Мне отмщение аз воздам анна каренина. Анна Каренина». Смысл эпиграфа. Трагедия женщины в конфликте с сословной моралью. Проповедь труда и любви. Главные герои романа

В данном материале представлено исследование роли эпиграфа в романе Л.Н. Толстого "Анна Каренина". Статья может быть полезна при изучении романа в старших классах, а также при изучении роли эпиграфа в литературных произведениях.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Смысл эпиграфа «Мне отмщение и Аз воздам» в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина»

ЭПИ́ГРАФ

(греч. epigraph – надпись)

1) в античной Греции надпись на памятнике.

2) В европейской литературе помещённое после заглавия произведения и предпосланное тексту или его структурно выделенной части (главе, тому) краткое высказывание, смысл которого приоткрывает читателям содержание следующего за ним повествования. Эпиграф указывает на тему произведения, подчёркивает его основную идею, выделяет важные обстоятельства сюжетного действия. Чаще всего эпиграфом оказывается точно или неточно цитируемое чужое изречение (фрагмент произведения автора-предшественника, крылатая фраза), однако им может служить и собственное авторское высказывание. Эпиграфы отличаются афористичностью, лаконизмом.

[ Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. - М.: Росмэн. Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006 ].

Для формирования читательской установки важен не только эпиграф, но и его происхождение; временная, пространственная, социокультурная, персонологическая отдаленность источника.

Эпиграфом к своему роману «Анна Каренина» Л.Н. Толстой выбрал слова из Нового Завета. Послание к Римлянам апостола Павла, гл. 12, ст. 19: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».

Эпиграф этот имеет свою историю. В.А. Жданов в своей работе «Творческая история «Анны Карениной» подробно останавливается на ней. Он пишет, что замысел введения эпиграфа впервые отражен на листке с отдельными записями к роману. Среди них запись: «Мщение Мое». В четвертой неполной редакции романа появился эпиграф: «Отмщение Мое». Вероятно, по памяти Толстой процитировал начало библейского изречения: «У меня отмщение и воздаяние» (Второзаконие, гл. 32, ст. 35). А работая над восьмой редакцией первой части романа, Толстой дополнил эпиграф: «Мне отмщение, и Аз воздам», т. е. привел текст Евангелия из Послания апостола Павла к римлянам (гл. 12, ст. 19), но ввел союз и (канонический текст: «Мне отмщение, Аз воздам»). Вернее всего Толстой вписал его по инерции, быть может помня союз и в библейском тексте. Вряд ли можно безоговорочно утверждать, как это делает Б. М. Эйхенбаум, что первоначально это библейское изречение Толстой взял из книги Шопенгауера «Мир как воля и представление». Сочинение Шопенгауера Толстой читал в 1869 г., а Библия, Евангелие, Послание апостола Павла, которые Толстой отлично знал и до того, были у него в руках как раз в семидесятые годы, когда создавалась и печаталась «Азбука» с четырьмя славянскими книгами для чтения, в каждую из которых входили отрывки из Библии и Евангелия.

Итак, эпиграф - знак, отсылающий читателя к исходному тексту, актуализирующий в его сознании воспоминания и сложные ассоциации между двумя произведениями. Эпиграф «Мне отмщение и Аз воздам» отсылает нас, читателей и исследователей, к Посланию апостола Павла, в котором также содержится отсылка к ветхозаветной Пятой книге Моисея. Во Второзаконии (глава 32, стих 35) мы читаем: «У Меня отмщение и воздаяние, когда поколеблется нога их…».

Как же следует понимать слова апостола Павла, к которым отсылает нас Л.Н. Толстой?

Феофилакт Болгарский в «Благовестнике» [ книга 3 , М., 2002, 110-111 ] трактует этот стих так: «Дайте место гневу Божию в отношении к обижающим вас. Если вы мстите сами за себя, то Бог не будет мстить за вас; а если вы простите, то Бог отомстит строже».

Подробнее эта мысль развита в «Толковании Послания святого апостола Павла» [ Творения Феофана Затворника, М., 1879, 239-242 ]: «… более всего должно обратить внимание на выставляемое здесь побуждение к неотмщению, именно – предание дела суду Божию. Есть отмститель правды – Богъ. Он воздаст, если должно. Гнев Божий есть праведное Его воздаяние: ибо у Бога нет гнева, а есть праведное воздаяние, которое кажется гневом тому, кто подвергается ему».

Мне отмщение, Азъ воздамъ, глаголетъ Господь - «Бог сам на себя берет дело отмщения. Не вмешивайтесь в сие дело, говорит как бы Он, Я сам воздам. Вы не сумеете сделать это как должно. По вашему сейчас надо отмстить, а по лучшему порядку, лучше отложить отмщение, или на время, или совсем. Можно обойтись и совсем без отмщения: обидевший сам придет в чувство и исправит свою неправду; а это гораздо лучше. Сделай ему теперь отмщение, и он паче ожесточится. Я послал эту тебе напраслину за твои неправды и твои грехи, чтоб избавить тебя от будущего воздаяния. У Меня все направляется к тому, чтобы из всего всем выходило благо, - не временное, а вечное, не земное, а небесное, не видимое, а духовное».

Таким образом, слова Мне отмщение и Аз воздам мы понимаем как призыв к неотмщению, призыв не судить ближнего, не отвечать злом на зло, ведь только у Бога есть право мстить и воздавать. Отмщение – не для человеческого суда.

Интересно рассмотреть толстовский эпиграф и с точки зрения языка. Современному читателю местоимение МНЕ представляется в форме дательного падежа. Это вносит иные смыслы в трактовку. Однако в старославянская форма МНЕ соответствует современному Родительному падежу со значением принадлежности! (ср. ст\сл. Во веки веком – сря во веки веков). Т.е. следует читать так: отмщение у меня, от меня идущее = мое отмщение. Так, становится понятны слова Господа, где указывается на принадлежащее Ему право отмщения и воздаяния.

Слово отмщение восходит к слову МЕСТЬ - Родственно лтш. miju "менять", др.-инд. mḗthati, mitháti "бранится", mithás "взаимно чередующийся", авест. mi ϑ a- "превратный, ложный", лат. mūtō, -ārе "менять", mūtuus "обоюдный, взаимный", гот. misso ̂ нареч. "друг друга", missa-dēÞs "злодеяние". [ Фасмер. Этимологический словарь русского языка ]. Очевидна, отрицательная коннотация.

Аз – старославнское местоимение 1 лица ед.ч., соотв. совр. Я. В современном языке имеет книжную окраску,

ВОЗДАТЬ, (книжн. ритор.). 1. что. Дать, оказать, предоставить (в отвот, в вознаграждение за что-н.). Воздать честь кому-н. Воздать справедливость. Воздать должное по заслугам. 2. чем за что. Отплатить. Воздать добром за зло. [ Словарь Ушакова ].

Обратим внимание, что в каноническом тексте отсутствует союз И. Л.Н. Толстой вводит его. Для чего? Таким образом, автор уходит от точного цитирования, как бы приближая священный текст к повседневной речи: теряется четкость и безусловность канонического «Мне отмщение, Азъ воздам». Каждый герой как бы может на себя «примерить» это изречение, взять право суда. Вместе с тем отмщение и воздаяние благодаря соединительному союзу, выражающему равноправные отношения, ставятся на одну ступень. В художественном мире Толстого отмщение и воздаяние будто сливаются. Отсюда, как нам кажется, и особая «живая жизнь» в романе: добро не всегда побеждает сразу, одним героям все сходит, другие же жестоко караются высшими силами.

