Федор павлов андреевич перфомансы. Об аресте, отличии театра от перформанса и своем новом спектакле в «Практике. Избранные театральные работы

Художник, режиссер, куратор и директор Государственной галереи на Солянке Федор Павлов-Андреевич считает, что успевать при желании можно все. Мы решили разобраться в том, чем все-таки он занимается, доверились технологиям и поговорили по Skype

З астать Федора Павлова-Андреевича в одном месте несколько дней подряд решительно невозможно. Вот он представляет художников на ежегодной выставке гибридного искусства Lexus Hybrid Art, вот документирует серию собственных перформансов на Шри-Ланке, а вот уже летит на открытие своей выставки в Бразилию. Мы встретились с художником в Skype, чтобы расспросить о том, как успевать все и сразу, зачем раздеваться и где искать его новые проекты в обозримом будущем. Разговор получился откровенным.

Федор, прежде всего хочу поздравить вас с очередной выставкой Lexus Hybrid Art. Очереди стояли до последнего, мы проверяли.
Спасибо. Заинтересованность зрителей зависит от того, как все упаковано. Марина Абрамович на заре моей работы в перформансе как-то сказала мне: «Baby, art is only 50% art and 50% is PR» («Дорогой, в искусстве лишь 50% от искусства, остальные 50% — это PR»), — а теперь произнесите это с прекрасным сербским акцентом.

Чем проект этого года для вас отличался от предыдущих?
Отличался он в первую очередь тем, что почти все эти работы я когда-то встретил и полюбил всем сердцем, причем в разных местах: некоторые в Берлине, некоторые дома в Рио или в Сан-Паулу (В последние годы Федор живет между Россией и Бразилией. — Прим. Buro 24/7 ) , некоторые в Лондоне и Нью-Йорке. И уж самая большая моя гордость, что несколько художников создали абсолютно новые произведения искусства специально для Lexus Hybrid Art. То есть приехали заранее в Москву, облазили весь театр «Россия», и все решилось. В общем, в выставке этого года была очень большая доля моей личной ответственности за контент. Вот есть такие довольно пошлые блокноты — Art That I"ve Seen and Loved, — и ты туда кладешь картинки понравившихся тебе произведений. Экспозиция была моим личным подобным блокнотом. А учитывая, что мой вкус, прямо скажем, не всегда совпадает со вкусами других людей, я очень старался, чтобы это были только такие работы, которые понятны всем, будь то бабушка, проходившая через Пушкинскую площадь, кошка, живущая в этом здании, или трехлетний ребенок, — и почти все представленные объекты можно было наблюдать, не имея никакой боевой подготовки в области совриска. Ведь когда ты заходишь в комнату, за дверью которой играет фортепианная музыка, и видишь перед собой лица двух глядящих на тебя пианистов и их руки, зависшие в воздухе, — и они смотрят на тебя, и смотрят, и смотрят, — а потом ты плюешь на это дело, уходишь, закрываешь за собой дверь, и в тот же миг музыка начинает снова играть (работа немецкого художника Анники Карс «Двое играют на одном»), то вот в этот момент ты как раз и понимаешь, что все, что хочешь знать и в чем мечтаешь участвовать, происходит за пределами досягаемости — там, где нас нет.

Художник, перформансист, арт-менеджер, режиссер, продюсер, писатель, директор галереи — и это далеко не все. Как вы управляетесь со всеми этими социальными ролями разом?
На самом деле все мои роли — это одна роль. Просто очень трудно людям объяснить и заставить их тебе поверить, что ты таким родился, что тебе положено по роду и племени делать десять дел. Меня кто только не пытался переделать. Моя любимая учительница музыки, Наталья Петровна Петрова, когда мне было 5 лет, все время произносила вот эти строчки из Барто: «Драмкружок, кружок по фото, а еще мне петь охота». И словно намекала: ведь ты так не хочешь? Потому что я из музыкальной школы бежал сразу на фигурное катание, а оттуда на репетицию своего спектакля, в 6 лет я уже репетировал, рано начал. Ну и до сих пор появляются люди, пытающиеся мне сказать: прекрати, сосредоточься, делай только это, вот это у тебя лучше всего получается. А я просто живу так, как умею. То есть делаю ровно то, что мне положено, ни больше ни меньше. Сегодня, к моей большой радости, настали времена, когда больше не нужно ничем прикрываться, никаким одним названием. Ты говоришь «художник», и это все вместе, все сразу. Не нужно говорить ни про какого арт-менеджера или писателя или перформансиста, все включено в понятие «художник».

Но успевать все и сразу — это все-таки сложно.
Я живу историями. Вот сейчас, пока мы разговариваем, я в деревне Аругам-Бэй, на Шри-Ланке, делаю серию своих перформансов про рабов в Бразилии — и про тех, что жили в XIX веке, и про нынешних. Мы тут с с кинодокументалистом Лавуазье Клеменче и фотографом Игорем Африкяном снимаем историю про черного парня — магазинного вора, которого в прошлом году распяли за кражу на фонарном столбе, как во времена рабства. Завтра будем меня привязывать к фонарю, я должен провисеть 7 часов, потому что эта серия для Афро-бразильского музея в Сан-Паулу (называется «Временные памятники»): каждый памятник существует 7 часов, а потом остается фото или видео, или и то и другое сразу. Есть уже готовая работа: я под руководством местного рыбака учился карабкаться на пальму, и через неделю тренировок забрался и провисел 7 часов — с 8 вечера до 3 утра — и задокументировал это. Просто рабы, желая освободиться, ночью, когда никто не видел, забирались на пальмы и добывали семена, которые в те времена жутко ценились. Эти семена они продавали на черном рынке, а вырученные деньги копили, ну и в конце концов выменивали накопленное на собственную свободу. И работа, которая называется «Временный памятник N1», как раз про свободу.

«ДО СИХ ПОР ПОЯВЛЯЮТСЯ ЛЮДИ, ПЫТАЮЩИЕСЯ МНЕ СКАЗАТЬ: ПРЕКРАТИ, СОСРЕДОТОЧЬСЯ, ДЕЛАЙ ТОЛЬКО ЭТО, ВОТ ЭТО У ТЕБЯ ЛУЧШЕ ВСЕГО ПОЛУЧАЕТСЯ»

Перформанс как вид искусства часто требует значительных физических усилий. Как подготовить и освободить тело?
Я сражаюсь за свое тело сразу несколькими способами. С одной стороны, копаюсь в себе с помощью учителей: Кирилла Черных из «Йога-класса», Тани Домовцевой и Ани Лунеговой в Москве, Шри Дарма Миттры и леди Рут в Нью-Йорке, Агустина Агуэрреберри в Рио и других важных для меня наставников, — я пробираюсь к залежам полезных и бесполезных ископаемых, первые стараюсь расчистить, вторые — выбросить. Это йога. Также я занимаюсь силовыми практиками. В Москве хожу к Диме Довганю в «Репаблику», он удивительный — классический пианист, ставший тренером по силе и по пилатесу. Мы с ним говорим о музыке и выдумываем разные удивительные способы решить вопрос силы умом. В общем, я обязательно каждый день провожу сколько-то времени за йогой и раза три-четыре в неделю, вне зависимости от перелетов, отдаю час-другой силе. Ну и потом Кирилл Черных учит меня очень интересным вещам. Например, как залезть внутрь себя глазами, как проникнуть физически в свое дыхание, как сгибать ногу, не сгибая ее.

