Русский характер в сокращении читать. Онлайн чтение книги рассказы о русском характере алексей николаевич толстой. Алексей Толстой, «Русский характер»: анализ произведения

ИЗ "РАССКАЗОВ ИВАНА СУДАРЕВА"
Русский характер! - для небольшого рассказа название слишком многозначительное. Что поделаешь - мне именно и хочется поговорить с вами о русском характере.
Русский характер! Поди-ка опиши его... Рассказывать ли о героических подвигах? Но их столько, что растеряешься, - который предпочесть. Вот меня и выручил один мой приятель небольшой историей из личной жизни. Как он бил немцев, я рассказывать не стану, хотя он и носит золотую звездочку и половина груди в орденах. Человек он простой, тихий, обыкновенный, - колхозник из приволжского села Саратовской области. Но среди других заметен сильным и соразмерным сложением и красотой. Бывало, заглядишься, когда он вылезает из башни танка, - бог войны! Спрыгивает с брони на землю, стаскивает шлем с влажных кудрей, вытирает ветошью чумазое лицо и непременно улыбнется от душевной приязни.
На войне, вертясь постоянно около смерти, люди делаются лучше, всякая чепуха с них слезает, как нездоровая кожа после солнечного ожога, и остается в человеке - ядро. Разумеется - у одного оно покрепче, у другого послабже, но и те, у кого ядро с изъяном, тянутся, каждому хочется быть хорошим и верным товарищем. Но приятель мой, Егор Дремов, и до войны был строгого поведения, чрезвычайно уважал и любил мать, Марью Поликарповну, и отца своего, Егора Егоровича. "Отец мой - человек степенный, первое - он себя уважает. Ты, говорит, сынок, многое увидишь на свете, и за границей побываешь, но русским званием - гордись..."
У него была невеста из того же села на Волге. Про невест и про жен у нас говорят много, особенно если на фронте затишье, стужа, в землянке коптит огонек, трещит печурка и люди поужинали. Тут наплетут такое - уши развесишь. Начнут, например: "Что такое любовь?" Один скажет: "Любовь возникает на базе уважения..." Другой: "Ничего подобного, любовь - это привычка, человек любит не только жену, но отца с матерью и даже животных..." - "Тьфу, бестолковый! - скажет третий, - любовь - это когда в тебе всё кипит, человек ходит вроде как пьяный..." И так философствуют и час и другой, покуда старшина, вмешавшись, повелительным голосом не определит самую суть... Егор Дремов, должно быть стесняясь этих разговоров, только вскользь помянул мне о невесте, - очень, мол, хорошая девушка, и уж если сказала, что будет ждать, - дождется, хотя бы он вернулся на одной ноге...
Про военные подвиги он тоже не любил разглагольствовать: "О таких делах вспоминать неохота!" Нахмурится и закурит. Про боевые дела его танка мы узнавали со слов экипажа, в особенности удивлял слушателей водитель Чувилев.
- ...Понимаешь, только мы развернулись, гляжу, из-за горушки вылезает... Кричу: "Товарищ лейтенант, тигра!" - "Вперед, кричит, полный газ!..." Я и давай по ельничку маскироваться - вправо, влево... Тигра стволом-то водит, как слепой, ударил - мимо... А товарищ лейтенант как даст ему в бок, - брызги! Как даст еще в башню, - он и хобот задрал... Как даст в третий, - у тигра изо всех щелей повалил дым, - пламя как рванется из пего на сто метров вверх... Экипаж и полез через запасной люк... Ванька Лапшин из пулемета повел, - они и лежат, ногами дрыгаются... Нам, понимаешь, путь расчищен. Через пять минут влетаем в деревню. Тут я прямо обезживотел... Фашисты кто куда... А - грязно, понимаешь, - другой выскочит из сапогов и в одних носках - порск. Бегут все к сараю. Товарищ лейтенант дает мне команду: "А ну - двинь по сараю". Пушку мы отвернули, на полном газу я на сарай и наехал... Батюшки! По броне балки загрохотали, доски, кирпичи, фашисты, которые сидели под крышей... А я еще - и проутюжил, - остальные руки вверх - и Гитлер капут...
Так воевал лейтенант Егор Дремов, покуда не случилось с ним несчастье. Во время Курского побоища, когда немцы уже истекали кровью и дрогнули, его танк - на бугре, на пшеничном поле - был подбит снарядом, двое из экипажа тут же убиты, от второго снаряда танк загорелся. Водитель Чувилев, выскочивший через передний люк, опять взобрался на броню и успел вытащить лейтенанта, - он был без сознания, комбинезон на нем горел. Едва Чувилев оттащил лейтенанта, танк взорвался с такой силой, что башню отшвырнуло метров на пятьдесят. Чувилев кидал пригоршнями рыхлую землю на лицо лейтенанта, на голову, на одежду, чтобы сбить огонь. Потом пополз с ним от воронки к воронке на перевязочный пункт... "Я почему его тогда поволок? - рассказывал Чувилев, - слышу, у него сердце стучит..."
Егор Дремов выжил и даже не потерял зрение, хотя лицо его было так обуглено, что местами виднелись кости. Восемь месяцев он пролежал в госпитале, ему делали одну за другой пластические операции, восстановили и нос, и губы, и веки, и уши. Через восемь месяцев, когда были сняты повязки, он взглянул на свое и теперь не на свое лицо. Медсестра, подавшая ему маленькое зеркальце, отвернулась и заплакала. Он тотчас ей вернул зеркальце.