Безусловно, без понимания значения эпиграфа невозможно адекватное восприятие основных идей произведения Толстого. Об эпиграфе "Мне отмщение, и Аз воздам" к роману "Анна Каренина" писали все, кто писал о романе (причем речь шла главным образом лишь о судьбе Анны Карениной), пытаясь разгадать его суть. Однако вопрос о смысле эпиграфа применительно к роману до сих пор остается дискуссионным.

Жданов в своей работе приводит такой случай. Спустя почти тридцать лет после окончания «Анны Карениной», Толстой получил письмо от двух девочек, учениц шестого класса из Вологды. Они спрашивали, «в каком отношении к содержанию романа „Анна Каренина“ стоит эпиграф: „Мне отмщение, и Аз воздам“», и высказали, как они понимают его: «Мы думаем так: что человек, нарушивший нравственные правила, будет наказан». На конверте их письма от 29 октября 1906 г. Толстой надписал: «Вы правы».

Неужели школьницы угадали смысл эпиграфа?! Вероятно, нет. Ведь если внимательно прочитать текст романа, то можно увидеть даже противоречие их смелой мысли: Стива и Бетси Тверская безнаказанны за то моральное нарушение, за которое Анна погибает.

Нам представляется целесообразным обратиться непосредственно к мнениям писателей, критиков и литературоведов по поводу эпиграфа к роману Толстого, чтобы ярче высветить свое понимание библейского эпиграфа.

По-своему понял этот эпиграф Достоевский , посвятивший в "Дневнике писателя" за 1877 год "Анне Карениной" не одну главу. Автор "Преступления и наказания" видит в романе Толстого новое решение старого вопроса о "виновности и преступности людей ". Отметив, что мысль Толстого выражена "в огромной психологической разработке души человеческой, с страшной глубиною и силою, с небывалым доселе у нас реализмом художественного изображения", Достоевский пишет: "Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что ни в каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой и что, наконец, законы духа человеческого столь еще неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределенны и столь таинственны, что нет и не может быть еще ни лекарей, ни даже судей окончательных, а есть тот, который говорит: "Мне отмщение, и Аз воздам". Ему одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека" (Т. 25. С. 201-202).

Достоевский переводит проблематику романа из социальной в философскую и видит причину трагедии Анны Карениной в ее натуре. Автор "Преступления и наказания" считает возможной трагедию героини романа Толстого в любом обществе, так как зло и грех таятся в человеческой природе изначально, а не возникают лишь под влиянием окружающей обстановки. В такой трактовке социально-психологический роман Толстого стал напоминать философский роман Достоевского, который, указав на вечную загадочность и таинственность человеческой души, признает только Бога в качестве единственного морального воздаятеля, знающего судьбу и потому могущего судить людей.

Для Достоевского важно, что человек «... не может браться решать ничего... с гордостью своей непогрешности...», потому что «... он грешник сам...» (Т. 25. С. 202).

Но выход из создавшегося для Анны положения Достоевский видит во всепрощении, "... милосердии и любви". Этот выход "... гениально намечен поэтом в гениальной сцене романа еще в предпоследней части его, в сцене смертельной болезни героини романа, когда преступники и враги вдруг преображаются в существа высшие, в братьев, все простивших друг другу, в существа, которые сами, взаимным всепрощением сняли с себя ложь, вину и преступность, и тем разом сами оправдали себя с полным сознанием, что получили право на то" (Т. 25. С. 202).

Однако следует помнить, что то была сложнейшая ситуация лишь на фоне возможной смерти Анны, когда враги простили друг друга и полюбили истинной христианской любовью. И Толстой, понимая это, показывает, что в повседневной жизни герои не могут жить по христианским заповедям.

Свою трактовку значения эпиграфа к роману предложил А.А. Фет. "Толстой указывает на "Аз воздам", - пишет Фет в своей статье об "Анне Карениной", - не как на розгу брюзгливого наставника, а как на карательную силу вещей". В начале статьи он поставил стихи Шиллера: "Закон природы смотрит сам за всем..."

При такой трактовке романа как «строгого неподкупного суда всему нашему строю жизни» эпиграф получает новое, скорее философско-историческое, чем нравственно-философское значение - как указание на приближающийся «страшный суд» над целым строем жизни. Толстой был знаком с такой трактовкой идеи возмездия в его романе, имея в виду слова Шиллера о «законе природы», и был с ней согласен: «Сказано все то, что я хотел сказать».

Обвинительной точки зрения придерживались современники Толстого - Р. В. Иванов-Разумник и М. С. Громека. Долгое время литературоведение было согласно с их позицией, так как сам Толстой удостоил авторизации статью Громеки о романе «Анна Каренина». В беседе с Г. А. Русановым (1883 г.) Толстой назвал эту статью «превосходной»: «Он объяснил то, что я бессознательно вложил в произведение. Прекраснейшая, прекраснейшая статья! Я в восхищении от нее. Наконец-то объяснена «Анна Каренина!» Поэтому мы уделяем большое внимание позиции Громеки , так как последующее литературоведение во многом повторяло оценки этого критика.

Так, Иванов-Разумник отождествлял значение эпиграфа и романа и сводил все темы "Анны Карениной" к узкой теме, выраженной в эпиграфе: "главная тема, главный смысл "Анны Карениной", все значение грозного эпиграфа" заключается в том, что "человек не может строить своего счастья на несчастии другого... Анна сделала этот шаг, - и вот за это-то "Мне отмщение, и Аз воздам..."

Но сведение всей сложной и широкой проблематики романа к одной теме, заключенной в эпиграфе, было бы обеднением смысла "Анны Карениной", этого романа "широкого дыхания". Значение эпиграфа распространяется не только на Анну Каренину, но и на всех персонажей романа, и идейное содержание произведения гораздо шире предложенного Ивановым-Разумником толкования эпиграфа.

Подобно Иванову-Разумнику, М.С. Громека считает, что "нельзя разрушить семью, не создав ей несчастья, и на этом несчастье нельзя построить нового счастья". [ Громека. Курс лекций, 1893 ].

Это суждение верно лишь в принципе, но применительно к героине романа Толстого не охватывает всей ее трагедии. Шевцова в своей диссертации полемизирует с точкой зрения Громеки: Анна несчастлива не только оттого, что сделала несчастными Алексея Александровича и Сережу, но и потому, что, полюбив Вронского и порвав с Карениным, нарушила общечеловеческие нравственные законы. Анна, уйдя к Вронскому, совершает "прелюбодеяние": "И если жена разведется с мужем своим и выйдет за другого, прелюбодействует". При этом в Ветхом и Новом Завете по-разному относятся к прелюбодеице. Так, во Второзаконии Моисей заповедал побить камнями женщину, уличенную в прелюбодеянии, а в Евангелии от Иоанна Иисус Христос не осуждает грешницу, потому что среди книжников и фарисеев, которые привели ее к Нему, не оказалось безгрешного человека ("Кто из вас без греха, первый брось на нее камень"). [ Шевцова Диана Михайловна. Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы") : Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 Н. Новгород, 1997 201 с. РГБ ОД, 61:98-10/298-1 ]

Очень долгое время исследователи анализировали трагедию Карениной исключительно со светской стороны, тогда как Швецова рассматривает ее со стороны духовной, канонической.

