрые старички жили спокойною и уединенною жизнью, сидели на деревенском балконе, слушая, «когда прекрасный дождь роскошно шумит, хлопает по листьям, стекая журчащими ручьями», наблюдая появление радуги. Жили, никому не причиняя зла, не оскверняя своей любви ни грубым словом, ни предосудительными поступками. Даже такая деталь как огромная печь, которая была в каждой комнате (старики очень любили теплоту), олицетворяет собой долгую прожитую жизнь. Печь, создающая атмосферу уюта и особых, добрых, теплых отношений.

«Но самое замечательное в доме – были поющие двери. Я знаю, что многим очень не нравится этот звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрип дверей, тогда мне вдруг так и запахнет деревнею…». Звук, конечно, малоприятный, но он дорог, как память. Звук, исходящий оттуда, из малой родины, напоминающий о родительском доме, родителях. И этот звук очень дорог писателю. Благородна сыновняя память писателя, который хранит эти воспоминания. А мы получаем возможность шире, глубже понять писателя, подарившего нам незабываемых героев.

«….И боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний!». Какое ностальгически – трепетное чувство в этом восклицании.

Милые, добрые старички с их сундуками, ящиками, ящичками и сундучками, множеством узелков и мешочков с семенами, множеством клубков с разноцветною шерстью, лоскутками старинных платьев. Как дороги вы нам как память – воспоминание о наших бабушках, которые, как и вы, все собирают, хотя порой и не знают, на что оно потом употребится.

Как и Пульхерия Ивановна, наши бабушки верят, что черный кот, голос, зовущий позади, – не к добру.

Читаешь заново повесть, и вдруг захочется всмотреться не только в жизнь старичков, но и в свою собственную, вспомнить бабушек и дедушек своих, подумать о своем отношении к ним, родителям.

Но изменилась жизнь этого мирного уголка. Как трогательно изображены последние часы умирающей Пульхерии Ивановны! По-прежнему на «вы» просит она своего обожаемого Афанасия Ивановича выполнить ее последний наказ: «похоронить возле церковной ограды», «надеть платье серенькое».
Она уверена в том, что и после смерти будут они неразлучны, «мы скоро увидимся на том свете». Даже перед смертью не о себе думает Пульхерия Ивановна. Об одном только жалеет она, о том, что не знает, на кого оставить, кто посмотрит за ее обожаемым старичком.

Ни о душе своей думала бедная старушка, «она думала только о бедном своем спутнике, с которым провела жизнь и которого теперь оставляла она сирым и бесприютным». Не менее сильной была и любовь Афанасия Ивановича. Когда Пульхерии Ивановны не стало, когда увидел он, что пусто в его комнате, — «он рыдал, рыдал сильно, рыдал неутешно, и слезы, как река, лились из его тусклых очей». Эти страницы не нуждаются в комментарии.

И через пять лет не унесло время горя потери. «Я никогда не видал таких ужасных порывов душевного страдания, такой бешеной, палящей тоски..». Таков был накал безутешного горя Афанасия Ивановича. И таково авторское сострадание ему.

А через пять лет голос, услышанный Афанасием Ивановичем, был по душевному убеждению его голосом Пульхерии Ивановны, зовущей его к себе. Последним желанием Афанасия Ивановича было желание похоронить возле своей Пульхерии Ивановны.

Так просто и потрясающе художественно Гоголь связал в повести тему любви с темой смерти. Не разлучила и смерть героев, она сулит им новую встречу, потому что любовь живет вечно и за пределами смерти, в памяти тех, кого она изумила. В памяти Гоголя, а теперь – и нашей. Ничто не нарушило гармонии жизни старосветских помещиков. И в этой гармонии писатель видел смысл истории и судьбы России.

Барабаш Ю. Я. (Москва), доктор филологических наук, профессор, главный научный сотрудник ИМЛИ им. A. M. Горького РАН / 2013

Могу предположить, что кто-нибудь из присутствующих коллег мысленно (а быть может, и вслух) ответит на поставленные мною три вопроса тремя (а быть может, и более многочисленными) встречными: Что за новости? Какая еще драма? Откуда она взялась? Разве вы не знаете, не помните со школьной скамьи авторитетнейшую — пушкинскую! ея же не прейдеши - мысль, что гоголевская повесть есть «шутливая, трогательная идиллия »? И другое, почти столь же авторитетное, мнение: «две пародии на человечество» - неужто не усвоили?..

