Один день из жизни ивана денисовича анализ. Солженицын, анализ произведения один день ивана денисовича, план. Один день Ивана Денисовича анализ произведения

Рассказ "Один день Ивана Денисовича" - это рассказ о том, как человек из народа соотносит себя с насильно навязанной реальностью и ее идеями. В нем в сгущенном виде показан тот лагерный быт, который подробно будет описан в других, крупных произведениях Солженицына - в романе "Архипелаг ГУЛАГ" и "В круге первом". Сам рассказ и был написан во время работы над романом "В круге первом", в 1959 году.

Произведение представляет собой сплошную оппозицию режиму. Это клеточка большого организма, страшного и неумолимого организма большого государства, столь жестокого к своим жителям.

В рассказе существуют особые мерки пространства и времени. Лагерь - это особое время, которое почти неподвижно. Дни в лагере катятся, а срок - нет. День - это мера измерения. Дни как две капли воды похожи друг на друга, все та же монотонность, бездумная механичность. Солженицын в одном дне пытается уместить всю лагерную жизнь, а потому он использует мельчайшие детали для того, чтобы воссоздать целиком картину бытования в лагере. В связи с этим часто говорят о высокой степени детализации в произведениях Солженицына, а особенно в малой прозе - рассказах. За каждым фактом скрывается целый пласт лагерной действительности. Каждый момент рассказа воспринимается как кадр кинематографического фильма, взятого отдельно и рассматриваемого подробно, под увеличительным стеклом. "В пять часов утра, как всегда, пробило подъем - молотком об рельс у штабного барака". Иван Денисович проспал. Всегда по подъему вставал, а сегодня не встал. Он чувствовал, что заболел. Выводят, строят всех, все идут в столовую. Номер Ивана Денисовича Шухова - Ш-5ч. В столовую все стремятся войти первыми: первым гуще наливают. После еды их снова строят и обыскивают.

Обилие деталей, как это кажется на первый взгляд, должно отяготить повествование. Ведь зрительного действия в рассказе почти нет. Но этого, тем не менее, не происходит. Читатель не тяготится повествованием, наоборот, его внимание приковывается к тексту, он напряженно следит за ходом событий, действительных и происходящих в душе кого-то из героев. Солженицыну не нужно прибегать к каким-то специальным приемам, чтобы достичь такого эффекта. Все дело в самом материале изображения. Герои - это не вымышленные персонажи, а реальные люди. И люди эти поставлены в такие условия, где им приходится решать задачи, от которых самым прямым образом зависит их жизнь и судьба. Современному человеку задачи эти кажутся незначительными, а оттого еще более жуткое ощущение остается от рассказа. Как пишет В. В. Агеносов, "каждая мелочь для героя - в буквальном смысле вопрос жизни и смерти, вопрос выживания или умирания. Поэтому Шухов (а вместе с ним и каждый читатель) искренне радуется каждой найденной частице, каждой лишней крошке хлеба".

Есть в рассказе и еще одно время - метафизическое, которое присутствует и в других произведениях писателя. В этом времени - другие ценности. Здесь центр мира переносится в сознание зека.

В связи с этим очень важна тема метафизического осмысления человека в неволе. Молодой Алешка учит уже немолодого Ивана Денисовича. К этому времени баптистов сажали всех, а православных не всех. Солженицын вводит тему религиозного осмысления человека. Он даже благодарен тюрьме за то, что она повернула его в сторону духовной жизни. Но Солженицын не раз замечал, что при этой мысли в его сознании возникают миллионы голосов, говорящих: "Потому так говоришь, что выжил". Это голоса тех, кто положил свои жизни в ГУЛАГе, кто не дожил до минуты освобождения, не увидел небо без уродливой тюремной сетки. Горечь потерь сквозит в рассказе.

С категорией времени связаны и отдельные слова в самом тексте рассказа. Например, это первые и последние строки. В самом конце рассказа он говорит, что день Ивана Денисовича был очень удачным днем. Но затем скорбно замечает, что "таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три".

Интересно представлено и пространство в рассказе. Читатель не знает о том, где начинается и где заканчивается пространство лагеря, кажется, будто оно заполонило всю Россию. Все те, кто оказался за стеной ГУЛАГа, где-то далеко, в недостижимом далеком городе, в деревне.

Само пространство лагеря оказывается враждебным для зеков. Они опасаются открытых участков, стремятся как можно быстрее пересечь их, скрыться от глаз охранников. В человеке пробуждаются животные инстинкты. Подобное описание полностью противоречит канонам русской классики XIX века. Герои той литературы чувствуют себя уютно и легко только на свободе, они любят простор, даль, ассоциирующиеся с широтой их души и характера. Герои Солженицына бегут от пространства. Они чувствуют себя куда безопаснее в тесных камерах, в душных бараках, где они могут позволить себе хотя бы свободнее дышать.

Главным героем рассказа становится человек из народа - Иван Денисович, крестьянин, фронтовик. И это сделано сознательно. Солженицын считал, что именно люди из народа вершат историю в конечном итоге, двигают вперед страну, несут залог истинной нравственности. Через судьбу одного человека - Ивана Денисовича - автор Краткое содержаниеывает судьбу миллионов, невинно арестованных и осужденных. Шухов жил в деревне, о чем любовно вспоминает здесь, в лагере. На фронте он, как и тысячи других, воевал с полной отдачей, не жалея себя. После ранения - снова на фронт. Потом немецкий плен, откуда ему чудом удалось сбежать. И вот за это он теперь попал в лагерь. Его обвинили в шпионаже. А что именно за задание дали ему немцы, ни сам Иван Денисович, ни следователь не знали: "Какое же задание - ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили просто - задание". К моменту повествования Шухов находился в лагерях около восьми лет. Но это один из тех немногих, кто в изнурительных условиях лагеря не потерял своего достоинства. Во многом ему помогают его привычки крестьянина, честного труженика, мужика. Он не позволяет себе унижаться перед другими людьми, вылизывать тарелки, доносить на других. Его вековая привычка уважать хлеб видна и сейчас: он хранит хлеб в чистой тряпочке, снимает шапку перед едой. Он знает цену труду, любит его, не ленится. Он уверен: "кто два дела руками знает, тот еще и десять подхватит". В его руках спорится дело, забывается мороз. Бережно относится он к инструментам, трепетно следит за кладкой стены даже в этой подневольной работе. День Ивана Денисовича - это день тяжелейшего труда. Иван Денисович умел плотничать, мог работать слесарем. Даже в подневольной работе он проявлял трудолюбие, положил красивую ровную стенку. А те, кто не умел ничего делать, носили в тачках песок.