Обращаясь вновь к анализу статьи Громеки, мы не можем не согласиться с его мнением о том, что существуют "законы человеческого духа" "... и от воли человека зависит согласоваться с ними и быть счастливыми или переступать их и быть несчастными". Этим высказыванием Громека признает то, что человек сам волен выбирать путь преступления или согласования с "законами человеческого духа".

Нельзя согласиться и с мыслью Громеки о том, что Анна, разрушив свою семью с Карениным, пошла против мнений света и не смогла выдержать его изоляцию и осуждение: "Нельзя игнорировать общественное мнение вовсе, потому что, будь оно даже неверно, оно все же есть неустранимое условие спокойствия и свободы, и открытая с ним война отравит, изъязвит и охладит самое пылкое чувство". Как раз общественное мнение меньше всего волнует Анну, когда в предсмертном монологе она задумывается о своей будущей жизни. Она не видит возможности стать по-настоящему счастливой в себе самой. Поэтому одно только общественное мнение, являясь лишь катализатором пагубного развития ее чувств, не могло привести героиню к самоубийству (так, у нее даже не возникло мысли о самоубийстве после знаменитой сцены в ложе петербургского оперного театра, где общественное мнение открыто высказала мадам Картасова: "Она сказала, что позорно сидеть рядом со мной", - "вскрикнула" Анна, рассказывая Вронскому о происшествии в театре.

Да, действительно, одним из значений эпиграфа "Мне отмщение, и Аз воздам" было то, что люди не могут судить других людей, потому что сами не менее грешны, чем осуждаемые. Исходя из эпиграфа, человека может судить только Бог, а им, в понимании Толстого, может быть "вечный нравственный закон", находящийся в душе каждого человека.

Несомненно, в творчестве Толстого есть услышанный Вересаевым мотив "живой жизни", протестующей против всякого нарушения природы, естественности, правды. Но Вересаев не ставил вопрос о наказании человека, нарушившего общечеловеческие законы морали, а не только закон своей души, "собственного своего существа".

Д.С. Мережковский справедливо обратил внимание на то, что "величайшее из человеческих преступлений, казнимое немилосердною божескою справедливостью в духе Моисеева Второзакония - "Мне отмщение, Аз воздам" - для творца "Анны Карениной" есть нарушение супружеской верности.

В современном литературоведении, как и в предшествующей русской дореволюционной критике, продолжился разговор об эпиграфе к "Анне Карениной".

Так, Б. М. Эйхенбаум в статье "Толстой и Шопенгауэр" (1935 г.) доказывал, что эпиграфом к роману "Толстой, очевидно, хотел сказать не то, что Бог осудил Анну, а то, что он, автор, отказывается судить Анну и запрещает это читателям. Трактовка самоубийства Анны как наказания отпадает. Она - жертва, которую можно жалеть. Слова: "Мне отмщение, и Аз воздам" относятся не к Анне, а ко всем персонажам, ко всему роману в целом: к той неправде и лжи, к тому злу и обману, жертвою которых и гибнет Анна".

Таким образом, уже здесь Эйхенбаум отвергает обвинительную логику автора романа по отношению к своей героине и акцентирует внимание на толстовском приговоре светскому обществу, в котором разыгрывается трагедия Анны Карениной .

В своей книге «Лев Толстой. Семидесятые годы» Б. М. Эйхенбаум пишет: "Однако с точки зрения Толстого... Анна и Вронский все-таки виноваты... перед жизнью, перед "вечным правосудием". Они рабы своей страсти, своего эгоизма. Поэтому их любовь перерождается в страдание - в тоску, в ненависть, в ревность. ... Анна страдает и гибнет не от внешних причин - не от того, что общество ее осуждает, а муж не дает развода, но от самой страсти, от вселившегося в ее "злого духа". Страсть превратилась в борьбу - в "поединок роковой", выражаясь словами Тютчева.

Анна и Вронский стали подлежать собственному моральному суду ("вечному правосудию") только потому, что они, захваченные подлинной страстью, поднялись над этим миром сплошного лицемерия, лжи и пустоты и вступили в область человеческих чувств. ... Левин, тоже стоявший на краю пропасти, спасается, потому что живет всей полнотой жизни и стремится к осуществлению нравственного закона".

Но, продолжает Эйхенбаум, если "над каждым, кто оступился на своем пути, нависает грозное возмездие", то как же тогда быть с Бетси Тверской и прочими "профессиональными грешниками"? Этим Эйхенбаум выразил мысль Толстого о том, что в романах Толстого все отрицательные персонажи, лишенные нравственного чувства, в романах Толстого не мучаются, а все высоконравственные положительные герои страдают и подвержены собственному моральному суду.

Е.Н. Купреянова полагает, что причиной самоубийства Анны явилась не только светская травля, но и губительное развитие своих собственных чувств. Этот смысл и вложен Толстым в библейское изречение: "Мне отмщение, и Аз воздам" , поставленное эпиграфом к роману. Эпиграф далеко не объемлет всей широты и сложности того, что сказал и обрисовал Толстой в своем замечательном произведении. Религиозное представление о божественном возмездии в романе художественного воплощения не получает. Следовательно, библейский эпиграф следует понимать не в прямом, а в переносном смысле: не Бетси Тверской, не графине Лидии Ивановне и другим типичным представителям развращенной светской черни судить Анну" .

Нельзя не согласиться с мнением Купреяновой о том, что эпиграф не покрывает всех тем романа и его не всегда следует понимать в прямом смысле. Однако в эпиграфе звучит не только тема божественного возмездия, но и толстовская мысль о том, что человек, нарушивший нравственные заповеди христианства и осознавший это, наказывает себя сам. Поэтому в трактовке Купреяновой эпиграф действительно не получает художественного воплощения в романе.

Н. Н. Арденс писал: «Эпиграф Толстой понимал в гуманистическом духе. Он никому не угрожает и никому не обещает мстить. В нем он проводит мысль о том, что суд и осуждение человеческих поступков принадлежит Богу, но никак не людям. Вопрос о мести и "воздаянии" - это дело "Бога", но не людского суда и человеческого отмщения. ("Я воздаю" - т. е., мне принадлежит право отмщения, - один Бог только может судить, но не люди)».

Арденс верно отметил, что Толстой эпиграфом к роману хотел показать неправомочность людского суда и единственно возможный Божий суд, но как Толстой понимал Бога, Арденс не сказал.

Об этом написал позднее М.Б. Храпченко в книге «Лев Толстой как художник»: « Аз для автора "Анны Карениной" - это не просто Иегова и даже, пожалуй, совсем не Иегова, а добро, составляющее условие истинной жизни, те требования человечности, вне которых она немыслима ». Таким образом, Бог в представлении Толстого - это высший нравственный закон, заключенный в душе человека, и нарушение этого закона грозит человеку гибелью, исходящей от него самого.