А как вы пришли к обнажению в качестве средства своего художественного языка?
Это не единственное мое средство. Это одна из частей языка. Просто она гораздо больше бросается в глаза людям, не слишком опытным в наблюдении за перформансом. Никого не удивляет, что в живописи существуют разные виды масляных красок. А вот нагое тело перформансиста сразу превращает этого художника в мишень. Это в целом хорошо, потому что делает наш очень узкий и малодоступный жанр популярнее. Но, с другой стороны, если гуглить мое имя по-русски, то вторая строка — «Федор Павлов-Андреевич голый». А было даже пару дней, когда, мне кто-то сказал, в «Яндексе» на слово «художник» первой строкой выскакивала статья на эту тему в «Википедии», а второй — «Художник Федор Павлов-Андреевич пришел на фестиваль Midsummer Night"s Dream обнаженным». Нужно понять одну такую простую штуку: нагота перформанса — это не нагота секса, не нагота эротики, не нагота желания или соблазнения. Или, по крайней мере, в большинстве случаев и в большинстве сильных работ это не та нагота. Она сродни наготе морга, наготе крещения, наготе, в конец концов, газовой камеры. Она про обнуление. Ни у кого не возникает вопросов относительно наготы скульптур или обнажения в живописи — Intsagram не убирает селфи, снятые на фоне гениталий Давида в Итальянском дворике Пушкинского музея. А вот за моим аккаунтом установлено пристальное наблюдение: любая фотография, куда более скромная, нежели слепок с Микеланджело, тут же отправляется в небытие. Поэтому у людей, смотрящих на искусство с интересом, займет какое-то время, чтобы привыкнуть к тому, что Петр Павленский, прибивая себя гвоздем к Красной площади, не имел в виду показать всем людям, как выглядят его яйца, — он сказал жутко важную вещь, которую все, кто нужно (и что не менее важно, все, кто не нужно тоже), отлично поняли. А если бы он вздумал это делать в трусах, то трусы тут же стали бы частью сообщения. И спутали бы все карты. Так что нагота — это смытый смысл, нулевая отметка, чистый холст. С нее все начинается, но она не обеспечивает и не гарантирует результат от искусства. Она может значить все и ничего.

«Никого не удивляет, что в живописи существуют разные виды масляных красок. А вот нагое тело перформансиста сразу превращает этого художника в мишень»

Вы создаете перформансы с 2008 года, сможете рассказать немного о ваших внутренних наблюдениях — за собой, своим телом, сознанием?
В 2008 году, когда я сделал свой первый перформанс, я, надо вам сказать, вернулся к себе домой. У меня в тот момент еще не было мебели, даже было неизвестно, в каком конце города располагается мой дом. Но я уже точно знал, что он мой и что мне в нем предстоит прожить всю оставшуюся жизнь. Что я делал до того, все помню и все понимаю, но это прошло, перевернулось. Просто найти дверь в перформанс и вообще в некую иную форму высказывания — нелинейную, часто не с полпинка добываемую зрителем — у меня заняло три десятка лет. Зато теперь очень круто и очень интересно жить. Иногда я думаю: даже если меня завтра не станет, я уже прожил невероятно прекрасную жизнь. В ней было почти все, и мне совсем не жалко и не страшно было бы отправиться дальше.

А что с планами на будущее? Какие проекты стоит ждать в Москве?
В Государственной галерее на Солянке мы сейчас готовим сразу три выставки одновременно (все они — спецпроекты Московской биеннале современного искусства), которые как раз должны будут объяснить людям многое про перформанс, наготу и про то, как искусство перформанса сопротивляется правилам жизни и как порой побеждает их. Один из проектов называется «Интимные снимки» — это экспозиция про наготу в британском современном перформансе. Мы привозим очень важного художника и фотографа Мануэля Вазона. Он же будет работать с семью русскими перформансистами, каждый из которых в течение 7 дней будет делать свой перформанс в залах галереи. Название этой выставки Artist Is Hidden — по-русски «Художник в загоне»: каждый из художников построит себе по стене, за которой и будет происходить перформанс. И каждый из них сам решит, какого размера оставить отверстие для зрителя: щель, маленькую дырку или целое окно. Выставка будет посвящена выдающемуся американскому перформансисту, а теперь архитектору Вито Аккончи, еще в конце 1960-х сделавшему целый ряд работ, перевернувших ход истории искусства. В зале «Перец» мы покажем небольшую архивную выставку самого Аккончи, которому в этом году исполнилось 75 лет. Он, кстати, обещал приехать и встретиться с московской публикой. На эти проекты мы сейчас объявили краудфандинговую кампанию , так как просить на такое денег у государства сейчас бессмысленно, а спонсорам подобные вещи тоже, увы, неинтересны. Поэтому надежда на зрителей Солянки. Два года назад они сделали так, что выставка «Зоопарк художников» случилась и стала для всех нас важным этапом.

Следите ли вы за информационной повесткой дня?
Если вы про новости, то я не всегда понимаю, за новостями какой страны, Бразилии или России, мне надо следить в первую очередь, поэтому я порой решаю вообще их не читать. Тем более что в обеих странах сейчас кризис, а из одной из них приходят сплошь очень грустные новости. Без новостей спокойно. Но иногда они подбрасывают повод для работы: вот, например, на окраине Рио какие-то чуваки, добровольные санитары леса, распяли на фонарном столбе 14-летнего черного подростка, промышлявшего магазинными кражами. Привязали (причем шею закрепили велосипедным замком), избили и оставили на ночь. Точно так делали с рабами в Бразилии 150 лет назад. В общем, мало что изменилось. Этот эпизод станет поводом для пятого по счету «Временного памятника». В этой серии я делаю перформансы длиной 7 часов и документирую их в память о рабстве — и о том, которое уже в истории, и о том, которое происходит на наших глазах. В России с ним тоже все в порядке. В Москве в рабстве около миллиона человек, преимущественно выходцев из Центральной Азии. Если бы только какой-нибудь международной организации пришла в голову идея посмотреть на то, как они живут, что едят и как над ними издеваются их временные владельцы! Всех на Западе беспокоит судьба русских геев, а по-настоящему страдают только геи-подростки, которых ненавидят и над которыми измываются все, включая собственных родителей, а государство очень этому помогает. Что касается страданий российских геев в целом, то в Москве и Петербурге они, по-моему, живут нормально: да, им не разрешают проводить гей-парады и дают по морде, если они выходят на улицу протестовать, но многие из них живут комфортно и свободно. А вот гастарбайтеры вообще никого не волнуют, потому что они не говорят по-английски и не умеют рассказать о себе в живописных подробностях. Увы, жанр, в котором я работаю как художник, все же довольно далек от актуальной общественной и политической ситуации. Я вот большой поклонник Петра Павленского, у которого работать с этим материалом получается блестяще.

Как вы, человек, который много и часто бывает за границей, относитесь к московской светской жизни или, проще говоря, тусовке?
У меня есть (или был — не знаю, продолжает ли он свое доброе дело) кумир — ведущий интернет-телевидения «О нет, только не это!» на сайте W-O-S.ru Олег Коронный. Вот его способ смотреть или даже поглядывать на светскую жизнь в России кажется мне выдающимся. Он вообще никого не знает ни по имени, ни в лицо, человек вырос на каких-то совсем других вещах, не открывал никогда журнал Hello!, и вот он подходит с микрофоном к людям, которые, по его мнению, выглядят как известные персонажи, и задает им, ничуть не смущаясь, очень странные вопросы. А они терпят-терпят какое-то время, а потом: «А вы что, вообще не знаете, кто я такой?» И вот это прямо самый кайф. Олег — почти Марсель Пруст современной русской культуры. Пруст очень болел, лежал дома и писал километры сложносочиненных предложений, основой для которых стали почти испарившиеся воспоминания о размоченном в чае печенье «Мадлен» и разных там великосветских экивоках. А Олег когда-то давно придумал называть меня Волосатиком. У него подводка даже была такая: «Ну что же, давайте пойдем теперь спросим то же самое у Волосатика». И вот я стою в Питере на каком-то великосветском мероприятии, и вдруг напротив меня останавливается приятный хипстер лет 18-ти, смотрит, а потом вдруг подходит и учтиво так: «Простите, пожалуйста. А вы же ведь тот самый Волосатик? Ой! Ничего себе! А можно с вами сфотографироваться?» Потом, кстати, оказалось, что это был сын Сергея Курехина Федя. А на следующий день я приезжаю в Москву, иду на какую-то вечеринку в «Стрелке», стою с друзьями и рассказываю эту веселую историю. И представляете, в этот момент мимо нас проходит девушка лет 17-ти в широкополой шляпе и кожаном плаще. И на моих словах о Феде Курехине она вдруг замирает, останавливает своего друга и орет на весь бар: «Андрей, смотри, это же Волосатик!»
В Бразилии это все выглядит так же прекрасно: люди обожают называться словом «дизайнер», а при этом делают невесть что. Есть даже история про одну барышню-модельера, которая уже показалась на Рио Фэшн Уики и на Сан-Паулу Фэшн Уики (бразильцы очаровательно переделывают английские слова) и решила попытать силы в Лондоне. Приезжает она туда, вся из себя разодетая, а ее на паспортном контроле спрашивают: «А вы зачем сюда приехали вообще-то?» Она, подняв подбородок, на своем бразильском английском отвечает офицеру британских погранвойск: «А вы не знали, что я у себя в стране — знаменитость? Пойдите лучше меня погуглите». В общем, все очень похоже.