Герой Солженицына во многом стал предметом злостных обвинений в среде критиков. По их представлению, этот цельный народный характер должен быть практически идеальным. Солженицын же изображает человека обыкновенного. Так, Иван Денисович исповедует лагерные мудрости, законы: "Кряхти да гнись. А упрешься - переломишься". Это было негативно встречено критикой. Особенное недоумение было вызвано действиями Ивана Денисовича, когда он, например, отбирает поднос у слабого уже зека, обманывает повара. Здесь важно заметить, что делает это он не для личной пользы, а для всей своей бригады.

Есть в тексте еще одна фраза, которая вызвала волну недовольства и крайнего удивления критиков: "Уж сам не знал, хотел он воли или нет". Эта мысль была неверно истолкована как потеря Шуховым твердости, внутреннего стержня. Однако эта фраза перекликается с идеей о том, что тюрьма пробуждает духовную жизнь. У Ивана Денисовича уже есть жизненные ценности. Тюрьма или воля равно не изменят их, он не откажется от этого. И нет такого плена, такой тюрьмы, которая смогла бы поработить душу, лишить ее свободы, самовыражения, жизни.

Система ценностей Ивана Денисовича особенно видна при сравнении его с другими персонажами, проникшимися лагерными законами.

Таким образом, в рассказе Солженицын воссоздает основные черты той эпохи, когда народ был обречен на невероятные муки и лишения. История этого явления начинается не собственно с 1937 года, когда начинаются так называемые нарушения норм государственной и партийной жизни, а гораздо раньше, с самого начала существования режима тоталитаризма в России. Таким образом, в рассказе представлен сгусток судьбы миллионов советских людей, вынужденных расплачиваться за честную и преданную службу годами унижений, мучений, лагерей.

План

Воспоминания Ивана Денисовича о том, как и из-за чего он попал в концлагерь. Воспоминания о немецком плене, о войне. Воспоминания главного героя о деревне, о мирной довоенной поре. Описание быта лагеря. Удачный день в лагерной жизни Ивана Денисовича.

«Один день Ивана Денисовича» Солженицын

«Один день Ивана Денисовича» анализ произведения — тема, идея, жанр, сюжет, композиция, герои, проблематика и другие вопросы раскрыты в этой статье.

Рассказ «Один день Ивана Денисовича » — это рассказ о том, как человек из народа соотносит себя с насильно навязанной ре-альностью и ее идеями. В нем в сгущенном виде показан тот ла-герный быт, который подробно будет описан в других, крупных произведениях Солженицына — в романе «Архипелаг ГУЛАГ » и «В круге первом ». Сам рассказ и был написан во время работы над романом «В круге первом», в 1959 году.

Произведение представляет собой сплошную оппозицию ре-жиму. Это клеточка большого организма, страшного и неумоли-мого организма большого государства, столь жестокого к своим жителям.

В рассказе существуют особые мерки пространства и времени. Лагерь — это особое время, которое почти неподвижно. Дни в лагере катятся, а срок — нет. День — это мера измерения. Дни как две капли воды похожи друг на друга, все та же моно-тонность, бездумная механичность. Солженицын в одном дне пытается уместить всю лагерную жизнь, а потому он использует мельчайшие детали для того, чтобы воссоздать целиком картину бытования в лагере. В связи с этим часто говорят о высокой степе-ни детализации в произведениях Солженицына, а особенно в ма-лой прозе — рассказах. За каждым фактом скрывается целый пласт лагерной действительности. Каждый момент рассказа вос-принимается как кадр кинематографического фильма, взятого отдельно и рассматриваемого подробно, под увеличительным стек-лом. «В пять часов утра, как всегда, пробило подъем — молотком об рельс у штабного барака». Иван Денисович проспал. Всегда по подъему вставал, а сегодня не встал. Он чувствовал, что заболел. Выводят, строят всех, все идут в столовую. Номер Ивана Денисо-вича Шухова — Ш-5ч. В столовую все стремятся войти первыми: первым гуще наливают. После еды их снова строят и обыскивают.

Обилие деталей, как это кажется на первый взгляд, должно отяготить повествование. Ведь зрительного действия в рассказе почти нет. Но этого, тем не менее, не происходит. Читатель не тяготится повествованием, наоборот, его внимание приковывает-ся к тексту, он напряженно следит за ходом событий, действи-тельных и происходящих в душе кого-то из героев. Солженицыну не нужно прибегать к каким-то специальным приемам, чтобы достичь такого эффекта. Все дело в самом материале изображе-ния. Герои — это не вымышленные персонажи, а реальные люди. И люди эти поставлены в такие условия, где им приходится ре-шать задачи, от которых самым прямым образом зависит их жизнь и судьба. Современному человеку задачи эти кажутся незначи-тельными, а оттого еще более жуткое ощущение остается от рас-сказа. Как пишет В. В. Агеносов, «каждая мелочь для героя — в буквальном смысле вопрос жизни и смерти, вопрос выживания или умирания. Поэтому Шухов (а вместе с ним и каждый чита-тель) искренне радуется каждой найденной частице, каждой лиш-ней крошке хлеба».