Для Э.Г. Бабаева эпиграф был отражением нравственно-философской позиции Толстого в семидесятые годы: "Толстой задумывается над нравственной ответственностью человека за каждое свое слово и каждый поступок. И мысль эпиграфа состоит как бы из двух понятий: "нет в мире виноватых" и "не нам судить". Оба эти понятия совершенно отвечали внутренней природе эпического мышления Толстого. Возмездие, по мысли Толстого, было в ее (Анны) душе. Бабаев, раскрывая точку зрения Толстого, доказывает, что Анна наказывает себя сама, потому что осознала свое отступление от божеских законов нравственности, в частности заключенных и в Евангелии (полюбила Вронского и ушла к нему от Каренина, своего законного мужа, нарушив тем самым таинство брака, которым Бог соединяет двух людей).

На наш взгляд, заслуживает самого пристального внимания и точка зрения В.В. Набокова, который писал в "Лекциях по русской литературе": "Союз Анны и Вронского основан лишь на физической любви и потому обречен.... любовь не может быть только физической, ибо тогда она эгоистична, а эгоистичная любовь не созидает, а разрушает. Значит, она греховна". По мнению Набокова, эпиграф имеет два значения: «во-первых, общество не имело права судить Анну, во-вторых, Анна не имела права наказывать Вронского, совершая самоубийство» .

И. Ф. Еремина считает, что эпиграф несет в себе мысль о Божьем суде. Анна Каренина, нарушив христианскую заповедь о таинстве брака, сама превращает свою жизнь в ад. "Путь прелюбодеяния - это страшный, мучительный путь, приводящий к разбалансировке, дисгармонии личности, вслед за Евангелием повторяет Толстой. "Мне отмщение, и Аз воздам". Так завершилась великая любовь, не освященная законами христианской морали, построенная на чужом горе и несчастии и которая на наших глазах превратилась в борьбу полов, где каждый борется за себя, за свою власть над любимым".

Нельзя не согласиться и с точкой зрения Т. П. Цапко, которая считает, что "... эпиграф "Мне отмщение, и Аз воздам" выполняет роль ситуации-основы, создающей философско-религиозный подтекст на сюжетных линиях главных и второстепенных героев. Нарушение нравственного (божественного) закона ведет к постепенному забвению Бога, к безлюбовности, к сиротству, бессемейности, а значит, к восприятию мира как царства хаоса, от которого лишь одно спасение - смерть. Приход же к Богу равнозначен признанию целесообразности и гармоничности мироздания, наличия смысла и любви в жизни человека". Поэтому Т.П. Цапко связывает эпиграф с сюжетными линиями Анны и Левина и на их примере прослеживает утрату и обретение Бога как высшего нравственного закона в душе самого человека .

Ранчин: Но возможно и еще одно толкование. По речению Христа, «от всякого, кому дано много, много и потребуется» (Лк. 12: 48). Анне дано больше чем, не хранящим верность Бетси Тверской или Стиве Облонскому. Она душевно богаче и тоньше их. И с нее взыскано строже. Такое толкование соответствует смыслу эпиграфа к тексту первой законченной редакции романа. Когда в печати появилась седьмая часть "Анны Карениной", читатели и критики вспомнили об эпиграфе к роману. Многие подумали, что Толстой осудил и наказал свою героиню, следуя этому библейскому изречению. В дальнейшем критики склонялись не только к этой, обвинительной точке зрения, но придерживались и другой, оправдательной позиции, которую занимает Толстой относительно своей героини. Таким образом, критика видела в эпиграфе отражение позиции Толстого по отношению к Анне Карениной и решала вопрос: кто для нее автор – гениальный прокурор или гениальный адвокат?

«“Анне Карениной” нет одной исключительной и безусловной правды - в ней многие правды сосуществуют и одновременно сталкиваются между собой», - так истолковывает эпиграф Е. А. Маймин.

Мы рассмотрели типичные взгляды на смысл эпиграфа в романе «Анна Каренина». Из этого сопоставления видно, что одни исследователи считали, что Толстой осудил свою героиню, и сводили все идеи, заложенные в эпиграфе, к этой узкой проблеме. Другие исследователи понимали эпиграф более широко: как признание нравственных законов, неисполнение которых влечет за собой душевные страдания самого человека. Наша точка зрения близка широкому прочтению эпиграфа.

Как писал Толстой, мысль, выраженную эпиграфом, нельзя выделять особо, но надо рассматривать ее «в том бесконечном лабиринте сцеплений».

Опираясь на это замечание автора романа, мы относим значение эпиграфа ко всем героям романа следующим образом. Почти каждый герой романа берет на себя право судить ближнего. Однако мелочные герои-грешники судят только окружающих, а герои, которым «многое дано» (Анна, Левин, Каренин, Долли), судят и себя! Таким образом, они берут себе право судить и воздавать, руководствуясь внутренней моралью. У кого-то она высока, у кого-то убога. Мотив вины и суда проходит через все произведение.

Обратимся к тексту. Например, Лидия Ивановна судит Анну – лишает ее встречи с сыном, даже не представляя своей греховности: « Графиня Лидия Ивановна закрыла лицо руками и помолчала. - Если вы спрашиваете моего совета, - сказала она, помолившись и открывая лицо, - то я не советую вам делать этого.

Лидия Ивановна написала следующее французское письмо: "Милостивая государыня, Воспоминание о вас для вашего сына может повести к вопросам с его стороны, на которые нельзя отвечать, не вложив в душу ребенка духа осуждения к тому, что должно быть для него святыней, и потому прошу понять отказ вашего мужа в духе христианской любви. Прошу всевышнего о милосердии к вам ».

Судит Анну дама в театре: «Она сказала, что позорно сидеть рядом со мной».

Судит Анну и мать Вронского: « Да, она кончила, как и должна была кончить такая женщина. Даже смерть она выбрала подлую, низкую.

Нет, как ни говорите, дурная женщина. Ну, что это за страсти какие-то отчаянные. Это все что-то особенное доказать. Вот она и доказала. Себя погубила и двух прекрасных людей - своего мужа и моего несчастного сына ».

Эти женщины с убогой моралью берут на себя право судить Анну и воздавать ей.

Но и сама Анна судит, но по-другому. В начала романа она берется за примирение Стивы и Долли. И на вопрос последней о прощении она отвечает, судя, прежде всего, свою душу: « - Да, но ты простила бы?

Не знаю, не могу судить... Нет, могу, - сказала Анна, подумав; и, уловив мыслью положение и свесив его на внутренних весах, прибавила: - Нет, могу, могу, могу. Да, я простила бы. Я не была бы тою же, да, но простила бы, и так простила бы, как будто этого не было, совсем не было ».

После своего падание, разрыва с той высокой сердечной моралью, которая так привлекала в Анне, Каренина начинает судить окружающих. В первую очередь Вронского. По приезде из театра она восклицает: «Ты виноват во всем!». В конце романа к ней приход идея наказания возлюбленного: « Да, умереть!.. И стыд и позор Алексея Александровича, и Сережи, и мой ужасный стыд - все спасается смертью. Умереть - и он будет раскаиваться, будет жалеть, будет любить, будет страдать за меня ». «Нужно было одно – наказать его». С такими мыслями Анна бросается под поезд. И вот в последнее мгновение совей жизни вновь появляется настоящая Анна, с высокой моралью и верой в Бога. Только в момент смерти (как многие толстовские герои) ей открывается истина и она восклицает: «Что я делаю? Зачем? Господи, прости мне все!». Теперь Анна возвращает право суда над собой и всем и воздания Богу. Она просит о прощении! Тяжелый мучительный камень упал с ее души, камень этот – стать вне общепринятой морали и судить самой. Она сама пыталась воздать, это привело ее к смерти.