«Искусство как бизнес», как вы относитесь к такой формулировке?
Плоховато. Я, конечно, за то, чтобы произведения продавались. Есть три галереи, которые мною занимаются: одна в Сан-Паулу, одна в Рио и одна в Париже. Они относятся ко мне с уважением и не требуют, чтобы я превращал перформансы во что-то, что легко продать. Но если так само собой происходит, если рождается красивый объект, фотография или скульптура, то я очень этому радуюсь и отдаю в галерею, потому что многие мои перформансы и инсталляции требуют бюджета, а откуда ему взяться? Но когда ты начинаешь об этом специально думать, то ничего не получается. Я уверен: если все делать правильно, то со временем твоя работа в искусстве начнет приносить тебе деньги. Я ведь всего 7 лет назад сделал свой первый перформанс, так что я еще сравнительно молодой автор. Но деньги — это вообще не самое важное. Главное — постараться не лицемерить и говорить то, что тебе диктуют, что через тебя идет. Это и есть самая трудная задача.

Фёдор Павлов-Андреевич

«Пора уже сказать об этом во весь рост — с этого понедельника я больше не директор Государственной галереи на Солянке.

Вообще-то я никогда и не собирался им быть. Мне совсем не казалось, даже в те, ещё сравнительно благополучные времена, что художник должен работать на государство. В тот момент я как раз был занят увлекательным делом: паковал чемоданы, чтобы прямо-таки переехать в мою любимую страну на букву Бр. Но когда нечаянно умер мой отец, Борис Павлов, — а произошло это осенью 2009, — то Ромуальд Крылов, тогда начальник Управления культуры Центрального округа Москвы, начавший много чего интересного в московском центре, — например, ставший крестным отцом музея Оли Свибловой, — позвонил и сказал: ну что, Федь, если не ты, то я ни за что не ручаюсь. Мне же было важно, чтоб дело моего отца продолжалось. И я понял, что да. Так появилась наша новая Солянка.

Всегда было интересно. Все же я с самого начала сказал, что буду делать artist-run space — пространство под управлением художника — историю, в которой мне не пришлось бы врать себе или делать проекты, совсем чуждые моей природе. Другой вопрос, что найти деньги на то, что моей природе было близко, оказалось задачей практически нереализуемой. И так, усложнив себе судьбу до предела, но одновременно обезопасив себя от бесконечных фотовыставок детей депутатов, живописи любовниц олигархов и экспозиций приходского рисунка «Наш район глазами паствы», я в ужасе стал думать, как же быть. Тем не менее, все произошло как-то правильно. Уже потом появились «Электромузей» Шульгина и пара других хороших музейных проектов, придуманных художниками, но, насколько я понимаю, Солянка стала первой работать в этом направлении.

Уже году в 2011 Солянка стала такой, какой она остаётся до сегодняшнего дня — с Мариной Абрамович в роли покровительницы, с Норштейном в виде местночтимого святого и с Сигалит Ландау в образе Деметры, сошедшей к нам отпраздновать урожай засоленных фруктов Мертвого моря. Зародился Пырфыр — и как школа, и как Бесконечный фестиваль перформанса, а ретроспективы Тарковского, Параджанова и Билла Плимптона и ещё добрых 50 выставок, по поводу которых до сих пор ни капли не стыдно, стали фундаментом Солянки, уже вполне себе институции — со своей публикой и смыслом — и мы этим очень гордились. Серия выставок русского перформанса «Семерых смелых» стала отдельным предметом гордости: когда мы делали первую в 2011-м, русская перформанс-сцена была пустой, Кулик уже не был в перформансе, а новых никого не появилось, так мы с Лизой Морозовой и Леной Ковылиной и должны были более-менее существовать наедине. Пришлось уговорить друзей из соседних медиа прийти и стать на время перформансистами. Так состоялся, например, отличный дебют в лайв-арте у Гали Солодовниковой, а зато когда собирали последнюю, «Художник в загоне», про обнажение в перформансе, то уже было из кого выбирать, — русская сцена воспряла.

Йоланда Янсен. Перформанс в рамках выставки «Задевая за живое», май 2017

Изображение предоставлено пресс-службой Solyanka VPA

Пырфыр — это проект и вовсе героический. Собрать хоть каких-то денег с людей, желающих стать перформансистами — это зубодробительная задача. Все же понимают, что зарабатывать этим невозможно. Но мы старались сколько могли, и выпустили, наверное, пять или шесть потоков студентов. Из них человек семь занимаются перформансом постоянно, и многие возвращаются к этому жару время от времени.

Видеть людей, которые были прежде стоматологами, программистами или фэшн-дизайнерами и вдруг открыли внутри себя совсем неожиданную дверь и не оглядываясь туда вошли — это же настоящий кайф. Слежу, конечно. И стараюсь звать их, когда курирую групповые проекты, связанные с перформансом, и рекомендовать другим людям. Но вообще такая школа должна жить на гранты, а не пытаться себя окупать. А грантами должна заниматься команда профессионалов. Но проблема в том, что моя работа директором Солянки была сплошь на бегу по мировым окрестностям с протянутой рукой. Протягивать вторую руку, чтобы попросить ещё и на школу, было совсем невозможно. Поэтому школа пока что кончилась. Но я верю, что настанет ее час. Опыт накоплен отличный, нам с Лизой Морозовой и другими соратниками хорошо известно, кто-чего стоит как преподаватель, так что однажды мы к этому вернёмся. Есть ради чего — ведь в этом саду расцвели дивные цветы.

Солянка стала первой российской институцией, решившей работать каждый день до 10 вечера, а по пятницам — до полуночи. И этом она остаётся единственной. Потом похожий график сделал Гараж, ещё позже Еврейский музей, ну и остальные медленно и ржаво стали поворачиваться лицом к посетителю. В каком-нибудь Лондоне или Париже ведь все по-прежнему ужасно в этом смысле. Все закрывается в шесть. Я только удивляюсь, чего они театры-то не сделают в три часа дня по будням? Это ведь примерно такая же затея. Полный идиотизм, если честно. Ночной директор и ночной куратор — тоже наша история, которую теперь многие практикуют в том или ином виде. Но вот вряд ли кто-то ещё из директоров начнёт регулярно переодеваться в смотрительницу Людмилу Николаевну и встречать посетителей на ресепшн (Увы, настоящей Людмилы Николаевны в прошлом году не стало). Но я и не настаиваю. Какие-то вещи должны остаться только на Солянке.

Изображение предоставлено пресс-службой Solyanka VPA

На самом деле, я уже пару лет как думал уйти. Но тут сразу много причин выстрелило. В 2019 у меня два больших проекта в Нью-Йорке, музейная выставка в Лондоне и несколько групповых историй по всему миру, не говоря уже о двух новых спектаклях, одном в Москве и одном в Лондоне. Я просто физически бы не выдюжил ещё и Солянку. И я выступаю не вполне честно, принимая правила игры государства — я ведь не знаю, какой будет моя следующая работа в перформансе и не придётся ли моим государственным начальникам объяснять своим начальникам, зачем им такой странный человек на позиции в подконтрольном ведомстве. Да и налогоплательщикам — нужно ли им такое? Нет уж, я даже думать об этом не хочу. К счастью, есть частные деньги и пространства, владельцев которых не нужно убеждать — они сами хотят работать. Жалко только, что это не будет в России.