Есть в рассказе и еще одно время — метафизическое, кото-рое присутствует и в других произведениях писателя. В этом вре-мени — другие ценности. Здесь центр мира переносится в созна-ние зека.

В связи с этим очень важна тема метафизического осмысле-ния человека в неволе. Молодой Алешка учит уже немолодого Ивана Денисовича. К этому времени баптистов сажали всех, а пра-вославных не всех. Солженицын вводит тему религиозного осмыс-ления человека. Он даже благодарен тюрьме за то, что она повер-нула его в сторону духовной жизни. Но Солженицын не раз заме-чал, что при этой мысли в его сознании возникают миллионы голосов, говорящих: «Потому так говоришь, что выжил». Это го-лоса тех, кто положил свои жизни в ГУЛАГе, кто не дожил до минуты освобождения, не увидел небо без уродливой тюремной сетки. Горечь потерь сквозит в рассказе.

С категорией времени связаны и отдельные слова в самом тек-сте рассказа. Например, это первые и последние строки. В са-мом конце рассказа он говорит, что день Ивана Денисовича был очень удачным днем. Но затем скорбно замечает, что «таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три».

Интересно представлено и пространство в рассказе. Читатель не знает о том, где начинается и где заканчивается простран-ство лагеря, кажется, будто оно заполонило всю Россию. Все те, кто оказался за стеной ГУЛАГа, где-то далеко, в недостижимом далеком городе, в деревне.

Само пространство лагеря оказывается враждебным для зе-ков. Они опасаются открытых участков, стремятся как можно быстрее пересечь их, скрыться от глаз охранников. В человеке пробуждаются животные инстинкты. Подобное описание полнос-тью противоречит канонам русской классики XIX века. Герои той литературы чувствуют себя уютно и легко только на свободе, они любят простор, даль, ассоциирующиеся с широтой их души и характера. Герои Солженицына бегут от пространства. Они чув-ствуют себя куда безопаснее в тесных камерах, в душных бара-ках, где они могут позволить себе хотя бы свободнее дышать.

Главным героем рассказа становится человек из народа — Иван Денисович, крестьянин, фронтовик. И это сделано созна-тельно. Солженицын считал, что именно люди из народа вершат историю в конечном итоге, двигают вперед страну, несут залог истинной нравственности. Через судьбу одного человека — Ивана Денисовича — автор показывает судьбу миллионов, невинно арестованных и осужденных. Шухов жил в деревне, о чем любов-но вспоминает здесь, в лагере. На фронте он, как и тысячи дру-гих, воевал с полной отдачей, не жалея себя. После ранения — снова на фронт. Потом немецкий плен, откуда ему чудом удалось сбежать. И вот за это он теперь попал в лагерь. Его обвинили в шпионаже. А что именно за задание дали ему немцы, ни сам Иван Денисович, ни следователь не знали: «Какое же задание — ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили про-сто — задание». К моменту повествования Шухов находился в лагерях около восьми лет. Но это один из тех немногих, кто в изнурительных условиях лагеря не потерял своего достоинства. Во многом ему помогают его привычки крестьянина, честного труженика, мужика. Он не позволяет себе унижаться перед дру-гими людьми, вылизывать тарелки, доносить на других. Его веко-вая привычка уважать хлеб видна и сейчас: он хранит хлеб в чи-стой тряпочке, снимает шапку перед едой. Он знает цену труду, любит его, не ленится. Он уверен: «кто два дела руками знает, тот еще и десять подхватит». В его руках спорится дело, забыва-ется мороз. Бережно относится он к инструментам, трепетно сле-дит за кладкой стены даже в этой подневольной работе. День Ива-на Денисовича — это день тяжелейшего труда. Иван Денисович умел плотничать, мог работать слесарем. Даже в подневольной работе он проявлял трудолюбие, положил красивую ровную стенку. А те, кто не умел ничего делать, носили в тачках песок.

Герой Солженицына во многом стал предметом злостных обви-нений в среде критиков. По их представлению, этот цельный на-родный характер должен быть практически идеальным. Солже-ницын же изображает человека обыкновенного. Так, Иван Дени-сович исповедует лагерные мудрости, законы: «Кряхти да гнись. А упрешься — переломишься». Это было негативно встречено критикой. Особенное недоумение было вызвано действиями Ива-на Денисовича, когда он, например, отбирает поднос у слабого уже зека, обманывает повара. Здесь важно заметить, что делает это он не для личной пользы, а для всей своей бригады.

Есть в тексте еще одна фраза, которая вызвала волну недо-вольства и крайнего удивления критиков: «Уж сам не знал, хо-тел он воли или нет». Эта мысль была неверно истолкована как потеря Шуховым твердости, внутреннего стержня. Однако эта фраза перекликается с идеей о том, что тюрьма пробуждает ду-ховную жизнь. У Ивана Денисовича уже есть жизненные ценнос-ти. Тюрьма или воля равно не изменят их, он не откажется от этого. И нет такого плена, такой тюрьмы, которая смогла бы по-работить душу, лишить ее свободы, самовыражения, жизни.

Система ценностей Ивана Денисовича особенно видна при срав-нении его с другими персонажами, проникшимися лагерными за-конами.

Таким образом, в рассказе Солженицын воссоздает основные черты той эпохи, когда народ был обречен на невероятные муки и лишения. История этого явления начинается не собственно с 1937 года, когда начинаются так называемые нарушения норм государственной и партийной жизни, а гораздо раньше, с самого начала существования режима тоталитаризма в России. Таким об-разом, в рассказе представлен сгусток судьбы миллионов совет-ских людей, вынужденных расплачиваться за честную и предан-ную службу годами унижений, мучений, лагерей.