Однако, не трактовать эпиграф только относительно судьбы Анны. В поисках счастья и гармонии судит и Левин. Он уезжает в деревню после отвергнутого предложения и осуждает себя на возможность счастья. Левин считает себе неверующим. Потому в своей жизни он ищет основу для суда не в христианских заповедях. И находит ее в законе добра: « каждая минута ее (жизни) – не только не бессмысленна, какою была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее ».

Судит и Каренин свою неверную жену, но прощает ее! Он следует христианской заповеди по велению сердца.

Наказывает себя за смерть Анны Вронский, отправляясь на войну. Герой пытается воздать себе сам, желая погибнуть.

Органично вписывается в нашу точку зрения и слова о народе: « Унижениями, лишениями всякого рода народом куплено дорогое право быть чистым от крови и от суда над ближним ».

Таким образом , на наш взгляд, смысл эпиграфа Мне отмщение и Аз воздам в том, что герои романа берут на себя право суда над собой и над ближним. Соответственно они присваивают себе и божие право воздавать и мстить. Этот страшный путь ведет их к дисгармонии, непониманию, смерти.

Цитируя недословно, Толстой не только отсылает нас к священному тексту, но и позволяет своим героям «примерить» на себя эти слова. Эпиграф - один из способов диалогизации монолога, введения в него иной, неавторской точки зрения. И эпиграф у Толстого является как бы смысловым ключом к восприятию разных героев: одни способны лишь осудить других, другие осуждают и наказывают себя, прощают окружающих, приходят к вере в Бога.

Эпиграф, взятый из Библии, углубляет семантику романа, отражают принципы композиции произведения в целом, а также системы образов.

«Мне отмщение и аз воздам»

Эту фразу Толстой выбрал в качестве эпиграфа к своему роману. Она значит «На мне лежит отмщение, и оно придёт от меня» (я буду мстить, не вы). Эта фраза встречается в Ветхом Завете (Пятая книга Моисеева) и в Новом Завете (Послание к Римлянам апостола Павла, гл. 12, ст. 19): «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщения, Я воздам, говорит Господь».

С нравственной точки зрения мщение неправильно. Оно способствует распространению зла. Зло порождает зло, месть порождает большее зло. Христианская традиция учит прощать своих врагов и не мстить им. Мщение не приносит ничего мстителю.

В то же время действие порождает противодействие, и любое зло в итоге окажется наказанным. Однако не людям решать, кто в чём виноват.

В контексте романа это проявляется следующим образом. Никто не мстил Анне, её муж по-христиански её простил и пытался сделать ей хорошо. И казалось бы – Анна с тем, кого полюбила, никто не мешает их счастью, она должна быть счастлива с Вронским. Но они тревожны, несмотря на свою любовь они тяготятся друг другом, между ними царит тревожная атмосфера, они нервны, тревожны, ревнивы, недоверчивы друг к другу. В конечном счёте это выматывает Анну, она больше не в силах это терпеть, и она бросается под поезд.

Об эпиграфе к роману Толстого "Анна Каренина" писали практически все, кто писал о романе. Некоторые полагали, что Толстой, в соответствии с эпиграфом, осудил Анну Каренину (Р. В. Иванов-Разумник, М. С. Громека). Другие утверждали, что только Бог может быть судьей и карать Анну за нарушение общечеловеческих законов морали - за ее страстную, эгоистическую любовь к Вронскому (Ф. М. Достоевский, В. В. Вересаев, Д. С. Мережковский, Н. Н. Арденс, И. Н. Успенский, Е. А. Маймин, Ф. И. Кулешов, И. Ф. Еремина). Существовала такая точка зрения, что Анна сама наказывает себя за свои грехи, и слова эпиграфа относятся не к Карениной, а к светскому обществу, которое не вправе судить героиню (Б. М. Эйхенбаум, Е. Н Купреянова, В. Я. Линков, В.. В. Набоков). Б. М. Эйхенбаум, Б. И. Бурсов, Г. М. Палишева, Т. П. Цапко распространяли влияние идей эпиграфа на других героев романа. Н. Н. Гусев, М. Б. Храпченко, Э. Г. Бабаев, В. 3. Горная рассматривали религиозное значение библейского эпиграфа (в понимании Толстого).

Как же следует понимать слова апостола Павла, к которым отсылает нас Л.Н. Толстой?

Феофилакт Болгарский в «Благовестнике» [книга 3, М., 2002, 110-111] трактует этот стих так: «Дайте место гневу Божию в отношении к обижающим вас. Если вы мстите сами за себя, то Бог не будет мстить за вас; а если вы простите, то Бог отомстит строже».

Подробнее эта мысль развита в «Толковании Послания святого апостола Павла» [Творения Феофана Затворника, М., 1879, 239-242]: «… более всего должно обратить внимание на выставляемое здесь побуждение к неотмщению, именно – предание дела суду Божию. Есть отмститель правды – Богъ. Он воздаст, если должно. Гнев Божий есть праведное Его воздаяние: ибо у Бога нет гнева, а есть праведное воздаяние, которое кажется гневом тому, кто подвергается ему».

Слово отмщение восходит к слову МЕСТЬ - Родственно лтш. miju "менять", др.-инд. mḗthati, mitháti "бранится", mithás "взаимно чередующийся", авест. miϑa- "превратный, ложный", лат. mūtō, -ārе "менять", mūtuus "обоюдный, взаимный", гот. missô нареч. "друг друга", missa-dēÞs "злодеяние". [Фасмер. Этимологический словарь русского языка]. Очевидна, отрицательная коннотация.

Аз – старославнское местоимение 1 лица ед.ч., соотв. совр. Я. В современном языке имеет книжную окраску,

«Анна Каренина» носит всех удивляющий эпиграф: «Мне отмщение, и аз воздам». Об этом эпиграфе много спорили, многократно его истолковывали; Толстой не дал своего окончательного толкования.

Эпиграф часто рождается для того, чтобы не только окрасить эмоции читателя своими эмоциями, но и затем, чтобы оставить его в стране энергии заблуждения.

Толстой не знал, что он напишет.

Издаваться роман начал раньше, чем он был дописан.

Роман жил и изменялся. Изменялась Анна Каренина; изменялось отношение автора к тому, что он создает.

Эта женщина сперва невелика. Она красива, но красива по-обычному. Есть ищущий пути в жизни помещик, но нет широты будущего романа. Работа была начата для отдыха. Толстой хотел писать об обычном и сказать обычными словами. Вот это ему и не удалось. Он пришел к произведению после удач «Войны и мира»; но «Война и мир» началась с неудачи, с повести «Декабристы».

Мы знаем, дело обошлось.

Роман стал великим. Но это другое произведение, с другим названием, с другими действующими лицами.