Эту старую видеокассету надо отмотать на несколько лет назад. Тогда в Департаменте культуры Москвы появился Владимир Филиппов, человек, который принёс правильный смысл и спокойную уверенность — именно его стоит благодарить за последние годы Солянки и многое другое в московской культуре — он удивительным образом умудрялся слышать и быть услышанным. В ноябре он ушёл на другую работу. Но ещё раньше, в сентябре этого года у нас с Ритой Осепян, главным куратором Солянки — и вообще куратором, с которым мы больше всего придумывали и говорили о состоянии перформанса (не только в Москве, но и, например, в Сан-Паулу) в последние годы, — так вот, у нас не получилось открыть одну важную выставку, как раз придуманную Катей Ненашевой. Тому были причины, рассуждать о них я по-прежнему не хочу, но стало понятно: мое время на Солянке истончилось, лопнуло, пора. Тогда я и начал думать, как лучше это сделать. И стал уговаривать единственного человека на свете, способного вести Солянку дальше, взяться за дело. Катя Бочавар, мой, наверное, главный подельник и тот человек, по которому я сверяю часы в своей работе уже больше десяти лет, согласилась переехать на Солянку с севера Москвы (как в своё время согласилась переехать в Москву из Нью-Йорка), продолжив то, что делали мы, и то, что делала она сама в последние четыре года на Граунде.

Мне очень счастливо от того, как все разрешилось, — людям, полюбившим Солянку и не пропускавшим там выставок, точно будет очень интересно. А я никуда не денусь и буду помогать — чуть более издалека, чем прежде, возглавив попечительский совет Солянки и продолжив время от времени возвращаться с отдельными проектами, в том числе и какими-то из тех, что уже стали на Солянке традицией".

В своей авторской рубрике «Раздевалка» Ольга Ципенюк встречает очередного героя MH сразу после тренировки и вызывает его - теплого и расслабленного - на откровенный разговор: сперва о самой тренировке, а дальше обо всем на свете. В этом номере ее визави - художник и директор Государственной галереи на Солянке Федор Павлов-Андреевич.

Как часто ты бываешь здесь, в спортзале «Репаблика»?
Когда себя уважаю, то пять раз в неделю. Но тут есть обстоятельства Я же почти бортпроводник, летаю все время. А в день полета нельзя на спорт, только на йогу. Потому что перелет - это ослабление иммунитета Когда летишь, ты все равно что заболеваешь. А когда заболеваешь - нельзя нагрузки, иначе заболеешь серьезно. Летать адски вредно - поскольку я порой делаю четыре трансатлантических рейса в месяц, то все про это знаю. Вот как было завещано Марией Кандидой де Мело, моим бразильским ЗОЖ-доктором. Первое - никогда не есть самолетную дрянь. Все, чем кормят в самолете, приготовлено неизвестно когда, а потом принесено в самолетную среду. В среде этой проветривается в лучшем случае 30 процентов воздуха - когда на земле ненадолго открывают двери. Остальное время ее населяет то, что надышали пассажиры - много интересных и не до конца изученных наукой гадов. В еде этой, кстати, причина многих послесамолетных недомоганий. Но главная проблема даже не в самой еде - во время полета все внутренности сдавливаются, работает всего пятая часть объема желудка и она мало с чем может справиться - в лучшем случае, с протертым супом, но его редко дают в самолетах.

И как ты выкручиваешься?
В каждом аэропорту, где я часто бываю, в зоне вылета есть проверенный ресторан. Там я ем, прямо перед полетом. Проверено и доказано желудком: так ничего не нарушается. А съешь хоть кусочек самолетной еды - каюк. На моем желудке можно все тестировать, он как хрустальная ваза: чуть что - до свиданья.

Temporary Monument 7 (Sao Paulo), photo by Guilherme Licurgo

С едой понятно. Какие еще воздушные заповеди?
На внутриконтинентальных перелетах, - например, Сан-Паулу - Буэнос-Айрес, всего-то 2,5 часа, - положено выпивать литр жидкости. Это не очень просто, но это важно. Я всегда приношу с собой в самолет термос и пакеты имбирно-лимонного органического чая, или шиповника. Отбираю у стюардессы пару долек лимона, кидаю их в термос, заливаю кипяток - через час это уже не такое горячее, можно пить. В туалет начинаешь бегать к концу полета, так что нормально.

Литр за два часа? Ноги не отекают?
Ставлю в ноги маленький чемодан, который разрешают брать в салон. Ну или совсем наглею: беру место у аварийного выхода в первом ряду и кладу ноги на разложенное сиденье стюардессы, предварительно с ней подружившись.

Пытаюсь представить себя той стюардессой.
О, да! Они все надеются за меня выйти замуж, а пожилые - усыновить. Я тот случай, который подходит на все варианты: молодым я кажусь молодым, а пожившие способны различить в моих глазах опыт – значит, я могу стать их третьим их браком, который, как известно, навсегда. Геи-стюарды надеются во мне на своего - я же им улыбаюсь! - и вот сейчас они пустятся в пляс, как в фильме Альмодовара. Я как-то летел в пустом самолете «Бритиш» по волшебному маршруту Алматы-Лондон. Пассажиров было трое, молодой симпотный – я один, а стюардов - пять, все геи за пятьдесят, дико кокетливые. Они, конечно, не знали, что я всего-то лет на десять помладше. Представляешь, каково мне было.

Спрятался в сортире?
Я не спрятался, я наслаждался заботой и обожанием. Мне все равно, кто меня обожает - я это люблю. Ладно, погнали дальше про здоровье. На трансатлантиках пить надо 2 литра. Когда я лечу в Павлик, - в смысле в Сан-Паулу, - это минимум 11, а то и 13-15 часов, из Дохи - все 16. Мой организм уже натренирован. Я захожу и еще до взлета вырубаюсь намертво. Сплю 10-11 часов практически без перерыва. Просыпаюсь. Делаю пранаяму и шадкармы. Пью литр горячей воды с лаймом. Потом час делаю асаны - есть такое место, между салонами, старший бортпроводник, с которым об этом надо договориться, всегда разрешает. Я часто летаю турками, так турецкие стюардессы собираются и обсуждают меня, иногда хлопают. Потом пью протеиновый шейк. После этого опять остервенело пью воду и, если совсем невмоготу, ем овсяное печенье - ящиками покупаю в Лондоне и всегда ношу в рюкзаке - потому что голодать нельзя, не велела Мария Кандида. У меня с момента встречи с ней, благодаря всем этим мерам, джетлэг был один раз в жизни, хотя континенты я меняю минимум раз в месяц, а то два и три.

Temporary Monument 4, photo by Igor Afrikyan

В какой момент появилась такая сосредоточенность на своем теле?
Сосредоточенность всегда была. Но когда мне исполнилось 32, я понял, кто я такой. Не телеведущий, не продюсер, не главный редактор журналов, не пиарщик, не подставка под микрофон на корпоративах, не вот это вот все. А я - художник и мое средство говорить вслух – перформанс.

Foundling 3, photo by Dasha Kravtsova

Как ты это понял? Голос был? Сон? Или оно само поменялось и поволокло тебя на аркане?
Я работал всем на свете, зарабатывая свою сковородку в аду. Выпускал журнал «Молоток» - недавно меня поймал за рукав толстый немолодой дяденька и сказал, странно глядя в глаза: «В детстве твой постер висел у меня над кроватью». Я вел корпоративы и программу «До 16 и старше», ко мне в студию приходил Жириновский, а Никас Сафронов подарил мне книгу, которую я трижды пытался выбросить, и всякий раз мне ее приносили дворники, потому что там была дарственная надпись. Деньги я получал за поиск общего языка с мамой моей любимой Ксении Собчак на глазах у миллионов телезрителей, и вот на эти деньги по ночам репетировал подпольные спектакли. На мой третий, кажется, спектакль пришла немецкая куратор Кристина Штейнбрехер, и сказала: слушай, это же не театр, это перформанс! А я как раз думал: почему меня так завораживает Марина Абрамович на коне и с белым флагом? Оказалось, все, что было во мне необъяснимого с детства, все эти стояния часами на одном месте, повторения разных слов - все это был перформанс, просто я о том не знал. И тогда Кристина отправила меня в Рим на какую-то групповую выставку, где я сделал свой первый перформанс. Странный. Второй тоже был странный, а вот уже на третий, - еще более странный, в Лондоне - засунул нос Ханс-Ульрих Обрист - выдающийся куратор. Я сидел голый на полу и бесконечно говорил вслух все, что думалось в моей голове, глядя в глаза скульптуре, сделанной из корма для домашних крыс - а пять диких крыс эту скульптуру ели. И Обрист, такой, говорит: «О! Ты-то мне и нужен». Так я попал на выставку десяти художников-перформансистов под названием «Марина Абрамович представляет».