Отвечу: знаю, помню, усвоил... Уж к этому мы приучены с детства. Однако помню и пронзительные слова Александра Твардовского, пусть по другому поводу сказанные: «...но все же, все же, все же...» Да, все же : почитание авторитетных мнений не исключает права и не освобождает от обязанности иметь мнение собственное... Разве не так?

Несколько лет тому назад в этом же доме, на одном из наших Чтений, я говорил об одиночестве Гоголя в современной ему русской литературе. В ряду названных тогда причин этого одиночества (черты характера, судьба, иная ментальность, иная литературная традиция, особенный идиолект и др.) сегодня акцентирую одну из главных - непонимание , непонимание со стороны коллег, литературного окружения, даже самого доброжелательного. Уж как всем понравились с самого начала и забавная «малороссийская» экзотика, и бурлескный маскарад, и вообще весь этот яркий «колониальный китч»; затем примеряли «гоголевскую шинель», назначали главой «школы», изобретали «гоголевское направление», - но по-настоящему не понимали, или понимали не все и не так...

Даже чуткий, «всемирно отзывчивый», по выражению Достоевского, Пушкин в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» увидел только «настоящую веселость», только описание «племени поющего и пляшущего», а ведь он хотел похвалить, поддержать «молодого автора»! «Сорочинскую ярмарку» поэт, похоже, просто не дочитал до конца, ибо умолчал о резко контрастирующей с тональностью всей повести сцене фантасмагорического танца охмелевших старушек, «на ветхих лицах которых веяло равнодушие могилы», не услышал трагического звучания финала, конгениального бетховенскому мотиву Рока, теме стучащей в дверь Судьбы... Как не услышал ее и в повести «Старосветские помещики», которую назвал «шутливой, трогательной идиллией», не заметив в ней той страшной пограничной черты, которая отделяет идиллию повседневного существования от вечной драмы смерти.

Что же до отзыва Белинского, то он куда круче пушкинского. «Неистовый Виссарион» и здесь неистов. Для него герои повести - «две пародии на человечество», «актеры... глупой комедии», «жалкие получеловеки», прожившие «жалкую жизнь», жизнь-«гадость», жизнь «животную», «уродливую», «карикатурную». Он не отрицает, что в рассказе об этой жизни есть некое не понятное ему «очарование», заставляющее читателя рыдать «с Филимоном о его Бавкиде», но природа и сущность явления остаются для него загадкой. Как можно жалеть этих двух никчемных старичков, недоумевает критик, почему, с какой стати даже ему самому жаль Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну, которые ничем не замечательны, а всего только «пьют и едят, едят и пьют, а потом, как водится исстари, умирают»? А ведь что такое эта простейшая, вроде бы даже примитивная, окрашенная злой иронией триада - пьют, едят, умирают ? Ведь она в данном случае есть не жалкая цепочка «жалкой жизни» двух стариков, она отражает танаталогический вектор человеческого существования как такового, его изначальную трагическую абсурдность, которую Гоголь, в отличие от Белинского и даже Пушкина, ощутил, почувствовал, «угадал» чутьем гениального художника задолго до экзистенциализма, в том числе его предтечи и пионера Серена Кьеркегора, своего современника. Недоумевающий Белинский сердится на Гоголя, чуть не заставившего его плакать о стариках, он не понимает, что его (и каждого и нас) жалость по отношению к двум «существователям» - это латентный страх предчувствия и ожидания собственной смерти, это, в сущности, жалость к самому себе, исполненное трагизма постижение драмы собственного существования с его неизбежным финалом. Через много лет, в своем «Завещании», открывающем «Выбранные места из переписки с друзьями», Гоголь выразит это чувство словами: «...соотечественники! страшно!.. Замирает от ужаса душа при одном только предслышании загробного величия...» (VIII, 221).