План

  1. Воспоминания Ивана Денисовича о том, как и из-за чего он попал в концлагерь. Воспоминания о немецком плене, о войне.
  2. Воспоминания главного героя о деревне, о мирной довоен-ной поре.
  3. Описание быта лагеря.
  4. Удачный день в лагерной жизни Ивана Денисовича.

Анализ рассказа "Один день Ивана Денисовича" А.И. Солженицына для тех, кто сдает ЕГЭ по русскому языку и литературе.

1. Образ мира в рассказе.
2. Проблематика рассказа.
3. Система персонажей в рассказе.

В самом названии «Один день Ивана Денисовича » заложена некая особенность, характерная для художественного мышления Солженицына: это сгущение времени и пространства (один день, лагерь). День становится единицей измерения лагерной жизни героя. Весь рассказ композиционно введен в рамки дня: начало совпадает с началом дня («В пять часов утра, как всегда, пробило подъем...»), конец – с вечерним отбоем. В первой фразе слова «как всегда» указывают на неизменное постоянство лагерной жизни, в финальной дается непредставимое для человека количество дней, из которых складывается срок Ивана Денисовича: «Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три.

Из-за високосных годов – три дня лишних набавлялось...» И это уважительное выделение в специальный, да к тому же последний абзац всего лишь трех дней – такой малости по сравнению с тремя тысячами – определяет отношение к дню как концентрации целой жизни.
Что представляет собой образ мира в «Одном дне...»? В каком пространстве и времени существуют его герои? Солженицын охотно пользуется приемом антитезы, и пространство и время этого мира проявляют свою особенность, вернее дают осознать себя в контрастном сопоставлении с другим или другими мирами. Так, главные свойства лагерного пространства – его отгороженность, закрытость и обозримость (стоящий на вышке часовой видит все) – противопоставлены открытости и беспредельности природного пространства – степи. Самая характерная и необходимая черта лагерного пространства – заграждение, в рассказе подробно даются детали его устройства: сплошной забор, заостренные столбы с фонарями, двойные ворота, проволока, ближние и дальние вышки. При освоении нового объекта, замечает Иван Денисович, «прежде чем что там делать, надо ямы копать, столбы ставить и колючую проволоку от себя самих натягивать – чтоб не убежать». Структура этой фразы точно воспроизводит порядок и значение образа пространства: сначала мир описывается как закрытый, потом – как несвободный, причем именно на вторую часть (тире – знак интонационного выделения) падает основное ударение. Перед нами возникает, казалось бы, четкая оппозиция лагерного мира с набором присущих ему признаков (закрытый, обозримый, несвободный) и мира внешнего с его признаками открытости, беспредельности и – следовательно – свободы, и называют лагерь «зоной», а большой мир «волей». Но на деле подобной симметрии нет. «Свистит над голой степью ветер – летом суховейный, зимой морозный. Отроду в степи той ничего не росло, а меж проволоками четырьмя – и подавно». Степь (в русской культуре образ-символ воли, усиленный столь же традиционным и то же значащим образом ветра) оказывается приравнена к несвободному, заколюченному пространству зоны: и здесь и там жизни нет – «отроду ничего не росло». Более того: внешний мир наделяется свойствами лагерного: «Из рассказов вольных шоферов и экскаваторщиков видит Шухов, что прямую дорогу людям загородили <...>». И, напротив, лагерный мир неожиданно обретает чужие и парадоксальные свойства: «Чем в каторжном лагере хорошо – свободы здесь от пуза» (курсив А. Солженицына. – Т.В.). Речь здесь идет о свободе слова – праве, которое перестает быть общественно-политической абстракцией и становится естественной необходимостью для человека говорить как хочет и что хочет, свободно и беззапретно: «А в комнате орут:

– Пожалеет вас батька усатый! Он брату родному не поверит, не то что вам, лопухам!»
Слова, немыслимые на «воле».

Противостояние большого мира и мира лагерного оказывается мнимым.

Что представляет собой система персонажей в рассказе? Антитеза, основной художественный принцип в «Одном дне...», определяет и систему противопоставлений в мире людей. Прежде всего это наиболее предсказуемое и естественное противостояние зэков и тех, кто отряжен распоряжаться их жизнью, – от начальника лагеря до надзирателей, охранников и конвоиров (иерархия не слишком важна – для зэков любой из них «гражданин начальник»). Противостояние этих миров, социально-политических по своей природе, усилено тем, что дано на уровне природно-биологическом. Не случайны постоянные сравнения охранников с волками и собаками: лейтенант Волковой («Бог шельму метит», – скажет Иван Денисович) «иначе, как волк, не смотрит»; надзиратели «зарьялись, кинулись, как звери», «только и высматривай, чтоб на горло тебе не кинулись», «вот собаки, опять считать!»

Зэки же – беззащитное стадо. Их пересчитывают по головам: «<...> хоть сзади, хоть спереди смотри: пять голов, пять спин, десять ног»; «– Стой! – шумит вахтер. – Как баранов стадо. Разберись по пять!»; о Гопчике говорят – «теленок ласковый», «тонюсенький у него голосочек, как у козленка»; кавторанг Буйновский «припер носилки, как мерин добрый».

Эта оппозиция волков и овец легко накладывается в нашем сознании на привычное басенно-аллегорическое противопоставление силы и беззащитности («Волк и ягненок») или, как у Островского, расчетливой хитрости и простодушия, но здесь важнее другой, более древний и более общий смысловой пласт – связанная с образом овцы символика жертвы. Символ жертвы, соединяющий в себе противоположные смыслы смерти и жизни, гибели и спасения оказывается необычайно важным именно для лагерной темы, общий сюжет которой – жизнь в царстве нежизни и возможность (Солженицын) либо невозможность (Шаламов) для человека в этой нежизни спастись. Особенно существенно, что эта оппозиция не механическая, она связана со свободой человеческого выбора: принять ли для себя «закон волков», зависит от человека, и тот, кто принимает его, обретает свойства прислуживающих волчьему племени собак или шакалов (Дэр, «десятник из зэков, с. хорошая, своего брата зэка хуже собак гоняет», заключенный, заведующий столовой, вместе с надзирателем расшвыривающий людей, определяется единым с надзирателем словом: «Без надзирателей управляются, полканы»).