И? Началась новая жизнь?
Знаешь, что я тогда почувствовал? Как если бы родился трансгендером, всю жизнь мучился в чужом гендере, а тут мне вдруг сделали бы операцию по перемене пола. Я как бы вернулся в себя, стал собой. И когда я это понял, сразу наступил покой внутри, четкость снаружи во многих вещах, и тело постепенно стало вступать в свои берега. Да, это было в году в 2008-м.

Точно, не раньше? Помню, как в 92 году я пыталась хоть кого-нибудь из «Коммерсанта» отправить в австрийские Альпы на тестирование кроссовок известной марки - никто не хотел, услышав, что надо будет вставать в 7 утра и мотаться по горам. А ты поехал, как заводной.
Ну, это потому что я любил все бесплатное. И сейчас люблю. Мне домочадцы одного великого деятеля культуры, ныне немолодого и легендарного, рассказывали: когда он с гастролей возвращался, у него из багажа выковыривали залежи шапочек для душа и тонны одноразовых тапочек. Он очень даже богач - просто в нем сидит синдром советского командировочного. Я, видимо, тоже это унаследовал. Поэтому когда ты меня отправила бесплатно тестировать кроссовки, - а мне было 15 лет, - конечно, обрадовался.

Foundling 4, photo by Marcelo Elidio

Кроссовки - отличный повод вернуться к теме спорта. Тренируешься с инструктором?
У меня уже десять лет тренер - ужасно грамотный чувак, обожаемый друг Дима Довгань. Мы с ним начинали еще в «Репаблике» на Октябрьской, а потом вместе переехали сюда, на Валовую. Он Дориан Грей конкретнейший. Заходишь в зал, смотришь - это что еще такое? Почему такое лицо - и тренерская форма? Дима из невероятно интеллигентной семьи: папа, мама, сестра и брат - все пианисты. В юности Дима закончил Гнесинскую академию, навыигрывал конкурсов, но потом у него начали один за другим рождаться дети, - сейчас их четверо. К счастью, не все пианисты - некоторые скрипачи и тоже уже выигрывают конкурсы. Так что Диме пришлось пойти зарабатывать. Он стал заниматься пилатесом и функциональным тренингом. Через дыхание, через мягкое распределение, - и при полном запрете на какую-либо химию, - Дима добивается очень быстрых и четких телесных результатов.

photo by Dasha Kravtsova

Ты изначально был заточен не на эмпирическое «здоровье», а именно на телесный результат?
Мое тело - инструмент. Я через него говорю. Поэтому у меня нет выбора Если я не буду его поливать, прореживать и удобрять, инструмент не станет работать.

Опиши свою среднестатистическую функциональную тренировку.
Она всегда состоит из двух частей. Вначале я запускаю потоки: гоняю энергию по телу, смотрю, чтоб не было дыр, чтоб все заполнилось. Стараюсь уйти в специальный зал для стретчинга, потому что не все спортсмены понимают, что происходит с человеком, который пару минут с закрытыми глазами стоит - и с ним что-то происходит, а что - неизвестно.

Гоняешь энергию? Прости, как - усилием воли?
Ну это не совсем про волю - скорее, про всякие миофасциальные дела, никакой эзотерики. Просто наше тело – мешок: ты осознаешь, максимум, руки или, там, голову - и то не всегда. Остальное живет в неведении и стагнации. А вот когда ты начинаешь вниманием проходить разные закоулки, проникать в глухие углы, тут все оживляется. Я никогда не слушаю музыку, не хожу по залу с телефоном - я сосредоточен, я вниманием веду каждое упражнение и знаю, чего от него хочу. Моя задача - не набирать вес, я не хочу надуться. При росте 190 мой обычный вес 76 килограмм, у меня очень кости легкие - то есть по природе своей я тотальный дрыщ. И если на пару месяцев перестать заниматься, столько и буду весить. А моя задача – весить 82, это я должен поддерживать.

Запустил потоки, разогнал энергию, что дальше?
Разогнав по телу силу и сделав его наполненным, встаю на руки. На руках стою 16 дыханий - это уже физическое заполнение. Дальше идет сплит - два упражнения на грудь и одно на руки, либо на бицепс, либо на трицепс. Грудь: разные варианты разводки в TRX, жим гантелями лежа на мяче, разводка гантелей при разных наклонах скамьи, только никогда не штанга.

Почему штангу не жалуешь?
Штанга – убийца, мое тело на нее плохо реагирует. У меня в 19 лет была травма - компрессионный перелом позвоночника: упал спиной во время показа с подиума, с большой высоты. Товарищ в шутку толкнул. Я даже об этом переломе и не знал, ходил с болями - у меня болевой порог такой, что я зубы лечу без наркоза. После этого мне приходится быть осторожным в выборе арсенала.

Есть постоянный комплекс упражнений?
Бицепсы всегда дроп-сетом: поднимаю гантели обеими руками, сперва 22,5 кг на 5 раз, потом 17,5 на 9-12. Все силовые вещи делаю по четыре-пять подходов, включая разминочный. В день, когда делаю трицепс, чередую четыре упражнения суперсетом: тяга в тренажере обратным хватом, предпочитаю короткий бар, тяну вниз с прижатыми локтями 12 раз, сейчас 36 кг в среднем. Потом подтягивания: либо очень широким хватом, Дима поддерживает ноги, получается как в гравитроне, либо узкий хват - пять подходов по 8-10 раз. Либо еще есть вариант: подходишь к агрегату, где делается становая тяга, опускаешь штангу примерно на метр от пола, залезаешь под нее, хватаешься обратным хватом за нее руками, виснешь и так подтягиваешься, 15 раз 5 подходов. Дальше в этом сплите идет TRX с разводкой - я делаю с небольшим весом, типа 15 кг, стараюсь тянуть в проекции груди, отставив одну прямую ногу назад на носок, а другую вперед, согнутую в колене, выгнув спину и ни в коем случае не опуская подбородок. И четвертый элемент - ягодицы. Делаю так называемую румынскую тягу с 50 килограммами.

Румынскую?
Думаю, в Румынии эту тягу никто не делает, все эти названия - как салат оливье, про который Оливье никогда и не слыхал. Например, в Португалии горячая вода с кудряво вырезанным лимоном называется кариока, что в переводе «житель Рио де Жанейро», а в самом Рио никто такую воду в жизни не пил и о ней не ведает. В общем, сплит из четырех элементов занимает 20 минут максимум. Я не отдыхаю между подходами, мне нравится не терять время, быть в полном фокусе, очень быстро проходить четыре упражнения - но так получается в день, когда трицепс. А вот бицепс обычно на десять минут дольше - минимальный сплит-сет занимает полчаса.

Это грудь и руки, а остальное?
У меня божественный пресс, я должен тебе покаяться.

Не слепая, вижу.
Он вообще не нуждается почти ни в какой заботе - я делаю абидомень, как говорят у нас в Бразилии, раз в неделю, if at all. Как правило, заряжаюсь на десятиминутный цикл: сперва 150 раз подряд косые - лежу на полу, водрузив ступни на стену с согнутыми коленями, и скручиваюсь. Вторым делом тут же, не вставая, 50 подъемов-опусканий на тройном дыхании, и потом добиваю - 150 очень коротких рывков. После этого в прессе - пожар, и можно о нем еще неделю не вспоминать.

Кардионагрузки?
У меня от природы сильные и большие ноги - в московском метро я легко пробегаю вверх через ступеньку эскалатор любой длины и почти не теряю дыхание. А вот задница моя, которой я нынче, безусловно, горжусь - это плод стараний. Фрукт, выращенный долгими заботами. Каждый раз, когда занимаюсь, делаю ягодицы, потому что от природы зад у меня плоский, как стена.

Здесь, чувствую, к чтению нашего интервью активно подключатся девушки.
Это иллюзия, что пацанам такое неинтересно. Известный факт: женщина смотрит первым делом на мужскую жопу почему-то. Поэтому без жопы - никуда.

А я-то, чучело, первым делом смотрю мужику в глаза.
Упражнения для глаз, кстати, я делаю каждый вечер перед тем, как уснуть. Это суперважная штука, она наводит порядок во всем теле. Закрываешь глаза. 20 адовых вращений глаз по часовой стрелке, 20 против. Важно не шевелить никаким остальным лицом, иначе все насмарку. В первые разы будет очень трудно. Второе упражнение, все они делаются с закрытыми глазами, - зрачки вверх до предела, потом вниз до предела. Третье: зрачки влево до предела, вправо до предела. Все по 20 раз. После этого в теле наступает нега и можно засыпать.

