"Дети Райка" закрываются (эпитафия постоянных клиентов). Варвара Турова: «Проблема – в московской публике

После недавней премьеры на «Платформе» Кирилла Серебренникова о ней заговорили как о талантливой актрисе. Прежде Варвара Турова была известна как один из главных трендсеттеров Москвы. В ближайшие выходные, 14 июля, например, она с коллегами устраивает масштабный фестиваль в парке «Музеон». Это стало поводом для нашей встречи, которая проходила на веранде сада «Эрмитаж».

Я сейчас попробую перечислить твои профессии (образы, в которых я тебя наблюдал): журналист, музыкальный критик, продюсер, клубный деятель и вот теперь актриса… Есть в твоей карьере какая-то логика?
Во-первых, это, конечно же, никакая не карьера. Данное слово ко мне вообще не имеет отношения. А во всем этом только одна логика. Перечисленные тобой занятия — то, чем я никогда не мечтала заниматься. (Смеется.) Не думаю, что кто-то с детства страстно хотел быть музыкальным критиком. В том числе и я. Просто мой папа работал в одном интернет-проекте, и им срочно нужен был музыкальный обозреватель. Он меня заставил, я не виновата. Слава богу, через несколько лет я покончила с музыкальной критикой.

Теперь ты совладелец и арт-директор клуба «Мастерская». Есть мнение, что клубная тусовка — не самая приятная компания…
Полностью с тобой согласна.

Серьезно?
Шучу, конечно. Нет такого явления, как клубная тусовка. У каждого клуба она своя. Если говорить о нашем клубе, то плюс «Мастерской»(а возможно, и ее проблема) в том, что здесь происходят очень разные вещи. Когда в одном и том же помещении есть театр, кинопоказы, классическая музыка, угар, сумасшедший дом, пляски, лекции, детские занятия, круглые столы, дискотеки, ты не можешь рассчитывать на одну и ту же публику. Иногда бывают смешные ситуации — когда серьезные люди, какие-то бабушки в кружевных шалях, выходят из театрального зала, а уже пришли на дискотеку хипстеры с безумными глазами. Вдруг эти потоки сталкиваются. Очень забавное иногда получается зрелище.

Варвара Турова: «. Источник: Варвара Турова: «.

Легко привозить в Россию интересных артистов?
Самая большая проблема в привозе музыкантов — помимо виз, цен на самолетные билеты и завышенных требований по гонорарам — это московская публика. Потому что заставить московскую публику чем-то заинтересоваться (кроме групп, слышанныхт ысячу раз и давно сдувшихся в творческом плане) невероятно сложно.

Ты очень привередлива в выборе групп и музыкантов? Какова ваша музыкальная политика?
Я была бы еще более строгой в отборе, если бы в Москве было достаточно хороших групп. Но, к сожалению, их очень мало. За четыре-пять лет я так и не смогла четко сформулировать, каков же наш музыкальный формат. Есть какие-то интуитивные определения. Например, у группы есть большой шанс у нас сыграть, если она театральна. Такое попадание недавно произошло с группой «Кассиопея». Еще мы любим ретро, стилизацию, игру.

Мне всегда казалось, что у нас точно никогда не будет откровенной поп-музыки. Но, тем не менее, на одной из частных вечеринок у нас играла группа «А-Студио». И меня потрясло качество их материала, их профессионализм. Недавно у нас был день рождения клуба, и мы думали, что устроить. Я предложила: «Давайте позовем группу «Виа Гра»! Вот тут-то все обалдеют». Как-то не успели организовать. Ну, может в следующем году. Нам как раз будет 5 лет. Наш формат именно в этой свободе - может произойти что угодно.

Куда ты еще ходишь, кроме как в свой клуб?
Я еще хожу в наше же кафе «Дети райка» на Никитском бульваре, это не то, чтобы какой-то адский пиар, просто мне там очень вкусно. И в сад «Эрмитаж», в клуб «32.05». Помимо того, что у них отличная веранда, по вечерам еще устраиваются дико крутые пляски. Я не пью, никогда не пила, поэтому в каком-то смысле мной можно мерить уровень веселья — если уж и мне весело, и я пляшу до утра, значит, в самом деле отличная вечеринка. Еще мне кажутся очень успешными проекты п оследней пары лет — Oldich в первую очередь или Gipsy, например, — где чувствуется совершенная свобода от условностей жанра. Любого.

Поскольку ты упомянула Gipsy, хочу спросить про «Красный Октябрь». Какое-то странное место, которое живет словно параллельно с Москвой и вообще с российской ситуацией.
У меня к нему неоднозначное отношение. Мы в прошлом году открыли там клуб «Река», но потом оттуда ушли. Идея была дико амбициозная: каждую неделю привозить новых иностранных музыкантов. Привозили, например, Рэя Джелато, игравшего на свадьбе Пола Маккартни и для английской королевы. Вместе с тем я ужасно рада, что мы ушли с «Октября». Потому что я, вообще-то, терпеть не могу это место. Мне очень нравятся отдельные заведения там, но сам остров — это ровно те «голимые понты», которые я совершенно не переношу. Такая очень внутренняя московская история. Если какие-то музыканты играют на «Октябре», это - «модно», а если в другом месте - уже «не модно».