Есть среднеазиатская легенда о том, как великий поэт, живший очень бедно, кончил свою эпопею (название забыл); когда он умер, из одних ворот выехала похоронная процессия, а в другие ворота проходила пышная процессия от шаха с поздравлениями и подарками.

Это как бы история о славе, о поздно приходящей славе.

Прекрасно, но неверно; или, скажем, верно, но есть другое, так же верно другое: поэт уходит из ворот уже вне славы. Он уходит, чтобы найти себе убежище от того, что называется славой, а слава отпечатана на листе, скажем, газеты; но во время Гомера газет не было, не было и славы.

Появляется имя «Анна Каренина» и отметка, что этот роман сделан на отдельных листочках, он как бы приложение. Он появляется в четырех вариантах.

Появляется и заглавие «Анна Каренина» и эпиграф: «Мне отмщение, и аз воздам».

Это неверная цитата. Такой цитаты найти нельзя в Библии.

Но есть как будто сходная мысль: «Мне отмщение, я воздам» («Послание к римлянам», 12.19).

В романе, когда умирает Анна Каренина, там, на железнодорожной платформе, рядом с которой проходят рельсы, так обозначается подчеркнутая смерть.

Старуха Вронская, про которую в романе написано, что она была очень развратна, женщина, что не знала преград в тихом разврате, графиня говорит про Анну: «…и тут-то она еще не пожалела его, а нарочно убила его совсем… смерть гадкой женщины без религии».

Анна Каренина испортила карьеру ее сына и даже поссорила его с матерью и погибла как-то нарочно.

Роман Толстого шаг за шагом освобождает женщину, которую он считал первой виноватой в семье Щербацких. Толстой как бы любил – он никого не любил, – этот Толстой выбирал в семье Берсов – Лизу, это было благонамеренно, потом Соню, это было лестно – он считал себя стариком.

В семейном романе Толстой любит Анну Каренину.

Так от ранее брошенной религии человек самостоятельно находит красный уголок, уже не связанный с религией.

Его освобождает усталость.

В своем романе он создает Анну Каренину с трудом; ему показалось сперва, что в ней есть что-то от Стивы Облонского, что она слишком «ком-иль-фо», что она напрасно умеет «забывать».

В романе своем писатель хотел полюбить Кити, младшую дочь сенатора Щербацкого. В выборе между Анной Карениной и Кити Толстой выбрал Кити, в жизни, а не во сне, и в этом как будто согласен с Вронским.

Хотя Вронский просто развлекался. Он поиграл в любовь, а она его поглотила.

Толстой выбрал Кити, но любит Анну Каренину.

Он оправдывает женщину.

Он расширил ее мир.

Хотя, может быть, он хотел женщиной заградить от себя мир.

И надо повторить: Алексей Максимович Горький говорил: странно, она умирает красивой, она ходила по Риму, но она Рима не видела. У него строчки нет о Риме, будто она его не видела.

Кити хорошая мать; у нее будет очень много детей; она рада тому, что свивает гнездо для будущей жизни; и она варит варенье в доме Левина, но по-своему, по-маминому.

Чтоб не огорчать мужа такими первыми новостями, Кити на свадьбе не думала, думал за нее муж; но зато она улыбалась.

Софья Андреевна была рада появлению романа, его успеху; за него огорчались герои «Крейцеровой сонаты» и, может быть, «Смерти Ивана Ильича», потому что портьеры, которые вешал Иван Ильич в своей квартире, совершенно точно такие же и подвешены именно так, с подхватом, как повесил их сам Л. Н. Толстой в том доме, который он построил; как и лестница, которую он сделал; все сделал для Кити, хороший дом. В меру богатый, но Толстой мог построить лучше.

И в этом скромном доме он нашел низкую, хотя и широкую комнату, в которой он на очень маленьком столике, огороженном решеткой, чтобы не падали листы, писал книгу разочарований.

Михоэлс говорил, что Толстой отвергал Шекспира, но повторил историю короля Лира.

Была большая семья, и мальчики хотели жить отдельно, по-своему, а девочки хотели выйти замуж; и, люди, которые делили плоды великого труда, они даже стеснялись, они даже жалели отца; но все было так обыкновенно.

Софья Андреевна, умная женщина, вела своих шестерых сыновей в узкий коридор обыкновенной жизни. Она уверена, что по-иному жить нельзя; но она добра.

Она поила Алексея Максимовича кофе, когда он приблудился к ней полубродягой, еще ничего не написавший.

Она инерция жизни.

Она отмщение, которое принадлежит старому миру. Он мстит за то, что ты его хотел победить в одиночку.

Одевши свои латы, взявши своего коня, человек питает жажду, чтобы его противник покарал его, как он карал многих.

* * *

Он сумел воскресить Катюшу Маслову. Он обследовал не менее десяти книг дворянских родословных, ища имена тех, что ушли из дому, потерялись.

Алексей, человек божий, покинул дом своих родных и потом пришел к ним так, чтобы они его не узнали.

И жил под лестницей.

Он нищим жил в родовом своем доме, снился во сне ему плач матери, которая думала, что его нет.

Большего, чем он сделал, никто не мог сделать.

Но все это было для него недостаточно.

И он показал мир, новый свет, дающийся не в пересказе; он был заядлым охотником, тружеником, он рождал людей, а мы их называем «типы», и посылал в мир, чтобы они в своей множественности увидели мир и рассказали ему, что это такое.

Сам он никогда не переиначивал мир. Он сознавал мир неустроенным, и, как кажется, в этом его задача; он населял его своими детьми, им созданными, а не рожденными, и здесь нет противоречия со строчкой, только что вами прочитанной.

Мы скажем, что он был несчастлив, хотя любой счастливый поэт, я думаю, каждый победитель поменялся бы с ним и взял бы его горе за его видение.

Он научил по-новому видеть мир. Он отодвигал людей от обычного: от религии, от войны, от жадности, от города; он не сделал их счастливыми, но он сделал их зрячими.

«Аз воздам».

Это было его отмщение за их сопротивление.

Но, поворачивая мир, не смог выйти он из его колеи.

Противоречия морали обычной и морали страсти даны уже в «Илиаде».

Когда Парис убежал от Менелая, мужа Прекрасной Елены, и пришел к жене, жена встретила его с негодованием.

Но Венера покровительствовала Парису, который дал ей яблоко.

Она дала ему пояс, пояс страстной любви, и они пошли в спальню.

Столкновение двух нравственностей дано здесь уже в сюжетной форме.

Причем вопрос решается по-разному.

В церкви у католиков жрец не должен иметь жены.

А апостол Павел в послании говорит только, что епископ должен быть «единой жены мужем».

Священник не имеет права вторично жениться.

Надо сказать, совсем коротко, о фарисеях.

Они понимаются неправильно.

Они берутся только как лгуны и мошенники.

В действительности они переход от старой культуры к новой культуре.

Они давали, – приходилось давать другое, смягченное толкование старых законов, которые уже противоречили новым установлениям.

Это «фарисейское» толкование законов.

Когда у Пушкина муж размышляет, что делать с женой, объявившей об измене, – замечать, не замечать, – он поступает как фарисей.

Эпиграф «Анны Карениной», его неточность связана с тем, что Библия живет – с оговорками, живет разночтениями.