Ты резковато перепрыгнул с ягодиц на глаза.
Хорошо, возвращаюсь. Есть пять упражнений для ягодиц, которые мне нравятся. Начинаю с максимального веса - это разведение ног в тренажере, обычно там 70 кг - делаю 12 раз. Важно разводить очень медленно и до предела - тогда с любым весом будет толк. Потом я постепенно сбавляю вес – 65, потом 60, еще два раза по 12. Таких в моем сплите - четыре подхода. Следующее упражнение для задницы можно делать вообще без веса: ложишься на пол, ставишь одну согнутую ногу на скамью, а другую прямую задираешь вверх, и поднимаешься, выпрямляя поясницу, 30 раз на каждую ногу. Еще на ягодицы делаю вариации отведения ноги назад с весом 12 кг, опоясывающим ногу, на такой липучке - не знаю, как эта штука называется. В России таких весов для икр больше 5-7 килограмм почти не бывает, а в Бразилии во всех залах есть и 12, и 15 кг - там люди очень заботятся о своих задницах. В Бразилии чем больше жопа, тем почетнее - потому что самба, потому что секс любят. Женщины эти огромные богатства обтягивают и выпячивают, ягодичные импланты - супертема у тамошних пластических хирургов.

Ты говорил, что тренировка состоит из двух частей.
Вторая половина - асаны. Я в последнее время занимаюсь сам. Мой учитель Кирилл Черных, по которому я уже пару лет сверяю свою жизнь, - мы познакомились в клубе«Йога-класс», - считает, что человек только сам может разрулить проблемы внутри своего туловища, что нужно постоянно в нем копаться, разбираться - и все случится. Кстати, насчет распределения и разгона энергии в теле и про заполнение периферий – это все он придумал. Каждый раз после силовой тренировки я могу зависнуть в асанах на добрый час - в такие моменты ты не знаешь, что происходит вокруг. В «Репаблике» понимающие люди - такая атмосфера осознанная: все со всеми дружат, но хранят дистанцию, дают тебе быть собой. Там, собственно, восемь лет назад я и познакомился с нечеловечески прекрасной Таней Домовцевой. Тане сейчас, кажется, больше 60-ти - и это одна из самых прекрасных известных мне женщин. Ее классы, на которые часто приходит пара десятков человек обоих полов, - это рука, поддерживающая каждого, кто у нее занимается, вне зависимости от количества участников. Таня очень многому меня научила. Сама она занялась йогой уже во взрослом возрасте, в 38 лет, ее система - очень грамотная и мудрая, очень внимательная. Если вдруг после силовой тренировки я не хочу заниматься сам, то иду на групповую йогу либо к Тане прямо в «Репаблике», либо в новый клуб «Материал», который открыл еще один важный йога-человек в моей жизни - Аня Лунегова. Вообще, йога после тренировки для мне обязательна - не припомню, чтоб я на это забил.

Ты с такой страстью и так детально говоришь о физическом... Сколько времени в день в общей сложности ты посвящаешь своему телу?
Все свое время я посвящаю телу. Потому что я в нем всегда нахожусь в момент физической своей жизни - и хочу его ощущать и слышать. А если ты о практиках, то утром я делаю всякие дыхательные дела - недолго, минут 5-10, и некоторые простые вещи делаю перед сном. Когда не хожу в зал, стараюсь дома полчаса делать асаны. Летом обязательно пропадаю недели на три в обнимку со Светой - это моя серфовая доска, я гоняю уже больше 15 лет. В эти три недели я стараюсь делать асаны помягче и поглубже, несколько часов в день ловлю волны, а остальное время - пишу тексты и придумываю новые свои работы, это всегда очень важный для меня период.

Что ты ешь? Вопрос пространный, но ответ, думаю, будет недлинным - там, цветочная пыльца, утренняя роса и червивое яблочко, купленное исключительно у вырастившей его старушки. Верно?
Смешно, что у меня сейчас в рюкзаке именно три червивых яблока. Это просто данность такая - мой организм не принимает очень многие съедобные вещи: сразу что-то начинает болеть или чесаться.

Вот я и спрашиваю - что ты ешь?
Из нерастительной пищи ем только яйца, - стараюсь покупать органические, - и продукты из козьего или овечьего молока. Коз и овец не разводят в индустриальных количествах, поэтому их не пичкают так, как коров, гормонами и прочей дрянью. Козий сыр, творог, йогурт - в Бразилии я его сам делаю, покупаю на ферме молоко. А дальше - всякое такое, из чего можно добыть белок: чечевицу и другие бобы, орехи - не все, у меня на многие аллергия, например, на арахис и кешью.

Когда ты в последний раз пил алкоголь?
Вчера. Я могу сделать пару глотков белого вина. Но из всех допингов мне больше всего нравится запах марихуаны. Запах нравится, а курить не нравится. Так что я не пью, не курю, у меня один серьезный порок: я очень зависим от секса. Родился таким. В детстве выстраивал на кухне детского сада девочек и мальчиков, и они у меня на «три-четыре» все снимали трусы. Очень сложно найти в моей возрастной категории в Москве человека - из тех, что ездили в Дома творчества Союза писателей или Союза театральных деятелей, или где-то тусовались - которых я не склонил к действиям сексуального характера. Не говоря уже про взрослых: я в детстве был «педофил наоборот» - 34-летняя тетя, работавшая в пионерской организации и повезшая 13-летнего меня на съемки для программы «Марафон-15», в которой я тогда работал, долго потом об этом жалела. Сейчас все наоборот. Нынче в 40 лет люди обычно уже разрушены. Сексуально, эмоционально и, главное, телесно.

Все разрушены, а тут ты такой - наливное яблочко, ага.
Червивое все ж - поскольку органическое. И этот червь - пока еще ненайденное средство перераспределения энергии пола. Но оно найдется, верю, - я работаю в этом направлении.

Ты себя так физически пестуешь в том числе и из-за секса?
Насчет того, зачем я себя пестую, - это все штуки, друг за друга цепляющиеся. Фитнесс - он же про вечную жизнь. Которая, конечно, может в любой момент оборваться - и вот ты лежишь такой, весь рельефный и бугристый, в ящике, и никто на тебя даже не может полюбоваться, потому как ты укрыт покрывалом и одет в половину рубашки. И все смотрят и думают: «А под одеждой-то! Он так старался - и все зря». Поэтому с точки зрения смертности лучше не заниматься телом, а дать ему спокойно зачахнуть. Другой вопрос, что у меня-то это работа! Моя работа, мое тело, моя сексуальная энергия - это все одно и то же. Моя работа - она о правде, о том, что меня по-настоящему беспокоит.

И секс, очевидно, не на последнем месте в списке беспокоящих тебя вещей.
Секс - на первом месте. Это надо честно признать.

A portrait with the artist and void, photo by Gustavo von Ha

Выбор Бразилии как одной из базовых точек твоего обитания тоже как-то с ним связан?
Нет. Но как только ты решаешь быть честным с собой, многие вещи начинают происходить без твоей воли. Поэтому когда я 10 лет назад в первый раз вышел на улицу в Рио и вдохнул воздух - сразу понял: это моя земля, мои люди, мой язык, моя культура, мое тело. Открыл рот - и язык в него влетел: я заговорил уже через неделю. Поднял ногу - и она уже делала самбовый шаг. Я за три дня в Рио или в Павлике, - Сан-Паулу, - становлюсь самим собой. Бразильцы к сексу относятся вообще совершенно иначе, чем весь остальной мир. В мой недавний день рождения мы с друзьями и подругами поплыли на лодке на недалекий остров в Рио. Все мои друзья немного набухались - и вот мы валяемся на палубе лодки, все обнявшись, радуемся солнцу, морю, друг другу и как-то нам от этого хочется еще сильней друг друга обнимать и все такое. В какой-то момент я понимаю, что на нас смотрит из-за стекла водитель лодки. Мне становится на какое-то мгновение стыдно. Приплываем обратно, выходим на берег, и я говорю ему: «Аристеу, брат, прости, что мы так. Неловко перед тобой!» А он такой: «Ты что! Это было так красиво! Так офигенно! Я любовался!» Но при этом у бразильцев - дикий стыд наготы. Девушке можно вместо трусов надеть зубную нить и на соски приклеить пару кисточек - она уже будет считаться одетой. А вот я вылезаю из ящика после своего перформанаса «Подкидыш» в Сан-Паулу - все в ужасе закрывают лица руками.