- Бывает хуже, - сказал он, - с этим жить можно.
Но больше он не просил зеркальце у медсестры, только часто ощупывал свое лицо, будто привыкал к нему. Комиссия нашла его годным к нестроевой службе. Тогда он пошел к генералу и сказал: "Прошу вашего разрешения вернуться в полк". - "Но вы же инвалид", - сказал генерал. "Никак нет, я урод, но это делу не помешает, боеспособность восстановлю полностью". ![(То, что генерал во время разговора старался не глядеть на него, Егор Дремов отметил и только усмехнулся лиловыми, прямыми, как щель, губами.) Он получил двадцатидневный отпуск для полного восстановления здоровья и поехал домой к отцу с матерью. Это было как раз в марте этого года.
На станции он думал взять подводу, но пришлось идти пешком восемнадцать верст. Кругом еще лежали снега, было сыро, пустынно, студеный ветер отдувал полы его шинели, одинокой тоской насвистывал в ушах. В село он пришел, когда уже были сумерки. Вот и колодезь, высокий журавель покачивался и скрипел. Отсюда шестая изба - родительская. Он вдруг остановился, засунув руки в карманы. Покачал головой. Свернул наискосок к дому. Увязнув по колено в снегу, нагнувшись к окошечку, увидел мать, - при тусклом свете привернутой лампы, над столом, она собирала ужинать. Все в том же темном платке, тихая, неторопливая, добрая. Постарела, торчали худые плечи... "Ох, знать бы, - каждый бы день ей надо было писать о себе хоть два словечка..." Собрала на стол нехитрое, - чашку с молоком, кусок хлеба, две ложки, солонку и задумалась, стоя перед столом, сложив худые руки под грудью... Егор Дремов, глядя в окошечко на мать, понял, что невозможно ее испугать, нельзя, чтобы у нее отчаянно задрожало старенькое лицо.
Ну, ладно! Он отворил калитку, вошел во дворик и на крыльце постучался. Мать откликнулась за дверью: "Кто там?" Он ответил: "Лейтенант, Герой Советского Союза Громов".
У него так заколотилось сердце - привалился плечом к притолоке. Нет, мать не узнала его голоса. Он и сам, будто в первый раз, услышал свой голос, изменившийся после всех операций, - хриплый, глухой, неясный.
- Батюшка, а чего тебе надо-то? - спросила она.
- Марье Поликарповне привез поклон от сына, старшего лейтенанта Дремова.
Тогда она отворила дверь и кинулась к нему, схватила за руки:
- Жив, Егор-то мой! Здоров? Батюшка, да ты зайди в избу.
Егор Дремов сел на лавку у стола на то самое место, где сидел, когда еще у него ноги не доставали до полу и мать, бывало, погладив его по кудрявой головке, говаривала: "Кушай, касатик". Он стал рассказывать про ее сына, про самого себя, - подробно, как он ест, пьет, не терпит нужды ни в чем, всегда здоров, весел, и - кратко о сражениях, где он участвовал со своим танком.
- Ты скажи - страшно на войне-то? - перебивала она, глядя ему в лицо темными, его не видящими глазами.
- Да, конечно, страшно, мамаша, однако - привычка.
Пришел отец, Егор Егорович, тоже сдавший за эти годы, - бороденку у него как мукой осыпало. Поглядывая на гостя, потопал на пороге разбитыми валенками, не спеша размотал шарф, снял полушубок, подошел к столу, поздоровался за руку, - ах, знакомая была, широкая, справедливая родительская рука! Ничего не спрашивая, потому что и без того было понятно - зачем здесь гость в орденах, сел и тоже начал слушать, полуприкрыв глаза.
Чем дольше лейтенант Дремов сидел неузнаваемый и рассказывал о себе и не о себе, тем невозможнее было ему открыться, - встать, сказать: да признайте же вы меня, урода, мать, отец!.. Ему было и хорошо за родительским столом и обидно.
- Ну что ж, давайте ужинать, мать, собери чего-нибудь для гостя. - Егор Егорович открыл дверцу старенького шкапчика, где в уголку налево лежали рыболовные крючки в спичечной коробке, - они там и лежали, - и стоял чайник с отбитым носиком, - он там и стоял, где пахло хлебными крошками и луковой шелухой. Егор Егорович достал склянку с вином, - всего на два стаканчика, вздохнул, что больше не достать. Сели ужинать, как в прежние годы. И только за ужином старший лейтенант Дремов заметил, что мать особенно пристально следит за его рукой с ложкой. Он усмехнулся, мать подняла глаза, лицо ее болезненно задрожало.
Поговорили о том и о сем, какова будет весна, и справится ли народ с севом, и о том, что этим летом надо ждать конца войны.
- Почему вы думаете, Егор Егорович, что этим летом надо ждать конца войны?
- Народ осерчал, - ответил Егор Егорович, - через смерть перешли, теперь его не остановишь, немцу - капут.
Марья Поликарповна спросила:
- Вы не рассказали, когда ему дадут отпуск, - к нам съездить на побывку. Три года его не видала, чай, взрослый стал, с усами ходит... Эдак - каждый день - около смерти, чай, и голос у него стал грубый?
- Да вот приедет - может, и не узнаете, - сказал лейтенант.