Толстой – человек, который движется в разных эпохах нравственности, – он изменил смысл того закона, который объявлен в эпиграфе.

Но он его оставил, эпиграф, чтобы не объявлять – манифестацией – о появлении новой нравственности.

Между поломанным хребтом Фру-Фру, говорил Эйхенбаум, и смертью Анны ощущается какая-то связь.

Эта связь трагедии самого Толстого.

Толстой утверждал не то, что земля вертится, а солнце ходит, хотите – наоборот, а то, что всегда буду? нанимать рабочих; он утверждает свою позицию правдивого землевладельца.

Анализ поступков Толстого начинается с анализа поступка Наташи Ростовой, она хочет от одного любимого убежать к другому любимому.

Он сам хотел убежать к другой и, может быть, даже писал об этом, имя ее было Дьявол.

Вот один из разговоров, который скрепляет книгу.

«Энергию заблуждения» мы видим в любовных делах, в противоречиях любви Маяковского, Пушкина, Есенина; я сказал неточно, мы только чувствуем, что эти противоречия есть или должны быть.

Только сейчас мы можем понять силу взятого сюжета одной знаменитой картины – Иисус Христос освобождает женщину.

Дело еще и в том, что эпохи смены нравственности не являются утверждением отмены законов нравственности вообще.

Большие, крепкие, как не разрушенные солнцем льдины, они ломают друг друга, отрезают путь Нехлюдову и Катюше Масловой, которая ушла с Симонсоном.

Эти льдины можно сравнить с льдинами одной сломавшейся нравственности.

Эти льдины повторены видением Толстого и в тот весенний день, когда Нехлюдов ушел от Катюши Масловой, – в начале.

Это сюжетное решение.

Но даже Толстой потом заменяет это решение многими исторически не развернутыми показаниями евангелистов.

И мы уже приводили или еще приведем слова Чехова, он сказал, что надо еще доказать их историческую верность – из времени во время.

Этот спутанный, многоэпохный – пусть меня простят за это слово, оно точно, точнее не скажешь, – многоэпохный человек, человек многократного признания, признания славы, которой он добивался, признавший родовитость, признавший, призвавший новую систему нравственности – толстовство, и это было так же неточно, как сны, в которых соединены и не согласованы разноречивые решения дня.

Дрожжи бродят сусло, делают из него вино и по дороге разрывают, как говорит Библия, «старые мехи, в которые не надо наливать новое вино».

Мы знаем, что в мире млекопитающих самец оплодотворяет самку, но в мире рыб самка мечет икру, а самец оплодотворяет ее, уже рожденную икру.

Для того чтобы это сделать, оба покидают океан и поднимаются по крутым рекам, преодолевая не только пороги, но даже небольшие водопады.

Потом они делают свое дело, а когда оплодотворение совершено, они умирают.

Вот что называется сменой школ в литературе. Вернусь к началу. Эпиграф был написан раньше, чем дописан, или, что точнее, раньше, чем додуман и написан роман.

Одна из основных тем в «Севастопольских рассказах» – офицеры делят себя на аристократов и неаристократов. Каждая группка замкнута. Храбрые, прославленные офицеры гордятся, попадая в группу аристократов, которые считают себя выше, чем группа этих офицеров.

Разделенный мир страшен, потому что его деление ложно.

Поэтому они отчаянно защищаются. Это тема молодого Толстого, Теккерея, Диккенса. Не бог, а классовое общество казнит Анну Каренину изгнанием.

Или, скажем, круги ада.

Эпиграф «Мне отмщение, и аз воздам» взят из Библии; но он там повторяется и повторяется разно.

Христианство первых веков – беспорядок тогдашнего общества.

Беспорядок будет сменен титулами и названиями церковных степеней.

Толстой гений, но он – не свободный человек времени. В последних главах романа Левин, стараясь понять свой чин, свое место в жизни, понимает, что «…нужно не отдавать землю внаймы, а самому хозяйничать».

«Нельзя было простить работнику, ушедшему в рабочую пору домой, потому, что у него умер отец…» Нанимать рабочих «надо было как можно дешевле; но брать в кабалу их, давая вперед деньги, нельзя, хотя это и было очень выгодно. Продавать в бескормицу мужикам солому можно было, хотя и жалко было их…».

Вообще «теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости для себя при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно все становится больше и больше».

Он врезался «в землю, как плуг, так что уж и не мог выбраться, не отворотив борозды».

Борозда мира – хозяйство – покорила бунтовщика.

Толстой на время утвердил Левина, но он не смог утвердить себя, Льва Николаевича, и, глубоко отворотив плуг, испортил борозду.

«Анна Каренина» кончается не только смертью Анны, но и компромиссом.

Я скажу – снова и по-иному. Измена Стивы Облонского прощена. Хлопотали об этом все – дети, прислуга, Анна Каренина. Но Долли не стала счастливой, ей было некуда идти.

Измена Анны мужу, который был старше ее на двадцать лет, была трагичной.

Анна бросилась под поезд.

Прощенья нет.

Эпиграф странно закрепляет разницу этих событий.

Прежде библейское «Мне отмщение» и аз воздам» заменяло, скажем, самосуд – забрасывание виноватых камнями.

Роман противоречит эпиграфу; поэтому он, эпиграф, никогда не будет истолкован.

Анна сознательно идет против божественного закона, охраняющего семью. В этом для автора ее вина.

Позднее Толстой писал о библейском речении - эпиграфе к «Анне Карениной»: «Много худого люди делают сами себе и друг другу только оттого, что слабые, грешные люди взяли на себя право наказывать других людей. “Мне отмщение, и Аз воздам”. Наказывает только Бог и то только через самого человека». По замечанию А. А. Фета, «Толстой указывает на “Аз воздам” не как на розгу брюзгливого наставника, а как на карательную силу вещей <…>». Жесткий морализм, желание судить ближнего Толстым отвергаются - так способны только черствые и ханжески-благочестивые натуры наподобие графини Лидии Ивановны, настроившей Каренина против Анны. «Эпиграф романа, столь категорический в своем прямом, исходном значении, открывается читателю еще иным возможным смыслом: “Мнé отмщение, и Аз воздам”. Только Бог имеет право наказывать, а люди судить не имеют право. Это не только иной смысл, но и противоположный первоначальному. В романе все сильнее выявляется пафос нерешенности. Глубины, правды - и потому нерешенности.
<…> В “Анне Карениной” нет одной исключительной и безусловной правды - в ней многие правды сосуществуют и одновременно сталкиваются между собой», - так истолковывает эпиграф Е. А. Маймин.
Но возможно и еще одно толкование. По речению Христа, «от всякого, кому дано много, много и потребуется» (Лк. 12: 48). Анне дано больше чем, не хранящим верность Бетси Тверской или Стиве Облонскому. Она душевно богаче и тоньше их. И с нее взыскано строже. Такое толкование соответствует смыслу эпиграфа к тексту первой законченной редакции романа: «Одно и то же дело женитьба для одних забава, для других мудрейшее дело на свете» Для Анны брак, замужество - не забава, и тем тяжелее ее грех.