Так чем же тебя беспокоит секс?
Секс - это прекрасно. Это важная часть жизни, без нее никуда, она руководит и движет всем. Моя любимая недавняя новость на бразильских сайтах была из маленького города в штате Пернамбуко. Там грабитель подготовился к нападению на дом - пушка, маска с прорезями для глаз, все дела. Пара, живущая в доме, на этот вечер запланировала секс-вечеринку - к ним в гости пришла еще одна пара, а третья пара опаздывала. И вот этот грабитель обесточивает дом, забирается в окно, - в маске, с пушкой. А там как раз идет активная прелюдия. Его тут же валят на кровать, раздевают, он становится частью оргии. И планы его меняются, потому что секс важней всего.

Temporary Monument 5, photo by Pedro Agilson

Тело – твой инструмент, нагота - твой язык, секс - твой двигатель. Своим детям ты сможешь этим инструментарием объяснить, как устроен мир?
Мои дети, - думаю, они у меня скоро народятся, - получат полную картину мира. Если бы они у меня родились в 17 лет, как я изначально хотел, им бы не очень повезло, потому что их бы лихорадило вместе со мной. А сейчас я уже почти совсем к ним готов - знаю, как и что им рассказывать, куда водить за руку. У меня пять племянников и племянниц, трое внучатых племянников - я на них натренировался. Но вегетарианцами они станут, только если сами захотят. Ни в чем не будет им диктата.

От какого собственного опыта ты захочешь их уберечь?
От торговли рылом.

Стыдишься медийного прошлого?
Наоборот - веселюсь. «Приветствуем вас в студии ток-шоу «Цена успеха», мы, ваши ведущие, Людмила Нарусова и я, Федор Павлов-Андреевич!»… Не стыжусь ни минуты. Просто таким тогда был химический состав моей крови. Я перепутал перформанс с залезанием в телевизионный ящик. Это был неправильный ящик. Сейчас у меня правильный: стеклянный, почти такой же тесный, но немного не такой плоский, как современные телевизоры.

А «золотой душ» на Midsummer Night"s Dream - правильный ящик?
Я в жизни многие решения принимаю х*ем. Поэтому надел на него душ и пошел на Мидсаммер. Этот праздник делают мои близкие друзья и я не мог его пропустить - тогда была годовщина их свадьбы. Туда пришла вся моя большая московская семья – невозможно было появиться в костюме эльфа, понимаешь? Любой костюм на мне автоматически становится частью моей работы, я не могу «просто нарядиться». Потом из этого карнавального костюма выросла работа Dickorders для Венецианской Недели перформанса - и там уже эта идея окончательно стала live art"ом. Просто перформанс - он про нулевую отметку смысла, про внутренности, вывернутые наизнанку. Это часто харакири.

Os Caquis, photo by Pedro Agilson

Выворачивание наизнанку - во имя чего? Что тебе важно сказать людям через свой художественный опыт?
Есть вещи, на которые при линейном способе разговора потребуются часы или годы, а искусство умеет их объяснить в секунду, щелчком. Иногда для этого оно обрушивает свою жертву, валит на пол, насилует, обладает ею. У меня такое было несколько раз именно с современным искусством. Один раз стал я жертвой Тино Сегала, как раз в Рио де Жанейро. После того, как от меня отошла женщина, участвовавшая в его перформансе, которая просто рассказала мне кусок своей жизни - не трагический, даже совсем не грустный, - я стоял в пустом музее, прислонившись к колонне и рыдал полчаса, как будто меня изнутри било, колотило и чистило. Какое-то время назад то же самое случилось в Театре Наций, я пошел на Питера Брука - короткий часовой спектакль по «Махабхарате». На двадцатой минуте у меня полились слезы. А дальше я залил пол, стены, весь театр, подруга смотрела на меня в ужасе - хорошо, нас по ошибке посадили в правительственную ложу. Еще, кстати, от крутого искусства, никак не связанного с эротикой, может наступить эрекция. То есть собственное тело начинает предлагать тебе разные способы экстремального реагирования - потому что у него нет другого, более релевантного отзвука полученному сигналу.

И вот ты такой хрустальный-мускулистый, пресс-до-небес, плачешь на чужих перформансах, говоришь с людьми своим телом. Но ты не ответил на вопрос, чего ты хочешь?
Я ничего вообще не хочу. Некоторые работы можно делать в поле, в лесу, посреди моря, на горе. Когда никто не видит. Мне важно понять, зачем я тут. И куда я дальше пойду.

Dickorders, photo by Alexander Harbaugh

Тогда зачем ты ищешь ответа с помощью зрителей? Почему не лежишь подкидышем в поле или лесу, пытаясь понять, зачем ты тут?
Если на мой перформанс в Москве пришло тридцать человек, я прыгаю от радости. Потому что даже среди моих друзей мало тех, кто способен воткнуть. И никто не виноват. Нельзя привести оленевода с Камчатки, - который родился и умрет в юрте, - в Большой театр слушать оперу: он подумает, что женщина на сцене рожает, полезет помогать.

Почему? Если хорошо поют - у него случится эрекция.
Есть одна тысячная процента искусства, которое, не будучи частью привычного всякому зрителю обихода, будет понято всеми. Вот Петр Павленский - прибил себя за яйца к Красной площади и каждая деревня, каждая тюрьма и больница об этом знает. Понятно, 98 процентов считают, что место ему не во Франции, а в психоневрологическом интернате. Но это уже совсем неважно. Мой главный любимец Караваджо тоже сидел в тюрьме - и его тоже никто почти не понимал. А он был перформансист, безусловно. И Гойя, другой мой идол. Ничего с тех пор не изменилось!

Ставишь эти троих в один ряд? А тебя самого как, ты хочешь, чтобы запомнили - как Павленского или как Гойю?
Я хочу смотреть в зеркало, и чтобы не было стыдно. Я хочу просыпаться и не думать, что делаю херню. Я хочу себе не врать. Я хочу каждую минуту жизни любить то, что происходит вокруг, или хотя бы принимать. Если меня при этом случайно будут знать - хорошо, не будут - тем лучше для меня. Знаешь, в разгар своих ток-шоу на федеральных телеканалах я летел из Сочи в Москву, и через все летное поле за мной бежала барышня с криком: «Стой! Стой! Мне очень нужна твоя подпись!» Добежала до меня, открыла тетрадку и сказала: «Так. Сперва здесь, потом на груди. Пиши - Анжеле от Антона». Она приняла меня за Антона Комолова. В общем, я думаю, лучше бы меня не знали - мне так гораздо лучше будет думаться. Могут, так и быть, узнать потом - когда я буду совсем старенький. Ну, или когда я перерожусь во что-то более внятное.

Ольга Ципенюк



Русский художник Федор Павлов-Андреевич устроил "голый перформанс" на Met Gala 2017 в Нью-Йорке

У украинского журналиста Виталия Седюка, регулярно устраивающего переполох в светском обществе (обо всех его "проделках" с участием звезд можно прочитать ), появился серьезный конкурент. Журналист и бывший главный редактор еженедельника "Молоток", а ныне художник-перформансист Федор Павлов-Андреевич появился на вечере Met Gala 2017 в Нью-Йорке абсолютно голым.

Появился Федор Павлов-Андреевич на Met Gala в самый разгар вечера - когда папарацци выстроились в очередь, чтобы встречать звезд. Ждали Бейонсе, которая так и не прибыла, зато на суд общественности выставил свое голое тело 41-летний русский перформансист, закрытый на 18 шурупов в стеклянном коробе с маленькими отверстиями для воздуха. Пронесли его на Met Gala четверо сообщников, творческих единомышленников. Поставили и ретировались, оставив в недоумении охранников и уже прибывших на красную дорожку звезд. Оперативно сработать, подняв короб общим весом 100 килограммов, охране удалось не сразу. Скрыли наготу "подкидыша" белой простыней, а уже после решали, что с ним делать.