Спать ему отвели на печке, где он помнил каждый кирпич, каждую щель в бревенчатой стене, каждый сучок в потолке. Пахло овчиной, хлебом - тем родным уютом, что не забывается и в смертный час. Мартовский ветер посвистывал над крышей. За перегородкой похрапывал отец. Мать ворочалась, вздыхала, не спала. Лейтенант лежал ничком, лицо в ладони: "Неужто так и не признала, - думал, - неужто не признала? Мама, мама..."
Наутро он проснулся от потрескивания дров, мать осторожно возилась у печи; на протянутой веревке висели его выстиранные портянки, у двери стояли вымытые сапоги.
- Ты блинки пшенные ешь? - спросила она.
Он не сразу ответил, слез с печи, надел гимнастерку, затянул пояс и - босой - сел на лавку.
- Скажите, у вас в селе проживает Катя Малышева, Андрея Степановича Малышева дочь?
- Она в прошлом году курсы окончила, у нас учительницей. А тебе ее повидать надо?
- Сынок ваш просил непременно ей передать поклон.
Мать послала за ней соседскую девочку. Лейтенант не успел и обуться, как прибежала Катя Малышева. Широкие серые глаза ее блестели, брови изумленно взлетали, на щеках - радостный румянец. Когда откинула с головы на широкие плечи вязаный платок, лейтенант даже застонал про себя: поцеловать бы эти теплые светлые волосы!.. Только такой представлялась ему подруга, - свежа, нежна, весела, добра, красива так, что вот вошла, и вся изба стала золотая...
- Вы привезли поклон от Егора? (Он стоял спиной к свету и только нагнул голову, потому что говорить не мог.) А уж я его жду и день и ночь, так ему и скажите...
Она подошла близко к нему. Взглянула, и будто ее слегка ударили в грудь, откинулась, испугалась. Тогда он твердо решил уйти, - сегодня же.
Мать напекла пшенных блинов с топленым молоком. Он опять рассказывал о лейтенанте Дремове, на этот раз о его воинских подвигах, - рассказывал жестоко и не поднимал глаз на Катю, чтобы не видеть на ее милом лице отражения своего уродства. Егор Егорович захлопотал было, чтобы достать колхозную лошадь, - но он ушел на станцию пешком, как пришел. Он был очень угнетен всем происшедшим, даже, останавливаясь, ударял ладонями себе в лицо, повторял сиплым голосом: "Как же быть-то теперь?"
Он вернулся в свой полк, стоявший в глубоком тылу на пополнении. Боевые товарищи встретили его такой искренней радостью, что у него отвалилось от души то, что не давало ни спать, ни есть, ни дышать. Решил так, - пускай мать подольше не знает о его несчастье. Что же касается Кати, - эту занозу он из сердца вырвет.
Недели через две пришло от матери письмо:
"Здравствуй, сынок мой ненаглядный. Боюсь тебе и писать, не знаю, что и думать. Был у нас один человек от тебя, - человек очень хороший, только лицом дурной. Хотел пожить, да сразу собрался и уехал. С тех пор, сынок, не сплю ночи, - кажется мне, что приезжал ты. Егор Егорович бранит меня за это, - совсем, говорит, ты, старуха, свихнулась с ума: был бы он наш сын - разве бы он не открылся... Чего ему скрываться, если это был бы он, - таким лицом, как у этого, кто к нам приезжал, гордиться нужно. Уговорит меня Егор Егорович, а материнское сердце - все свое: ои это, он был у нас!.. Человек этот спал на печи, я шинель его вынесла на двор - почистить, да припаду к ней, да заплачу, - он это, его это!.. Егорушка, напиши мне, Христа ради, надоумь ты меня, - что было? Или уж вправду - с ума я свихнулась..."
Егор Дремов показал это письмо мне, Ивану Судареву, и, рассказывая свою историю, вытер глаза рукавом. Я ему: "Вот, говорю, характеры столкнулись! Дурень ты, дурень, пиши скорее матери, проси у нее прощенья, не своди ее с ума... Очень ей нужен твой образ! Таким-то она тебя еще больше станет любить".
Он в тот же день написал письмо: "Дорогие мои родители, Марья Поликарповна и Егор Егорович, простите меня за невежество, действительно у вас был я, сын ваш..." И так далее, и так далее - на четырех страницах мелким почерком, - он бы и на двадцати страницах написал - было бы можно.
Спустя некоторое время стоим мы с ним на полигоне, - прибегает солдат и - Егору Дремову: "Товарищ капитан, вас спрашивают..." Выражение у солдата такое, хотя он стоит по всей форме, будто человек собирается выпить. Мы пошли в поселок, подходим к избе, где мы с Дремовым жили. Вижу - он не в себе, - все покашливает... Думаю: "Танкист, танкист, а - нервы". Входим в избу, он - впереди меня, и я слышу:
"Мама, здравствуй, это я!.." И вижу - маленькая старушка припала к нему на грудь. Оглядываюсь, тут, оказывается, и другая женщина, Даю честное слово, есть где-нибудь еще красавицы, не одна же она такая, но лично я - не видал.
Он оторвал от себя мать, подходит к этой девушке, - а я уже поминал, что всем богатырским сложением это был бог войны. "Катя! - говорит он. - Катя, зачем вы приехали? Вы того обещали ждать, а не этого..."
Красивая Катя ему отвечает, - а я хотя ушел в сени, но слышу: "Егор, я с вами собралась жить навек. Я вас буду любить верно, очень буду любить... Не отсылайте меня..."
Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придет суровая беда, в большом или в малом, и поднимается в нем великая сила - человеческая красота.
1942-1944