Давай перейдем к театру. К вашей последней премьере «Август». Один уважаемый критик написал о спектакле, что это самодеятельность в хорошем смысле слова. Ты согласна с таким определением?
Нет. Понимаю, что бы я сейчас ни сказала, это будет выглядеть, будто я обиделась. Да и пусть выглядит (смеется). На самом деле мне кажется, в современном мире разделение на «домашний», «самодеятельный» или «профессиональный» театр безнадежно устарело. Это позавчерашний подход. Если поездить по европейским фестивалям, сразу станет понятно, что в чистом виде профессионального театра давно не существует. Что это вообще значит? Театр, в котором каждые две минуты выезжают и уезжают какие-нибудь высокотехнологичные штуковины, — это профессиональный театр? А театр, в котором актер сидит на табуретке весь спектакль и произносит какой-нибудь текст, — непрофессионален? Спектакли Кристофа Марталера — бесспорно профессиональны, но никому в голову не придет осуждать его за то, что там играют непрофессиональные актеры, например. К нашему спектаклю может быть масса претензий, но только не эта.

У Никанора на заводе

Целый день огонь горит:

Лизавета глину топчет,

Никанор горшки кроит.

Такие частушки пели в деревне про родителей маминого отца Николая Никаноровича Казанкова. От этого занятия родителей (горшки - казанки) и пошла фамилия Казанковы: когда Николай в юности приехал на заработки в Питер, фамилии у него не было. Расспросили его хозяева, откуда он и кто родители, да и придумали фамилию. Стал классным маляром. Работал в Зимнем дворце. Про его трудолюбие тоже пели:

Дедушка Николай и бабушка Александра

У Казаночка под окошком

Расцвела черемушка

Раскудрявый Казаночек

Не вставай до солнышка.

Николай родился в 1880 году. Его жена - Александра Петровна - была ему ровесницей. В семье было 12 детей, мама - младшая. Родилась в деревне Заполицы Галичского района Костромской области 1 июля 1921 года. Дата рождения, конечно, не точная, так как летом, в страду, крестить детей было некогда, а осенью, когда выбирались в церковь, точного числа уже и не помнили. Наверное, поэтому праздником всегда был день ангела "Вера, Надежда, Любовь", 30 сентября.

В деревенском хозяйстве, кроме лошади и коровы, были курицы, кошка, овечки. Из овчины шили тулупы: для этого нанимали портного, который некоторое время жил в доме и работал. С обувью было плохо: валенок на всех не хватало, не говоря уже о сапогах. Поэтому мама и простудила ноги. В деревне проучилась только один год: заболела нога, не могла ходить. В Костромской больнице диагностировали туберкулез кости. По совету брата Сергея переехали в Краматорск к старшему брату Алексею. В Краматорске мама пролежала три месяца в гипсе, а потом ее отвезли в Славянский детский туберкулезный санаторий, где провела еще полгода. По возвращению оттуда дали направление в киевскую больницу. Там продолжили лечение в течение 8 месяцев. В результате болезни одна нога была короче другой на 10 см. В школу пошла на костылях, потом ходила в очень некрасивой протезной обуви, которую заказывали в Харькове.

В 1938 году мама встретилась с Надей Конягиной, которая тоже перенесла туберкулез кости, но ей сделали в Харькове операцию на тазобедренном суставе, в результате которой нога удлинилась. Надя носила обычную обувь, и дефект был почти незаметен. Рассказала родителям об этом, и они попросили врача, Пузнянского Якова Григорьевича, дать направление в Харьков на такую операцию. Он же сам взялся прооперировать маму и сделал это успешно. С тех пор никаких болей в ноге не было. Доктор погиб на финской войне.

21 июня 1941 года в школе был выпускной вечер, гуляли до поздней ночи. А утром, 22-го, разбудила бабушка и сообщила, что началась война с немцами. У мамы, как закончившей школу с отличием, было право поступать в любой институт без экзаменов. Давно уже был выбран медицинский, в Сталино (сейчас Донецк). Отослала туда документы, вскоре пришел вызов. Ехать не хотелось, так как война уже шла вовсю, но бабушка сказала: ``Поезжай. Сталин Донбасс немцам не отдаст"". Только приехала, как железнодорожный вокзал разбомбили. В институте посылали на рытье окопов, а маму из-за ноги освободили, и она вернулась домой.

Пришли немцы. Комсорг класса Зойка Немцова сдала список комсомольцев в гестапо. С тех пор обязали регулярно приходить на отметку. Паспорта отобрали. Однажды зимой послали расчищать от снега железнодорожные пути. Работали вместе с подругой Аней Меренковой (после замужества - Бражко). Воспользовались, что немцы не наблюдают, и сбежали. Румыны из охраны стреляли вслед. Молодость бесстрашна: племянник Костя нашел и притащил домой парашют, хотя в расклееных по городу объявлениях грозили за это расстрелом. После войны мама с удовольствием носила кофточку из прочного парашютного шелка.