Зэки превращаются в волков и собак не только когда подчиняются лагерному закону выживания сильных: «Кто кого сможет, тот того и гложет», не только когда, предавая своих, прислуживаются к лагерному начальству, но и когда отказываются от своей личности, становясь толпой, – это самый трудный для человека случай, и никто не гарантирован здесь от превращения. В разъяренную толпу, готовую убить виновного – заснувшего молдаванина, проспавшего проверку, – превращаются ждущие на морозе пересчета зэки: «Сейчас он <Шухов> зяб со всеми, и лютел со всеми, и еще бы, кажется, полчаса подержи их этот молдован, да отдал бы его конвой толпе – разодрали б, как волки теленка!» (для молдаванина – жертвы – остается прежнее имя «теленок»). Вопль, которым толпа встречает молдаванина – волчий вой: «А-а-а! – завопили зэки! У-у-у!».

Другая система отношений – между заключенными. С одной стороны, это иерархия, и лагерная терминология – «придурки», «шестерки», «доходяги» – ясно определяет место каждого разряда. «Снаружи бригада вся в одних черных бушлатах и в номерах одинаковых, а внутри шибко неравно – ступеньками идет. Буйновского не посадишь с миской сидеть, а и Шухов не всякую работу возьмет, есть пониже».

Другой случай – выделение стукачей, которые противопоставлены всем лагерникам как не совсем люди, как некие отдельные органы-функции, без которых не может обойтись начальство. Потому и убийства стукачей, о которых несколько раз упоминается, не вызывают нравственного протеста.

И, наконец, третий и, возможно, наиболее трагически-важный для Солженицына случай внутренней оппозиции – противопоставление народа и интеллигенции. Эта проблема, кардинальная для всего девятнадцатого века – от Грибоедова до Чехова, отнюдь не снимается в веке двадцатом, но мало кто ставил ее с такой остротой, как Солженицын. Его угол зрения – вина той части интеллигенции, которой народ не виден. Говоря о страшном потоке арестов крестьян в 1929 – 1930 гг., который почти не заметила либеральная советская интеллигенция шестидесятых, сосредоточившаяся на сталинском терроре 1934 – 1937 гг. – на уничтожении своих, он как приговор произносит: «А между тем не было у Сталина (и у нас с вами) преступления тяжелей». В «Одном дне...» Шухов видит интеллигентов («москвичей») как чужой народ: «И лопочут быстро-быстро, кто больше слов скажет. И когда так лопочут, так редко русские слова попадаются, слушать их – все равно как латышей или румын». Резкость оппозиции особенно чувствуется потому, что традиционное национальное отчуждение у Солженицына практически снято: общность судьбы ведет к человеческой близости, и Ивану Денисовичу понятны и латыш Кильдигс, и эстонцы, и западный украинец Павло. Человеческое братство создается не вопреки, а скорее благодаря национальной отмеченности, которая дает полноту и яркость большой жизни.

«Образованный разговор» – спор об Эйзенштейне между Цезарем и стариком каторжанином Х-123 (его слышит Шухов, принесший Цезарю кашу) – моделирует двойную оппозицию: во-первых, внутри интеллигенции: эстет-формалист Цезарь, формула которого «искусство – это не что, а как», противопоставлен стороннику этического осмысления искусства Х-123, для которого «к чертовой матери ваше «как», если оно добрых чувств во мне не пробудит!», а «Иван Грозный» есть «гнуснейшая политическая идея – оправдание единоличной тирании», и, во-вторых, оппозиция интеллигенции – народа, и в ней Цезарь и Х-123 равно противопоставлены Ивану Денисовичу. На малом пространстве эпизода – всего страница книжного текста – автор трижды показывает – Цезарь не замечает Ивана Денисовича: «Цезарь трубку курит, у стола своего развалясь. К Шухову он спиной, не видит. <...> Цезарь оборотился, руку протянул за кашей, на Шухова и не посмотрел, будто каша сама приехала по воздуху Цезарь совсем об нем не помнил, что он тут, за спиной». Но и «добрые чувства» старого каторжанина направлены только на своих – на память «трех поколений русской интеллигенции», и Иван Денисович ему незаметен.

Это непростительная слепота. Иван Денисович в рассказе Солженицына не просто главный герой – он обладает высшей авторитетностью повествователя, хотя по скромности своей вовсе не претендует на эту роль. Солженицын использует прием несобственнопрямой речи, которая позволяет нам видеть изображаемый мир глазами Шухова и понимать этот мир через его сознание. И потому центральная проблема рассказа, совпадающая с проблематикой всей новой (с начала XIX века) русской литературы, – обретение свободы – приходит к нам через проблему, которая осознается Иваном Денисовичем как главная для его жизни в лагере, – выживание.

Простейшая формула выживания: «свое» время + еда. Это мир, где «двести грамм жизнью правят», где черпак щей после работы занимает высшее место в иерархии ценностей («Этот черпак для него сейчас дороже воли, дороже жизни всей прошлой и всей будущей жизни»), где об ужине говорится: «Вот он миг короткий, для которого и живет зэк!». Пайку герой прячет около сердца. Время измеряется едой: «Самое сытное время лагернику – июнь: всякий овощ кончается, и заменяют крупой. Самое худое время – июль: крапиву в котел секут». Отношение к еде как к сверхценной идее, способность целиком сосредоточиться на ней определяют возможность выживания. «Кашу ест ртом бесчувственным, она ему не впрок», – говорится о старом интеллигенте-каторжанине. Шухов именно чувствует каждую ложку, каждый проглоченный кусок. Рассказ полон сведений о том, что такое магара, чем ценен овес, как спрятать пайку, как корочкой выедать кашу и пр.