Повести и рассказы. М., "Худож. лит.", 1977

«Русский характер! Поди-ка опиши его…» - с этих удивительных, проникновенных слов начинается рассказ «Русский характер» Алексея Толстого. Действительно, возможно ли описать, измерить, дать определение тому, что находится за пределами слов и чувств? И да, и нет. Да, потому что говорить, рассуждать, пытаться понять, познать самую суть всё одно необходимо. Это, если можно так сказать, те импульсы, толчки, благодаря которым и крутится вечный двигатель жизни. А с другой стороны, сколько бы мы не говорили, нам всё равно не достать до дна. Эта глубина бесконечна. Как описать русский характер, какие слова подобрать? Можно и на примере героического подвига. Но как выбрать, который предпочесть? Ведь их столько, что сложно не растеряться.

Алексей Толстой, «Русский характер»: анализ произведения

Во время войны Алексей Толстой создаёт удивительный сборник «Рассказы Ивана Сударева», состоящий из семи небольших историй. Все они объединены одной темой - Великая Отечественная война 1941-1945 годов, одной идеей - восхищением и преклонением перед патриотизмом и героизмом русского народа, и одним главным героем, от имени которого и ведётся повествование. Это - бывалый кавалерист Иван Сударев. Последним, завершающим весь цикл, становится рассказ «Русский характер». Алексей Толстой с его помощью обобщает сказанное ранее. Он - своеобразный итог всему тому, о чём говорилось прежде, всем рассуждениям и мыслям автора о русском человеке, о русской душе, о русском характере: красота, глубина и сила - это не «сосуд, в котором пустота», а «огонь, мерцающий в сосуде».