Смысл эпиграфа в том, что судить человека, его жизнь и поступки может бог, но не люди. Не светским ханжам судить Анну. Мысль эпиграфа несколько раз звучит в словах действующих лиц романа. Старая тетка Анны говорит Долли: «Их будет судить бог, а не мы». Сергей Иванович Кознышев, встретившись с матерью Вронского, в ответ на осуждение Анны говорит: «Не нам судить, графиня». Библейское изречение, взятое для эпиграфа, Толстой противопоставил государственной и религиозной законности и светской морали, утверждавшим «Зло, ложь и обман» «...все это переворотилось и только укладывается»

Так же есть мнение, что Толстой взял эпиграф не из Евангелие, а из Шопенгауэра, который толкует их по своему: он говорит, что это голос божий. «Это она нарушила мой закон, и судить ее могу я, а не вы, ведь я знаю все». Смысл этого эпиграфа не осуждающий Анну, а ограждающий ее от людского суда.

Но Загадка так и не разгадана, и каждый решит ее для себя, в чем смысл эпиграфа?

Эпиграфом к книге Льва Толстого "Анна Каренина", является библейская фраза "Мне отмщение и аз воздам ". С точки зрения формального значения, которое придают этой фразе христиане и литературоведы Толстого является

Не мстите за себя, возлюбленные, дайте место гневу Божию, ибо написано "Мне отмщение и Аз воздам"

Это знание отражает идеологию Нового Завета, где эта фраза встречается в "Послании к Римлянам". Таким образом - это рассматривается, как указание на то, что своим врагам нужно всё прощать и вполне соответствует понятию "христианской любви".

С другой стороны в первый раз эта фраза встречается в "Последней песне Моисея", в части "Второзаконие" Ветхого Завета и имеет более суровый смысл, а именно:

Меня оскорбили, и Я отвечу на оскорбление

Мне (принадлежит право на) отмщение, и Я воздам

Таким образом, ветхозаветное высказывание принадлежит Моисею и он фактически говорит, что за то, что евреи оскорбили своего бога Яхве он им отомстит. Новозаветное высказывание принадлежит Павлу, основателю христианства и фактически утверждает, что христианам не нужно мстить Риму самим, а что для того чтобы покарать Рим есть "божий суд". Как показано в статье "Роль Христианства в падении Древнего Рима", реальной причиной для гибели Древнего Рима явилось принятие христианства.

Мне отмщение, и аз воздам. Т. говорил, что в «Ан Кар» он любил «мысль семейную». Гл. линия – истор.жен-ны, разрушив-ей одну семью и не сумевшей создать друг., потерявшей себя, и закончившей самоубийством. Параллельно с судьбой Анны развивается другая сюжет. линия – Константина Левина. Роман открывается фразой: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Семья, по Т., - это самый естественный из всех возможных путей к пониманию сущности жизни, к обретению чел-м ценности и гармонии с самим собой.

Трагедия А.Кар. Отчего истинная сила жизни, любовь может обернуться трагедией? Смысл трагедии выражает многозначный эпиграф к роману: «мне отмщение, и Аз воздам». А.К. противостоит петербургскому и московскому свету как живой чел-к, она полная противоположность своему мужу, пребывающ. в жизни предписаний, проектов и прочих форм-ых служебных отнош-ий. Беда Анны в том, что она и Вронский по-разному понимают любовь, у них свои разные романы. Для Анны это рассвет жизни, а ему были необходимы другие интересы, кроме любви. Они начинают расходиться внутренне. Это расхождение – крах ее любви. Толстой не только сочувствует героине, но и осуждает ее. Трактовка трагедии Вересаевым: «В браке с Карениным Анна была только матерью, а не женою…Живая жизнь этого не терпит». Жажда любви не может быть возмещена материнством. В связи с Вронким «Анна ушла только в любовь…Этого живая жизнь также не может терпеть…Человек легкомысленно пошел против собственного существа, - и великий закон…говорит: «мне отмщение, и Аз воздам»» . Анна наказана сама собой, об этом говорит ее предсмертный монолог, в кот-м ей открылись до конца обман и зло ее любовной связи с Вронским, обман и ложь чувства, составляющего единственный смысл ее жизни: «все неправда, все ложь, все обман, все зло!..». Одно из близких к замыслу толстого толкований эпиграфа: никто не вправе осуждать чел-ка, ибо самый суровый суд заключается в последствии его собственных поступков, за которые он несет ответственность перед людьми и перед самим собой. Судьба Анны соотносится с судьбой Дмитрия Конст-ча Левина. Он, как и она, живой и цельный человек. Он живет своим обособленным хозяйским мирком и старается жить честно. Он решил больше работать и меньше позволять себе роскоши. На первом этапе жизненной дороги, до женитьбы, Левин увлечен экономикой = социальным реформаторством. Он хочет облегчить жизнь своих крестьян. Но они рассматривают его поступки как намерение побольше их обобрать. Счастливая женитьба лишь обострила ощущение неистинности затеянного дела. Гармония семейная вызвала острую потребность гармонии социальной. Левин стремится пробиться к пониманию правды человеческих отношений, смысла жизни. Но не путем экономическим, а этическим. Мир разрушился и распался в глазах Анны, потому что она нарушила закон неразрывности правды и добра, изменив своему нравственному чувству. Левин же в самом себе сумел найти закон жизни, связь со всеобщим. Истина не снимает для него жизненных противоречий. Но укрепляет его в столкновениях в многотрудным бытом и бытием.

Страстная любовь Анна и Вронский, чистая Кити и Левин. Вронский - типичный представитель столичный- аристократии, «один из самых лучших образцов золотой молодежи петербургской». В нем много блеска, который и обманул Анну. Он полон высокомерия и презрения к людям, не занимающим высокого положения в свете. Карьера была для него важнее всего. Встретившись с Анной, он увлекся ею, а вместе с тем надеялся, что роман с ней возвысит его в глазах общества, возместит то, что было потеряно в сфере служебной деятельности. К чувству Вронского примешивался расчет, который и оправдался на первых порах. Роман с Анной сначала действительно возвысил его в глазах людей его круга. И это отвлекало его внимание от карьеры. Так Вронский был выбит из колеи обычной для него жизни, и все попытки войти в нее ни к чему не привели. Но от этого он как человек стал не хуже, а лучше. Однако и в таком, несколько приукрашенном виде, Вронский слишком далек от идеала Анны. А его нравственное возрождение так и не осуществилось. Как и Анна Каренина. Константин Левин появляется в романе вполне сложившимся человеком. Тем не менее духовный мир его подвержен постоянным изменения он в движении и развитии. В духовном облике Левина сочетаются черты подлинного демократизма с чертами дворянской идеологии. Семья Левиных в известном смысле может быть названа счастливой, но для Левина, который наряду с Анной является центральным героем романа, поиски семейного счастья не составляли гласного, предмета его духовных и нравственных исканий как для Анны Карениной. Между рассказом о разладе и устранении разлада в семье Облонских и рассказом о начавшемся романе Анны и Вронского содержится рассказ о неудачном сватовстве Левина к Кити. Отказ Кити делает Левина несчастным, но это несчастье еще больше обостряет и углубляет его нравственные и духовные искания. Левин искренне считает, что он недостоин Кити. Отсюда его стремление стать лучше, совершеннее, найти свое истинное призвание, проявить в полную меру свою личность на другом поприще, если не осуществилась мечта о счастливой семейной жизни.