Жизнь – высшая ценность, человеческий долг – спасение себя, и потому перестает действовать традиционная система запретов и ограничений: сворованные Шуховым миски каши – не преступление, а заслуга, зэковская лихость, Гопчик свои посылки по ночам в одиночку ест – и здесь это норма, «правильный будет лагерник».

Поразительно другое: нравственные границы хоть изменяются, но продолжают существовать, и более того – служат гарантией человеческого спасения. Критерий прост: нельзя изменять – ни другим (как стукачи, сберегающие себя «на чужой крови»), ни себе. Неизживаемость нравственных привычек, будь то неспособность Шухова «шакалить» или давать взятки или «выканье» и обращение «по отечеству», от которого не могут отучить западных украинцев, – оказывается не внешней, легко смываемой условиями существования, а внутренней, природной устойчивостью человека. Эта устойчивость определяет меру человеческого достоинства как внутренней свободы в ситуации максимального внешнего отсутствия ее. И чуть ли не единственным средством, помогающим осуществить эту свободу и – следовательно – позволяющим человеку выжить, оказывается работа, труд. <...> Так устроен (курсив мой – Т.В.) Шухов по-дурацкому, и никак его отучить не могут: всякую вещь и труд всякий жалеет он, чтоб зря не гинули». Работа определяет людей: Буйновский, Фетюков, баптист Алешка оцениваются по тому, какие они в общем труде. Работа спасает от болезни: «Теперь, когда Шухову дали работу, вроде и ломать перестало». Работа превращает «казенное» время в «свое»: «Что, гадство, день рабочий такой короткий?» Работа разрушает иерархию: «<...> сейчас работой своей он с бригадиром сравнялся». И главное, она уничтожает страх: «<...> Шухов, хоть там его сейчас конвой псами трави, отбежал по площадке назад, глянул».

В «Одном дне Ивана Денисовича» свобода измеряется не высотой человеческого подвига, а простотой ежедневной рутины, но с тем большей убедительностью она осмысливается как главная жизненная необходимость.

Так в рассказе об одном дне жизни советского лагерника совершенно естественно смыкаются две большие темы русской классической литературы – искание свободы и святость народного труда.

"Один день Ивана Денисовича" (1962) и "Матренин двор" (1964) - два рассказа, прочно вошедшие в школьную программу и по сей день являющиеся визитной карточкой Солженицына. Именно они сформировали читательскую аудиторию писателя и породили в обществе мощную волну свободо- и народомыслия. Оба рассказа написаны в 1959 году и являются художественным анализом традиционного национального характера, прошедшего через испытания новейшей русской истории. В случае Ивана Денисовича Шухова это сталинские концлагеря, в случае Матрены - коллективизация и унизительная колхозная кабала.

Начнем анализ рассказа "Один день Ивана Денисовича" Солженицына с того, что в самом его названии сконцентрирована главная идея. Писатель задался целью показать все круги сталинского ада через один день, прожитый от подъема до отбоя обыкновенным, ничем не примечательным зэком. Первоначально рассказ так и назывался: "Щ-854 (Один день одного зэка)". Текст по объему занимает чуть больше ста страниц, но по охвату материала, по информативности и художественной завершенности он столь насыщен, что в нем, как в капле воды, отразился весь океан советского аппарата насилия. В зародыше уже он содержал все темы и идеи трехтомного "Архипелага ГУЛАГа", завершенного в 1968 году.

Два предложения, составляющие первый абзац, уже рассказали нам о многом: о времени подъема и примитивном тюремном гонге, о суровости климата и нехитром человеческом интересе безвестного замерзшего надзирателя, желающего не растерять тепло. Обозначены и скупые детали лагерного быта: толстый слой инея на стеклах и говорящее название центрального и, надо полагать, самого уютного здания - штабной барак. Задана здесь и эмоциональная доминанта всего текста: максимально объективная манера безличного повествователя, которая почти полностью заслоняется сознанием главного героя, Ивана Денисовича Шухова, бывшего колхозника и бывшего фронтовика, отбывающего восьмой год своего десятилетнего срока.

Редкий студент может ответить на вопрос, сколько лет Шухову. Обычно склоняются к тому, что около пятидесяти и более. Но в тексте дан точный возраст: "Шухов же сорок лет землю топчет". Тем не менее нечто усталое, перебродившее есть в этом человеке. И не потому, что у него нет половины зубов и плешь на голове, а потому, что тип его мышления по-стариковски приземлен и ограничен сугубо бытовыми проблемами: где раздобыть табачку, как "закосить" лишнюю порцию каши, каким образом "подработать" и т.д. Восьмилетний лагерный опыт Шухова содержит в себе не только собственные открытия о способах выживания, но и житейские советы тюремных старожилов, главный из которых принадлежал его первому бригадиру Куземину: в лагере подыхает тот, кто "миски лижет", "на санчасть надеется" и "к куму ходит стучать". Шухов вовсе не слепо доверяет этим советам, в основном рассчитывая на собственную смекалку, но своеобразный кодекс поведения у него весьма устойчив. Для него работа - как палка с двумя концами. Если делаешь для людей - нужно качество, для начальника - показуха. Нужно стараться, чтобы надзиратель не видел тебя в одиночку, а только в толпе и т.д.