Тема и идея рассказа

С первых строк автор обозначает тему рассказа. Конечно же, речь пойдёт о русском характере. Цитата из произведения: «Мне именно хочется поговорить с вами о русском характере…» И здесь же мы слышим ноты не то чтобы сомнения, а скорее сожаления по поводу того, что форма произведения столь мала и ограничена - небольшой рассказ, что не соответствует избранному автором размаху. А тема и название уж очень «многозначительные». Но делать нечего, потому что говорить хочется…

Кольцевая композиция рассказа помогает отчётливо прояснить идею произведения. И в начале, и в конце читаем размышления автора о красоте. Что есть красота? Физическая привлекательность понятна каждому, она на самой поверхности, стоит только протянуть руку. Нет, не она волнует рассказчика. Он видит красоту в ином - в душе, в характере, в поступках. Особенно она проявляется на войне, когда смерть постоянно рядом вертится. Тогда люди лучше становятся, с человека «слезает какая только есть чепуха, шелуха, словно кожа, омертвевшая после солнечного ожога», и не исчезает, и сохраняется лишь одно - ядро. Явственно оно видно и в главном герое - в молчаливом, спокойном, строгом Егоре Дрёмове, в его пожилых родителях, в красивой и верной невесте Катерине, в водителе танка Чувилове.

Экспозиция и завязка

Время действия рассказа - весна 1944 года. Освободительная война против фашистских захватчиков в самом разгаре. Но она не действующее лицо, а скорее фон, тёмный и суровый, но так отчетливо и ярко проявляющий удивительные краски любви, доброты, дружбы и красоты.

В экспозиции приводятся краткие сведения о главном действующем лице рассказа - Егоре Дрёмове. Человек он был простой, скромный, тихий, сдержанный. Говорил мало, особенно не любил «разглагольствовать» о военных подвигах да стеснялся разговоров о любви. Один только раз вскользь упомянул о своей невесте - девушке хорошей и верной. С этого момента и можно начать описывать краткое содержание «Русский характер» Толстого. Примечательно здесь, что Иван Суздалев, от имени которого ведётся повествование, познакомился с Егором уже после его страшного ранения и пластических операций, но в описании его нет ни единого слова о физических недостатках товарища. Наоборот, он видит лишь красоту, «душевную приязнь», заглядывается им, когда тот спрыгивает с брони на землю, - «бог войны».

Продолжаем раскрывать краткое содержание «Русский характер» Толстого. Завязка сюжета - это страшное ранение Егора Дрёмова во время сражения на Курской Дуге. Его лицо было практически ссажено, и даже местами виднелись кости, но он выжил. Ему восстановили веки, губы, нос, но это уже было совсем другое лицо.

Кульминация

Кульминационная сцена - приезд отважного воина домой в отпуск после госпиталя. Свидание с отцом и матерью, с невестой - с самыми близкими людьми в его жизни, обернулось не долгожданной радостью, а горьким внутренним одиночеством. Он не смог, не смел признаться старым родителям, что стоящий перед ними человек с изуродованной внешностью и чужим голосом и есть их сын. Нельзя, чтобы старенькое лицо матери отчаянно задрожало. Однако, в нём теплилась надежда, что отец и мать сами узнают его, догадаются без объяснения, кто к ним приехал, и тогда будет сломлена эта невидимая преграда. Но этого не произошло. Нельзя сказать, что материнское сердце Марии Поликарповны совсем ничего не почувствовало. Его рука с ложкой во время еды, его движения - эти, казалось бы, мельчайшие детали не ускользнули от её взора, но она всё-таки не догадалась. А здесь ещё и Катерина, невеста Егора, не то что не признала его, а при виде страшного лица-маски откинулась и испугалась. Это стало последней каплей, и он на следующий день покинул отчий дом. Конечно, в нём была и обида, и разочарование, и отчаяние, но он решил пожертвовать своими чувствами - лучше уйти, отгородиться, лишь бы не пугать своих самых родных и близких. Краткое содержание «Русский характер» Толстого на этом не заканчивается.

Развязка и заключение

Одной из главных черт русского характера, русской души является жертвенная любовь. Именно она и есть чувство истинное, безусловное. Любят не за что-то и не ради чего-то. Это непреодолимая, неосознанная потребность быть всегда рядом с человеком, заботиться о нём, помогать ему, сострадать ему, дышать вместе с ним. И слово «рядом» не измеряется физическими величинами, оно означает неосязаемую, тонкую, но невероятно прочную духовную нить между любящими друг друга людьми.

Мать после скорого отъезда Егора, не могла найти себе место. Она догадалась, что этот человек с изуродованным лицом и есть её любимый сын. Отец сомневался, но всё же сказал, что если тот приезжий солдат действительно его сын, то здесь не стыдиться надо, а гордиться. Значит, он истинно защищал свою Родину. Мать пишет ему на фронт письмо и просит не томить и сказать правду, как есть. Растроганный, он признается в обмане и просит прощения… Спустя некоторое время к нему в полк приезжают и мать, и невеста. Взаимное прощение, любовь без лишних слов и верность - вот счастливая развязка, вот они, русские характеры. Как говорится, вроде прост с виду человек, нет в нём ничего примечательного, а придёт беда, дни суровые настанут, и поднимается в нем тотчас же великая сила - человеческая красота.