(Небольшое отступление для читателя. Не знаю, обратил ли он внимание на мелькнувшее выше слово «существователи», с давних лет запавшее в наши вечно школярские головы. Я не случайно и не просто по инерции употребил его, а лишь как повод спросить себя и коллег: не пора ли нам перестать эксплуатировать эту юношескую метафору Гоголя из письма Герасиму Высоцкому, где амбициозный лицеист хочет щегольнуть остротой суждений перед старшим товарищем, уже живущим в столице, о которой сам еще только мечтает? Ведь с философской точки зрения, в экзистенциальном, а не ерническом смысле, мы все в конечном счете «существователи», и это не обидный ярлычок, а лишь констатация факта нашего существования-в-мире ).

Вернусь к пушкинской характеристике повести как «шутливой, трогательной идиллии». Справедлива ли она? Рискну сказать: и да, и нет.

Да, безусловно трогательны (именно трогательны, слово найдено) взаимоотношения Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, взаимоотношения, которые, право же, только эмоциональная глухота может позволить критику назвать привычкой , а не истинной любовью. Но вот другое определение - «шутливая». Это сказано о повести, кульминация которой - смерть. Согласимся, довольно странное сближение понятий... Конечно, и сам Афанасий Иванович иногда не прочь пошутить: чего стоят его разговоры о намерении «пойти на войну», вызывающие досаду у Пульхерии Ивановны, в таких случаях «Афанасий Иванович, довольный тем, что несколько напугал Пульхерию Ивановну, смеялся, сидя согнувшись на своем стуле» (II, 26). Дает ли это основание считать всю повесть «шутливой»? Ведь Афанасий Иванович (позволю и я себе пошутить) не читал «Старосветских помещиков», он шутит и смеется, не зная, не догадываясь о трагическом финале повести, но Пушкин-то читал и знает, что же его «заставляет смеяться сквозь слезы грусти и умиления»? Похоже, что инерция поиска той «веселости», которая в свое время подкупила его в «Вечерах на хуторе», показалась едва ли не главной чертой гоголевского таланта. А что же автор (точнее, рассказчик) повести? Уж ему-то слишком хорошо известен ее финал, поэтому даже там, где речь идет об и впрямь не лишенных комизма сторонах быта супругов, об их смешных стариковских привычках, о царящем в доме культе еды, - даже там тональность повествования никак не назовешь шутливой, доминирует скорее добродушная, с оттенком грусти и печальных предчувствий, улыбка.

И третье пушкинское определение - идиллия . Что ж, может быть, может быть... но только если иметь в виду сугубо «личное» пространство жизни супругов, мир, ограниченный частоколом, окружающим их усадьбу; в этом случае параллель с Филемоном и Бавкидой вполне уместна. Но задумаемся: а что за этим частоколом? Пусть интересы и желания хозяев усадьбы, по словам повествователя, давно не перелетали через него (хотя это не совсем так, вспомним, что Афанасий Иванович всегда подробно расспрашивал заезжего гостя, выказывая «большое любопытство и участие» к его жизни), - пусть даже так, но нам-то, читателям, ничто не мешает заглянуть за этот частокол и за завесу времени. Попробовать вписать идиллию нынешней экзистенции героев в рамки далеко не идиллической реальности их эпохи.

О прежней жизни каждого из четы Товстогубов мы знаем очень мало. О Пульхерии Ивановне только давний романтический эпизод побега от жестоких родственников, препятствовавших ее браку с Афанасием Ивановичем, что, между прочим, свидетельствует о незаурядности натуры (как, кстати, и то спокойное мужество, с которым она встречает свою смерть). Не много известно нам и о молодости Афанасия Ивановича, но то, что известно, наталкивает на размышления. Не говорю об эпизоде с похищением Пульхерии Ивановны, когда Афанасий Иванович проявил себя, по словам повествователя, «молодцом». Есть в рассказе о его прошлом момент более важный.

Я имею в виду оброненное вскользь упоминание о службе Афанасия Ивановича «в компанейцах». На нем редко задерживают внимание, дело обычно ограничивается чисто справочным комментарием. А между тем этот факт биографии Афанасия Ивановича вносит и в его образ, и в рассказ о судьбе четы Товстогубов в целом совсем новый и более чем существенный момент. В тексте и, главное, в под тексте повести открывается, наряду с экзистенциальным измерением, измерение конкретно-историческое.