Обилие изломанных человеческих судеб позволяет внимательному читателю без труда восстановить всю историю репрессий за последние двадцать лет. Так, упомянутый бригадир Куземин "сидел к девятьсот сорок третьему году уже двенадцать лет". Эта же волна захватила и другого шуховского бригадира - Тюрина, репрессированного за кулацкое происхождение. Ко времени действия повествования (январь 1951 года) он сидит уже 19 лет, то есть с 1932 года. Из его истории, рассказанной бригадникам "без жалости, как не о себе", мы узнаем о судьбе одной из студенток, некогда укрывших его от ГПУ на багажной полке купе. Но всепожирающий молох безжалостен и к идейным пособникам репрессий. Так, бдительные комполка и комиссар, засадившие Тюрина, "оба расстреляны в тридцать седьмом" - роковом году, когда начались чистки в партийной элите. Столь же широка и разнообразна география лагерей и пересылок: Усть-Ижма, Котлас, Беломорканал и др. Да и элементарные цифры: номер Шухова (Щ-854), порядковый номер бригады - 104-й, целый алфавит, задействованный для "инвентаризации" зэков (старик Х-123) - все это говорит о масштабах карательной машины. Подробный анализ всех волн репрессий и островков архипелага ГУЛАГа Солженицын проделывает в одноименном "опыте художественного исследования", но уже в первом рассказе содержатся штрихи к будущему гигантскому полотну.

Ивана Денисовича жизнь сталкивает со многими людьми, но тянет его к тем, кому можно доверять. Одни вызывают у него уважение (мужественный, надежный бригадир Тюрин, расторопный помбригадира Павло, работящий Кильдигс); других он по-своему опекает (непрактичного, смиренного баптиста Алешку и еще не обтесанного лагерной машиной бунтаря - кавторанга Буйновского). Все они - члены 104-й бригады, связанные общими нарами, пайком и объемом работ. Однако мир заключенных неоднороден. Лагерь ломает многих. К таковым относятся бывший начальственный чиновник, а ныне "шакал" Фетюков, небрезгливо вылизывающий миски и подбирающий окурки, стукач Пантелеев, за свои услуги освобождаемый "опером" от работы, строительный десятник Дэр, некогда трудившийся в московском министерстве, а теперь "сволочь хорошая, своего брата-зэка хуже собак гоняет" и др.

Ежеминутная унизительная борьба за тепло, еду и элементарный отдых составляет сюжетный стержень рассказа "Один день Ивана Денисовича" Солженицына. Мы видим бесконечное количество ухищрений, придуманных заключенными для того, чтобы сводить концы с концами. Когда надзиратель Татарин для острастки пообещал Ивану Денисовичу "трое суток кондея с выводом", герой пытается возражать, "придавая своему голосу больше жалости, чем испытывал". Это чтоб соблюсти правила игры: себя защитить и начальство не разозлить. Перед возвращением в лагерь каждый член бригады набирает щепочек, чтобы согреть барак. Частично, но не до конца их отнимает конвой для себя. Можно заметить, что этими штрихами перенасыщено повествование, если провести анализ рассказа "Один день Ивана Денисовича" Солженицына. Постепенно из них создается здание абсурдного антимира, живущего по своей выморочной логике. Но самое страшное заключается в том, что его заложниками оказываются вовсе не монстры, не закоренелые вредители и шпионы, как учила советская пропаганда, а простые люди, на рабском труде которых зиждется хваленое социалистическое благополучие.

Многие критики упрекали Ивана Денисовича за то, что он слишком зауряден, что не поднялся в годы репрессий до личного прозрения, не пытался бороться и т.д. Изучая и признавая все эти черты в своем герое, Солженицын тем не менее выделяет его из толпы. Чем-то он ему дорог и значим. Чем же?

Шухов добр, совестлив, сострадателен. Его сочувствие распространяется не только на "неумельца" Алешку, на вспыльчивого Буйновского, на собственную жену, которой он запретил высылать себе посылки. По-своему жаль ему и вечно униженного Фетюкова ("Сорока ему не дожить"), и вынужденного делиться посылками "богатого" Цезаря, а иногда даже конвоиров и охранников, мерзнущих вместе с зэками. Исконно мужицкое терпение Ивана Денисовича иногда называют "притерпелостью" и противопоставляют его просветленному терпению Матрены. Действительно, оно "лишено высокого морального ореола", но ведь и зло, которому противостоит и которое претерпевает Щ-854, гораздо страшнее и циничнее колхозного. Поэтому герой терпелив, но не благостен.

Внутренняя крепость нового героя из народа имеет свои традиции. Несмотря на десятилетия советской власти, коммунистических догм, государственного атеизма, в Шухове сильно христианское начало: сострадание к ближнему, уважение к труду, остатки веры. Иронизирующий над Алешкиными проповедями "полухристианин, полуязычник" Иван Денисович неожиданно для себя может вдруг "остро, возносчиво" помолиться: "Господи! Спаси! Не дай мне карцера!".

Завершая анализ рассказа "Один день Ивана Денисовича" Солженицына, вновь отметим, что изначально автор планировал изобразить крупным планом самого обычного, ничем не примечательного зэка. И оказалось, что ядро личности у этого "среднего" зэка здоровое, жизнестойкое. Автор нигде не позволил себе с пафосом сказать, что на таких "Денисычах" и держится страна. Он лишь подробно описал, через какие испытания приходится им проходить ежедневно.

Человек в тоталитарном государстве .

Анализ рассказа

«Один день Ивана Денисовича»

Оформление урока : портрет, иллюстрации к рассказу, выставка книг.

Цели урока : вызвать интерес к личности и творчеству писателя, ставшего символом открытости, воли и русской прямоты; показать «необычный жизненный материал», взятый в основу повести «Один день Ивана Денисовича», увлечь учащихся прочтением повести, подвести учащихся к осмыслению трагической судьбы человека в тоталитарном государстве.

Методические приемы : аналитическая беседа, комментированное чтение.