Лишь оттащив "объект" на безопасное расстояние и разрезав короб (по-другому художник выходить отказывался), ситуацию удалось разрешить: Федора Павлова-Андреевича арестовали и доставили в полицию. Правда, уже через 22 часа отпустили. В действиях артиста не нашли повода для задержания: в ящике он сгруппировался в позе, исключающей демонстрацию гениталий.

Акция Павлова-Андреевича имеет название "Подкидыш" и прославила его в определенных кругах уже давно, однако Нью-Йорк со своим голым перформансом он штурмовал впервые. Лечь в прозрачный стеклянный короб, свернувшись в позу эмбриона, и показаться в таком виде миру, точнее элите этого мира, Павлов-Андреевич придумал еще несколько лет назад. Первого "Подкидыша" он осуществил во время 56-й Венецианской биеннале, затем появился в непристойном виде в Музее современной культуры "Гараж" в Москве, на вечеринке аукционного дома Christie"s в Лондоне и на Биеннале в Сан-Паулу. Всего, по признанию художника, им была задумана серия из пяти перформансов, так что выступление в Нью-Йорке стало последним.

, телеведущий

Фёдор Борисович Павлов-Андреевич (англ. Fyodor Pavlov-Andreevich , при рождении Павлов ; 14 апреля , Москва) - российско-бразильский художник , куратор и театральный режиссёр , в прошлом - телеведущий .

Биография

Родители: киновед Борис Павлов и писательница Людмила Петрушевская . Правнук лингвиста Н. Ф. Яковлева и праправнук революционера И. С. Вегера .

С 2000-х - театральный режиссёр, художник-перформансист , директор Гос. галереи на Солянке в Москве. Проживает попеременно в Москве , Сан-Паулу и Лондоне .

Видео по теме

Карьера

В 1990-е - 2000-е - главный редактор журнала «Молоток», ведущий популярной телепередачи «До 16 и старше… » на канале «ОРТ », колумнист ряда периодических изданий («Домовой », и пр.). Основатель модельного агентства Face Fashion, которое позднее стало продюсерской компанией marka . Вёл ряд программ на телевидении. В 2002 году был ведущим дневного ток-шоу «Цена успеха» на телеканале «РТР » («Россия») в паре с сенатором Людмилой Нарусовой . В 2003 году вёл на том же телеканале дневное ток-шоу «Короткое замыкание» (позже ему на смену придёт Антон Комолов) . Осенью 2004 года был ведущим романтического телешоу «Это любовь» на «СТС » .

В 2002 году состоялся театральный дебют Павлова-Андреевича с постановкой «Бифем» по пьесе Людмилы Петрушевской . В 2003 году спектакль получил награду «Новое слово» на театральном фестивале «Новая драма» .

Среди прочих театральных работ - «Старухы», тридцатиминутная экспериментальная опера по тексту Даниила Хармса , номинированная на две награды национального фестиваля «Золотая маска », в 2010 году и «Анданте» - спектакль по пьесе Людмилы Петрушевской , поставленный в 2016 году на сцене Центра им. Вс. Мейерхольда.

С конца 2000-х Павлов-Андреевич занимается современным искусством. Сотрудничает с художницей Мариной Абрамович , директором лондонской галереи Serpentine Хансом-Ульрихом Обристом , директором нью-йоркского музея MoMA PS1 Клаусом Бизенбахом . Перформансы и персональные выставки Павлова-Андреевича были показаны на Венецианской биеннале современного искусства , в музее «Гараж » (Москва), Künstlerhaus (Вена), Faena Arts Center (Буэнос-Айрес), культурном центре CCBB (Бразилиа), Deitch Projects (Нью-Йорк), ICA (Institute of Contemporary Arts, Лондон), Музее современного искусства Сан-Пауло MAC USP и пр.

Международную известность заработал благодаря перформансу «Подкидыш»: не согласованному с организаторами вбросу обнаженного и закованного в стеклянный ящик Павлова-Андреевича на ряд светских мероприятий (открытие музея «Гараж » в Москве , вечеринка французского мецената Франсуа Пино на Венецианской биеннале , бал Met Gala в Нью-Йорке). В ходе перформанса на балу Met Gala 2 мая 2017 был задержан полицией Нью-Йорка за незаконное проникновение на частную территорию и обнажение в публичном месте и отправлен в тюрьму Central Booking, где провел 24 часа .

Серию перформансов Temporary Monuments (2014-2017) и одноимённые персональные выставки в московской галерее Pechersky (2016) и в Музее современного искусства Сан-Паулу MAC USP (2017) Павлов-Андреевич посвятил проблеме современного рабства в Бразилии и России . В каждом из семи перформансов серии художник на 7 часов погружает себя в условия, в которых приходилось или приходится существовать рабам . В ходе одного из них (Pão de arara) он подвергает себя средневековой пытке, которую в настоящее время использует бразильский отряд специального назначения, в ходе другого (O Tigre), повторяя один из ритуалов бразильских рабов, - пересекает Рио Де Жанейро , неся на голове корзину с нечистотами .

Круг творческих интересов Павлова-Андреевича формируют три темы: расстояние, отделяющее зрителя от произведения искусства в перформансе, временность и беззащитность человеческого тела, связь между сакральным и обсценным.

Избранные персональные выставки и перформансы

2017 - Adventures of the Body, персональная выставка. Baró Galeria, Сан-Паулу

2017 - Temporary Monuments, персональная выставка. MAC-USP , Сан-Паулу

2016 - Temporary Monuments («Временные памятники»), персональная выставка. Pechersky Gallery , Москва

2015 - «Пётр и Федор», 24-часовая дискуссия-перформанс с художником Петром Быстровым, кураторы - Дарья Демехина и Анна Шпилько. Государственная галерея на Солянке, Москва

2015 - O Batatodromo, персональная выставка, куратор - Марселло Дантас (Marcello Dantas). Centro Cultural Banco do Brasil , Бразилиа

2015 - Os Caquis (The Persimmons), перформанс, куратор - Бернардо Москейра (Bernardo Mosqueira). EAV Parque Lage , Рио-де-Жанейро

2011 - Photobody, персональная выставка, по заказу Galerie Non. Non-Stage, Istanbul Biennial , Стамбул

2009 - I Eat Me, персональная выставка. Paradise Row Gallery, Лондон

Избранные групповые выставки

2017 - Питер Брейгель. Перевернутый мир, куратор - Антонио Джеуза. Центр дизайна «Artplay», Москва

2015 - Trajetórias em Processo, куратор - Гильерме Буэно (Guilherme Bueno). Galeria Anita Schwartz, Рио-де-Жанейро

2013 - «Зоопарк художников». Государственная галерея на Солянке, Москва

2013 - Our Darkness, куратор - Виктор Нойманн (Viktor Neumann). Laznia Centre for Contemporary Art , Гданьск, Польша

2011 - «9 дней», куратор - Ольга Топунова. Государственная галерея на Солянке, Москва

2009 - Play: A Festival of Fun, кураторы - Лорен Пракке (Lauren Prakke) и Ник Хакворт (Nick Hackworth). Paradise Row Gallery, Лондон

2009 - Marina Abramovic Presents, кураторы - Ханс Ульрих Обрист (Hans Ulrich Obrist) и Мария Балшо (Maria Balshaw). Manchester International Festival , Whitworth Gallery , Манчестер

Избранные театральные работы

2016 - «Анданте». Центр им. Вс. Мейерхольда, Москва

2015 - «Три штуки молчания». Центр им. Вс. Мейерхольда, Москва

2013-2014 - «Танго-квадрат». Центр им. Вс. Мейерхольда, Москва

2012 - «Бакари». Театр «А. Р.Т. О.», Москва

Примечания

1. Павлов-Андреевич Федор. Интервью / Федор Павлов-Андреевич (рус.) . Эхо Москвы. Дата обращения 29 ноября 2017.
2. История Солянки (неопр.) .
3. Режиссер Федор Павлов-Андреевич об аресте, отличии театра от перформанса и своем новом спектакле в «Практике» (рус.) , Афиша Daily . Дата обращения 29 ноября 2017.
4. Людмила Нарусова будет допрашивать удачливых сантехников. В пику «Большой стирке» РТР начинает съемки нового ток-шоу «Цена успеха» (неопр.) . Комсомольская правда (25 июля 2002).
5. Цена успеха: подсадных не будет (неопр.) . Московский комсомолец (25 июля 2002).