Компанейские или «охочекомонные», полки - это украинские добровольческие воинские формирования XVII-XVIII вв. на Левобережье, если угодно, нечто среднее между гетманской охраной, национальной гвардией и внутренними войсками. Это было одно из последних, так сказать, предзакатных явлений национальной автономии, планомерно и жестко, вопреки переяславским договоренностям, искореняемой Петербургом. После того, как Екатерина II в 1764 г. упразднила гетманство, компанейские полки каким-то чудом сохранялись еще на протяжении целых десяти лет. Но в 1776 г., вслед за разрушением годом раньше Запорожской Сечи, перестали существовать и компанейцы - эти рудименты гетманщины были преобразованы в регулярные части русской армии. Точка была поставлена. С украинскими вольностями, всякими гетманами, майданами (а там, упаси Бог, и «оранжевыми» безобразиями) было покончено навсегда, - так думали тогдашние властители. (Как, впрочем, и нынешние).

Вернусь к повести. Из того факта, что Афанасию Ивановичу в результате преобразований был присвоен офицерский чин секунд-майора, можно сделать вывод, что он и в компанейцах входил в старшинский состав, а значит, принадлежал к казацко-шляхетскому сословию, по словам рассказчика, к одной из «старых национальных» и «богатых» фамилий . (О том же говорит и фамилия Товстогуб, вряд ли случайно соотносимая с Лизогубами, видным украинским казацко-старшинским родом, с которым Николай Васильевич был связан через бабушку Татьяну Семеновну). Именно этому сословию, составлявшему становой хребет нации, Петербургом был вынесен исторический приговор, оно перестало существовать. Молодой Афанасий Иванович, подобно тысячам таких, как он, оказался в «пограничной ситуации». Можно было продолжить военную карьеру в царской армии, но этот вариант не привлек Афанасия Ивановича, судя по тому, что он о нем «почти никогда не вспоминал». Не было речи и о государственной службе, хотя чин секунд-майора относился к VIII классу и приравнивался к чину коллежского асессора, который давал в то время гражданскому лицу право на потомственное российское дворянство; по этой стезе Афанасий Иванович также не пошел. Мотивацию такого решения находим у повествователя: спокойная интонация прерывается вспышкой гнева и презрения, адресованных «тем низким малороссиянам, которые выдираются из дегтярей, торгашей, наполняют, как саранча, палаты и присутственные места, дерут последнюю копейку с своих же земляков, наводняют Петербург ябедниками, наживают наконец капитал и торжественно прибавляют к фамилии своей, оканчивающейся на о, слог въ». И далее: «Нет, они (Товстогубы. - Ю. Б. ) не были похожи на эти презренные и жалкие творения, так же как и все малороссийские старинные и коренные фамилии» (II, 15).

В этом гоголевском монологе интересна трансформация семантической функции таких понятий, как «малороссияне», «малороссийские». Гоголь, употребляет их в общепринятом в ту пору значении, как синонимы еще не вошедших в широкий (тем более - в официальный) обиход понятий «украинцы», «украинские». Но если там, где речь идет о «старинных и коренных фамилиях», эта синонимия семантически нейтральна, не несет отрицательной нагрузки, то слово «малороссияне» в сочетании с эпитетом «низкие» и в общем контексте высказывания обретает иную, отчетливо негативную окраску. Объективно, вне зависимости от намерений автора, эти гоголевские размышления, как и более позднее разделение Шевченко в 1843 г. понятий «Украина» и «малороссия» (именно так, с маленькой буквы), стали своего рода пролегоменами к разработанной украинской нациологической мыслью и публицистикой ХХ века, концепции «малороссийства» как национального отступничества. Другое дело, что Гоголь ни тогда, ни потом не догадывался, что вирусом «малороссийства» заражена и его собственная «старинная и коренная фамилия», и он сам, что его «родовой патриотизм» (выражение А. Белого), легко угадывающийся в подтексте процитированного высказывания, вообще в ранних сочинениях украинского цикла, быстро развеялся в холодном имперском пространстве... Но разве он был один такой, разве не стали «малороссами» представители отнюдь не менее старинных украинских фамилий - все эти Трощинские, Разумовские, Безбородки, Кочубеи...