Эпиграф:

Солженицын стал кислородом нашего непродыхаемого времени, и если общество наше, литература, прежде всего, еще дышат, то это потому, что работают солженицынские меха, качают воздух в задыхающуюся, обезвожившую себя почти потерявшую Россию.

Ход урока:

1.Слово учителя.

Кто же он, Александр Исаевич Солженицын? Наставник, пророк или заступник? Почему в нем видели то спасителя Отечества, то врага народа , то консерванта «омертвевших литературных традиций», то нарушителя основ художественности, то учителя жизни?

Ни одна из этих ролей ему не подходит.

Александр Исаевич Солженицын – выдающийся русский писатель, публицист, и общественный деятель. Его имя в литературе стало известно в 60-е годы 20 века, в период «хрущевской оттепели», затем исчезло на многие годы.

Он, Александр Исаевич Солженицын, посмел сказать правду о страшном сталинском времени, создать произведения о лагерной жизни, произведения, которые сделали автора бешено популярным. Рассказы «Матренин двор», «Случай на станции Кречетовка», роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус» вызвали гнев «отечественных чиновников от литературы» и … принесли автору мировую известность. А в 1970 году он был удостоен Нобелевской премии по литературе. Казалось, что справедливость восторжествовала.

…Но в один из февральских дней 1974 года (в связи с выходом 1 тома книги «Архипелаг ГУЛАГ») Солженицын был насильственно выслан из России. В немецкий Франкфурт-на-Майне приземлился самолет с единственным пассажиром.

Солженицыну было 55 лет.

Что же о нем известно?

2. Индивидуальные выступления учащихся.

а) Солженицына.

б) Солженицын и Великая Отечественная война.

в) Литературный дебют Солженицына.

3. Беседа по рассказу «Один день Ивана Денисовича».

-Кто такой герой Солженицына, Иван Денисович?

-Восстановите его прошлое. Как он попал в лагерь?

Работал и жил Шухов в деревне Темгенёво, был женат, имел двоих детей. Но началась война, и он стал солдатом. «А было вот как: в феврале сорок второго года на Северо-Западном окружили их армию всю… И так помалу немцы по лесам ловили и брали…Шухов пробыл в плену пару дней.» Чудом к своим попал, а его обвинили в измене Родине – и за решетку. Шухов выполнял задание немецкой разведки. «Какое же задание – ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили просто – задание»

Солженицын говорил, что образ Ивана Денисовича сложился из солдата Шухова, воевавшего с ним, никогда не сидевшего, общего опыта пленников и личного опыта в Особом лагере.

- Что же ожидало бы героя, если бы он не подписал «дело» ?

«Не подпишешь – бушлат деревянный, подпишешь – хоть поживешь еще малость. Подписал».

Шухов выбрал жизнь, подписав документы против самого себя. Хоть лагерную, мучительную и трудную, но все-таки жизнь.

- Что же это за жизнь в лагере? Как ведет себя Иван Денисович? Что помогает ему устоять, остаться человеком?

Шухов осужден на восемь лет лагерей. В пять часов просыпается лагерь. Холодный барак, в котором лампочка « горела не каждая, где на полусотне клопяных вагонок спало двести человек»…

Кухня. Едят зэки больше в шапках свою скудную баланду. «Самое сытое время лагернику – июнь: всякий овощ кончается, и заменяют крупой. Самое худое время – июль: крапиву в котел секут»

На улице мороз, перехватывающий дыхание. А бригада Тюрина (в которой работал и Шухов), собирается на работу… Бесконечные проверки и досмотры.

Шухов не просто живет (лишь бы выжить), а так, чтобы сохранить уважение к себе. Он помнит слова своего первого бригадира, старого лагерного волка Куземина: В лагере вот кто погибает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто куму ходит стучать» Шухов и в лагере работает добросовестно, как на воле, у себя в колхозе. Для него в этой работе – достоинство мастера, владеющего своим делом. работая, он ощущает прилив энергии и сил. В нем есть практичная крестьянская бережливость: с трогательной заботой припрятывает он мастерок. Труд – это жизнь для Шухова.

Он не доносит на солагерников, не унижается из-за табака, не вылизывает чужие тарелки… Бережет хлеб, носит в специальном карманчике.

-Какие черты характера ценит в Иване Денисовиче автор? А вы?

Главный герой повести, пройдя через все испытания, сумел сохранить заложенные в его характере, свойственные русскому мужику черты: совестливость, трудолюбие, человеческое достоинство.

Сенька Клевшин. Попал в плен, бежал 3 раза, но его «излавливали». Даже в Бухенвальде «чудом смерть обманул, теперь отбывает срок тихо».

Коля Вдовушкин. Бывший студент литературного факультета…

Баптист Алешка…

Бригадир Тюрин…

Капитан Буйновский…

Кинорежиссер Цезарь Маркович…

Шестнадцатилетний юноша Гопчик…

описал лагерный день одним днем. И каким?

Герой повести считал этот день удачным, почти счастливым.

«На дню у него выдалось много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали…бригадир хорошо закрыл процентовку, стену клал Шухов весело, с ножовкой на шмоне не попался… И не заболел, перемогся. Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый.

От таких дней становится жутко.

4. Вывод. Кто же виноват в трагедии Шухова? И других тысяч людей?

Нет возможности заключенным добиться справедливости и правды. Бесполезно и бессмысленно в лагере « качать свои права». Люди начинают догадываться, что произошедшее с ними – это не просто ошибки, это продуманная система репрессий – трагедия целого поколения. Трагедия государства.

Вот уже несколько лет нет с нами великого классика современности, Александра Исаевича Солженицына. Но его жизнь, его судьба, его произведения всегда останутся для нас символом правды, справедливости, патриотизма. Он верил в свой народ. Он верил в счастливое и свободное государство.

5. Домашнее задание . Сформулируйте главную мысль повести «Один день Ивана Денисовича. Напишите свои раздумья.