А.Н. Толстой – рассказ «Русский характер». Герой рас­сказа лейтенант Егор Дремов был покалечен на фронте, горел в танке, потом очень долго лежал в госпитале, перенес много операций, в результате внешность его изменилась, лицо было сильно изуродовано. При этом он был очень скромным чело­веком, не любил хвастаться своими подвигами, старался ни­чем не обременять окружающих. После всего происшедшего лейтенант подумал, что теперь родители испугаются его внеш­него вида, невеста Катя откажется от него. Поэтому, приехав домой в отпуск, назвался чужим именем. Но для родителей и Кати самым главным оказалось то, он жив, а не его внешность. Автор восхищается в этом рассказе русскими характерами. Он замечает, что внешняя простота, скромность человека, не­казистая внешность – все это лишь первое впечатление о че­ловеке. А раскрывается глубина человеческой натуры в ми­нуты суровых испытаний: «Кажется, прост человек, а придет суровая беда, и поднимется в нем великая сила – человечес­кая красота!»

Здесь искали:

• русский характер краткое содержание
• краткое содержание русский характер
• русский характер толстой краткое содержание

Русский характер бывает очень сложно описать. За основу можно взять какой-нибудь подвиг. Но какой? Ведь их много. А расскажу-ка я, Иван Сударев, историю из жизни моего приятеля лейтенанта Егора Дремова. Это простой человек из Саратовской области. Он имеет Золотую Звёздочку и много орденов на груди. У него крепкое телосложение, волнистые волосы, красивое лицо и очаровательная улыбка.

На войне люди частенько становятся лучше. Но мой приятель всегда был таким. Он с уважением и любовью относился к своим родителям – Марье Поликарповне и Егору Егоровичу. Своей невестой Егор не хвастал. Он только вскользь упомянул о ней, как о хорошей и верной девушке. О своих военных подвигах парень тоже не любил распространяться. О них мы узнавали от членов его экипажа, ведь Дремов был танкистом.

Однажды случилось с лейтенантом несчастье. Во время очередного побоища с немецкими захватчиками его танк был подбит двумя снарядами и загорелся. Егор был без сознания, а одежда его горела. Его из горящего танка вытащил водитель Чувилев. Парень выжил, но перенёс множество пластических операций на лице. Оно у него было теперь таким страшным, что люди старались не смотреть на него.

Комиссия признала Дремова годным к нестроевой службе. Но прежде лейтенант получил трёхнедельный отпуск и поехал домой. Было это в марте. Со станции он шёл пешком примерно двадцать километров. В село Егор пришёл, когда уже стемнело. Он подошёл к дому, заглянул в окно и увидел мать. Боясь её напугать, парень решил представиться другим человеком.

Мать не узнала своего сына ни по внешности, ни по голосу. После всех операций даже голос у парня стал глухим и хриплым. Егор назвал себя лейтенантом Громовым, который привёз весточку от её сына. Он стал подробно рассказывать женщине про старшего лейтенанта Дремова, то есть про самого себя. В это время пришёл отец, сел за стол и тоже стал слушать рассказ гостя.

Стали ужинать. Егор заметил, что мать очень пристально смотрит на его руку. Он усмехнулся. С одной стороны, ему было хорошо, что он дома, с другой – ужасно обидно, что его не узнали. Ещё немного поговорив, все пошли спать. Отец заснул, а мать ещё долго не могла уснуть.

Утром Егор стал расспрашивать мать о Кате Малышевой, чтобы увидеться с ней. За ней отправили соседскую девочку, и через короткое время Катя уже стояла на пороге его дома. Как же хотелось парню её поцеловать. Она была нежна, весела и красива. Девушка не сразу увидела лицо лейтенанта. Прежде она успела сказать, что очень ждёт молодого человека. Но потом, взглянув на Егора, Катерина испугалась и замолчала. Вот тогда-то он и решил покинуть родной дом.

Он шёл на станцию и всю дорогу задавал себе вопрос: «Как теперь ему быть?» Парень вернулся в полк, в котором встретили его с большой радостью, и на душе его стало легче. Он решил – как можно дольше не сообщать матери о своём несчастье, а Катю забыть. Но недели через две Егор получил от матери письмо. В нём она написала о том, что видит в нежданном госте своего сына, а не чужого человека. А отец в это не верит. Говорит, что с ума свихнулась.