А вот Товстогубы не стали. Афанасий Иванович не пошел ни на военную, ни на гражданскую службу, оставшись формально отставным секунд-майором, по сути - бывшим компанейцем. Получил ли он российское потомственное дворянство, на которое имел право по своей родословной («старинной», «коренной»)? О его хлопотах (а тут нужны были хлопоты, и немалые, вспомним, как это было у Афанасия Демьяновича Гоголя-Яновского, тоже, кстати, отставного секунд-майора) - о хлопотах Афанасия Ивановича по этому делу мы ничего не знаем. Скорее всего, он так и остался украинским шляхтичем, хотя в новых условиях это уже не имело никакого значения и никого не интересовало. Кроме самого Афанасия Ивановича.

Всем карьерным соблазнам имперской системы, всем ее, по выражению Карамзина, «новым прелестям, или выгодам», Афанасий Иванович (повторю: как и тысячи его земляков и собратьев по исчезнувшей казацко-гетманской Атлантиде) предпочел тихую старосветскую жизнь с Пульхерией Ивановной за своим частоколом. Да, он не оказывал сопротивления порядкам, насаждаемым Екатериной II (хотя обратим внимание на портрет Петра III, висевший в доме, - к чему бы это?), не воевал с ними, он их просто игнорировал, оставаясь самим собой, человеком эпохи гетманщины. Да, жизнь старосветской четы более чем скромна, чтобы не сказать - убога, с точки зрения высокой духовности и прогрессивных веяний времени, это жизнь, или скорее «доживание», «уходящей натуры», представителей национального сословия, надломленного, отброшенного на обочину истории. Но сами ли они выбрали для себя такую жизнь и не чуждая ли политическая сила, не северный ли сосед, именующий себя «старшим братом», обрекли их на эту судьбу?

Вот чего не мог понять, вот по поводу чего недоумевал Белинский, причем не только в силу своего доктринерства, но еще и в силу едва ли не патологического, чисто имперского (что, казалось бы, не должно было сочетаться с его так называемым «революционным демократизмом», однако ведь сочеталось же!) и впрямь «неистового» неприятия украинства, безнадежного непонимания и незнания его, да и нежелания знать.

Гоголь, в отличие от Белинского, знал и понимал; и выказал это знание и понимание именно в «Старосветских помещиках», а не в «Ночи перед Рождеством» с ее сусальной сценой, где запорожцы называют «мамой» своего заклятого врага и губителя - императрицу. Знал, и понимал, и глубоко чувствовал, и со-чувствовал... Случайно ли, что не о Москве, не о Петербурге (побывать в котором - «тягостная даже мысль»), а о «старинных малороссийских помещиках», их скромном, ветшающем доме и старосветском быте вспоминает он прежде всего в Риме, так властно влекущем его своей патриархальностью, неизменностью, застылостью во времени (письма к А. Данилевскому от 15 апреля 1837 г., к М. Балабиной от 3 сентября 1839 г.) И там и там Гоголь находит близкую ему модель гармоничной патриархальной цивилизации, которую он противопоставляет цивилизаторской суете современности, ту, по определению Д. Чижевского, «идеологическую идиллию» (не «шутливую», как у Пушкина, и тем более не сатирическую пародию, как у Белинского), в которой ему открывается великий культурно-философский и историософский парадокс: «значение нации отжившей, и отжившей прекрасно, относительно живущих наций» (письмо С. Шевыреву от 1 сентября 1843 г.).

Здесь, на мой взгляд, ключ к гоголевской повести. Если перед нами не драма такой нации, отраженная в судьбе «национальной» фамилии Товстогубов, то что же тогда назовем драмой?

Закончу ритуальной оговоркой.

Высказанные мною суждения, разумеется, ни в коей мере не претендуют на исчерпывающий анализ «Старосветских помещиков». Я исходил лишь из права на свое - быть может, субъективное - прочтение повести и такое же ее истолкование. Не более того. Впрочем, и не менее.