Это письмо Егор показал мне. А я посоветовал ему признаться во всем своей матери. Он послушал меня и написал ответное письмо, в котором подтвердил своё присутствие в доме и просил прощение за своё невежество. Спустя некоторое время к старшему лейтенанту Дремову приехали мать и красивая девушка Катя, пообещавшая парню любить его и быть всегда с ним рядом.

Вот такой он, русский характер! В простом человеке заложена великая сила – душевная красота. Она дремлет до поры до времени. А как приходит беда, она и просыпается.

Когда он остановился, то увидел, что незаметно для себя прошел почти весь город. Он повернулся и поспешно, как только мог, пошел назад. Но пока он дошел до военкомата, наступил уже вечер и занятия кончились.

Было совсем темно, когда он добрался до дома, где жила Аннуш. Там его все ждали, и Аннуш, выбежавшая ему навстречу, спросила:

Ну как? Что тебе сказали?

Ничего, все в порядке, - ответил Корниенко, - Говорят, скоро совсем поправлюсь. Завтра вечером поеду догонять свою часть.

Он видел по ее глазам, что она не верит, чтобы на медицинской комиссии могли сказать ему, что все хорошо. Но она не посмела переспросить его и только молча взяла за руку и провела в комнату, где его встретили - ее родители. И началась обычная домашняя суета с приготовлением ужина. Он сидел у них весь вечер, половину ночи и по тому, как с ним говорили Аннуш и окружающие, чувствовал, что куда бы он ни уехал, в этом доме его будут ждать.

Командир дивизии полковник Вершков сидел над картой в низкой черной халупе. Войдя, он забыл стащить с себя папаху и сейчас, сдвинув ее на затылок, грудью навалившись на стол, рассматривал с начальником штаба карту. Левой рукой он машинально размешивал ложкой в стакане воображаемый чай, который уже давно был выпит.

К вам прибыл капитан Корниенко, - приоткрыв дверь, сказал адъютант.

Корниенко? - переспросил полковник и со звоном опустил ложку в стакан.

Так точно, товарищ полковник, - сказал Корниенко, входя и оттесняя плечом адъютанта.

Ей-богу, живой, - сказал полковник, вставая и делая два шага навстречу Корниенко.

В самые тяжелые дни боев самыми радостными для полковника были те минуты, когда он узнавал, что тот или другой из его знакомых казаков после ранения возвращался в часть.

Здравствуй, Корниенко.

Здравствуйте, товарищ полковник, - сказал Корниенко и, в свою очередь, сделал два шага навстречу полковнику, стараясь не прихрамывать (палку он оставил за дверью).

Вот правильно, - сказал полковник, обращаясь к начальнику штаба. - Правильно. Выздоровел - и направился в часть, в свою же часть.

Никак нет, - сказал Корниенко, продолжая стоять навытяжку. - Никак нет, товарищ полковник, не направляли меня в часть. Я без документов пришел, два раза задерживали меня.

Без документов? - удивленно протянул полковник.

Так точно. - Корниенко все еще продолжал стоять навытяжку. - Вот мне весь документ дали, - добавил он дрогнувшим голосом. - Вот он, документ.

Он положил, почти бросил на стол перед полковником свою пенсионную книжку. Он хотел сказать что-то очень важное, давно приготовленное, но промолчал, потому что в первый раз в жизни почувствовал, как комок подступает к горлу.

Полковник перелистал пенсионную книжку, потом перевел взгляд на Корниенко, на его восемь нашивок, на грязную, оборванную шинель, в которой он, видимо, добирался сюда то попутными машинами, то пешком по весенней кубанской грязи, и наконец медленно сказал:

Когда через час за Корниенко закрылась дверь, полковник повернулся к начальнику штаба и сказал, разводя руками, словно оправдываясь в собственной слабохарактерности:

Что, Федор Ильич, что я могу с ним сделать? Ну что я могу с ним сделать?

Ничего, Сергей Иванович, - улыбнулся начальник штаба.

Но полковник продолжал оправдываться:

Вы понимаете, если человек из Еревана добрался сюда, под Ростов, больной, без документов, без аттестата, - разве я могу ему после этого сказать: «Нет, вы не в силах нести службу»? Может, и правда он не в силах, но не нести эту службу он и вовсе не в силах, сами видите… О чем вы задумались, Федор Ильич? - спросил полковник у начальника штаба, который, посасывая трубку, молча ходил по комнате.

Все о том же, - сказал начальник штаба. - Все о том же - о войне. Вот вы тут говорили весь этот час с Корниенко, а я слушал и думал: «Победим, непременно победим».

А Корниенко в это время ехал в свой полк на вездеходе полковника, который тот лично приказал ему дать. Он ехал, и хотя счастье, что он возвращается к своим, переполняло его душу, но в то же время не переставали мучить две смутные мысли. Во-первых, ему не нравилось, что полковник сказал: «Съездите пока к себе на батарею, а там мы завтра решим, куда вас назначить». Это «завтра решим» не нравилось Корниенко и мучило неизвестностью. Кроме того, хотя и было приятно, что полковник дал ему свою машину, в то же время это я пугало его Ведь раньше полковнику никогда не приходило в голову возить его на своей машине. А сегодня вот он дал ему машину - как инвалиду, как человеку, которому, по мнению полковника, трудно даже добраться до своего полка. И эта вторая мысль тоже пугала Корниенко, заставляла его с завистью поглядывать на казаков, трусивших по обочинам дороги на своих низкорослых донских лошадках.

На батарее, уже под вечер, когда Корниенко увидел всех живых и помянул всех мертвых, когда все уже было переговорено и рассказано по три раза, когда он дотошно осмотрел пушки, из которых две были новые, а две еще старые его пушки, - Корниенко с товарищами уселся, наконец, укрываясь от ветра, под стену разбитого сарая и спросил, нет ли закурить. Ему рассеянно ответили, что закурить-то есть, но вот уже сутки, как вся бумага вышла, не из чего ни одной цигарки скрутить.

Неужели не из чего? - спросил Корниенко.

Не из чего.

Тогда он полез в карман гимнастерки и достал оттуда сложенную в восемь раз, потертую на сгибах газетную страницу. Это был старый, прошлогодний номер армейской газеты. Он с особенной бережливостью хранил эту газету именно потому, что ему так до сих пор и не выдали ни одного ордена, а в газете корреспондент очень интересно и подробно описал все, что касалось Корниенко, и даже указал на заслуженные им награды. Корниенко вынул газету, минуту помолчал, держа ее в руках, потом, оторвав сначала клочок на цигарку себе, передал ее товарищам.

Ладно. Все равно уж, - оказал он, не объясняя никому, что это за газета. - Все равно уж, завернем. На радостях.

Русский характер! - для небольшого рассказа название слишком многозначительное. Что поделаешь, - мне именно и хочется поговорить с вами о русском характере.

Русский характер! Поди-ка опиши его… Рассказывать ли о героических подвигах? Но их столько, что растеряешься, - который предпочесть. Вот меня и выручил один мой приятель небольшой историей из личной жизни. Как он бил немцев - я рассказывать не стану, хотя он и носит Золотую Звездочку и половина груди в орденах. Человек он простой, тихий, обыкновенный - колхозник из приволжского села Саратовской области. Но среди других заметен сильным и соразмерным сложением и красотой. Бывало, заглядишься, когда он вылезает из башни танка, - бог войны! Спрыгивает с брони на землю, стаскивает шлем с влажных кудрей, вытирает ветошью лицо и непременно улыбнется от душевной приязни.

На войне, вертясь постоянно около смерти, люди делаются лучше, всякая чепуха с них слезает, как нездоровая кожа после солнечного ожога, и остается в человеке - ядро. Разумеется, у одного оно покрепче, у другого послабже, но и те, у кого ядро с изъяном, тянутся, каждому хочется быть хорошим и верным товарищем. Но приятель мой, Егор Дремов, и до войны был строгого поведения, чрезвычайно уважал и любил мать, Марью Поликарповну, и отца своего, Егора Егоровича. «Отец мой - человек степенный, первое - он себя уважает. Ты, говорит, сынок, многое увидишь на свете, и за границей побываешь, но русским званием - гордись…»

У него была невеста из того же села на Волге Про невест и про жен у нас говорят много, особенно если на фронте затишье, стужа, в землянке коптит огонек, трещит печурка и люди поужинали. Тут наплетут такое - уши развесишь. Начнут, например: «Что такое любовь?». Один скажет: «Любовь возникает на базе уважения…». Другой: «Ничего подобного, любовь - это привычка, человек любит не только жену, но отца с матерью и даже животных…». - «Тьфу, бестолковый! - скажет третий. - Любовь - это, когда в тебе все кипит, человек ходит вроде как пьяный…». И так философствуют и час и другой, покуда старшина, вмешавшись, повелительным голосом не определит самую суть… Егор Дремов, должно быть стесняясь этих разговоров, только вскользь помянул мне о невесте, - очень, мол, хорошая девушка, и уже если сказала, что будет ждать, - дождется, хотя бы он вернулся на одной ноге…