Есть было нечего. Про суп тогда говорили: ``Пшенина за пшениною гоняется с дубиною."" Запомнилось, как с Костей мечтали о макаронах. Иногда он промышлял лягушек, но даже голод не превращал их в лакомство. Чтобы прокормиться, ходили на заработки к ``хохлам"". Пололи, делали все, что скажут. За работу получали немного еды, иногда кукурузное зерно или муку. Многие, поверив немецкой пропаганде, уезжали на заработки в Германию, потом начали угонять насильно. Маму от угона спасала больная нога, бабушку - возраст. В первую очередь нужны были здоровые, работоспособные, молодые. Некоторые девочки из класса уехали. Все мальчики ушли на войну, никто из них не вернулся. Забрали и старшего брата Сергея. Из Курской области пришло потом извещение, что он пропал без вести (видимо, на Курской дуге).

Студенты-заочники. В первом ряду: третий слева Вулис, вторая справа - мама

После ухода немцев в 1943 году поступила работать чертежницей на цементный завод в отдел главного механика, которым руководил Тимофей Петрович Расторгуев. С мечтой о медицинском институте пришлось расстаться - нужно было на что-то жить. В 1945 году поступила в машиностроительный техникум на вечернее отделение. Несколько месяцев спустя, попросила в школе сделать копию аттестата и сдала документы во всесоюзный заочный институт строительных материалов. Начала учиться и там. Директор краматорского отделения института, Вулис, приглашал в Краматорск московских преподавателей для чтения лекций и приема экзаменов, так что в Москву ездили только на заключительные экзамены.

Занятия в техникуме иногда приходилось пропускать из-за учебы в институте и занятости на работе. Мама вела техминимум по сварке для студентов, а также руководила их производственной практикой. Организация ремонта оборудования в цехах тоже была на ней. Когда после очередного пропуска приходила на занятие, преподаватель математики старался вызвать к доске в воспитательных целях, но с задачами, которые были несравненно легче институтских, успешно справлялась. В городской библиотеке ее всегда одолевали студенты - просили помощи в решении задач.

С Ниной Балан

Встреча родителей произошла в 1951 году. Папа приехал в Краматорск в командировку с заданием установить причину неполадок мельничного оборудования, которое производилось на ``Уралмаше"". Зашел в отдел главного механика - в распахнутом котиковом полушубке - для знакомства. Маме поручили выписать пропуска для него и его товарища. Пошла выполнять, но с пол-дороги вернулась: ``Фамилию ``Земсков"" запомнила, а вторую - забыла"". Потом показывала ему завод, водила по цехам.

Папе сразу понравилась миловидная стройная девушка, подкупавшая своей компетентностью в производственных вопросах и целеустремленностью в учебе. Вскоре случайно встретились в библиотеке, которая размещалась в том же здании, что и комнаты для приезжих. В один из вечеров пошли в кино. Смотрели фильм о Богдане Хмельницком на украинском языке, а мама переводила непонятные места. После сеанса пошел провожать. Поднялись в квартиру, познакомились с бабушкой и сели пить чай. По радио пели: ``Под городом Горьким, где ясные зорьки, в рабочем поселке подруга живет..."". Все подпевали. Бабушке до того понравился симпатичный эмоциональный молодой человек, что после его ухода она воскликнула: ``Вера-матушка, где ты такого парня нашла?!"", на что мама ответила: ``это приезжий, он здесь ненадолго"".

А после папиного отъезда завязалась переписка.

Первый ряд: тетя Ася, дядя Федя, папа, дядя Женя.

Второй ряд: прабабушка Анна, бабушка Фекла, дед Аким.

Папин прадед по отцу - Тимофей - был хлеборобом. Жили в деревне Мало-Турово Кленовского сельсовета (ближайшая сохранившаяся до нашего времени деревня - Кленовка, ближайший город - Верещагино Пермской области). Дед - Михаил, отец - Аким (род. в 1888) и дядя Егор (род. в 1886) сами построили водяную мельницу и успешно эксплуатировали ее, из-за чего в 30-е годы семью чуть не раскулачили.

Мама - Фекла Антипьевна Корлякова (1899 г.р.) - из деревни Карелы. Закончив, как и отец, церковно-приходскую школу, работала до замужества учительницей начальной школы.

Папина бабушка по маминой линии была набожной, и иногда дочери и внукам доставалось от нее за недостаточное почитание бога. Но веры своей им передать так и не сумела. Да и время было тогда такое, что церкви и молитвы не приветствовались.

Аким Михайлович и Фекла Антипьевна поженились в 1922 году. Помимо мельничных работ, вместе занимались изготовлением облучков - красивых санок, в которые запрягали самых лучших лошадей. Нарядные облучки шли нарасхват. Навыки слесарного и столярного ремесла Аким Михайлович получил еще в годы армейской службы, когда работал на Казанском оружейном заводе.

В 1932 году, спасаясь от раскулачивания, сдали мельницу под расписку в сельсовет и поехали искать работу в Сибирь. Отъезжали со станции Верещагино. Поездка была длинной. В сибирском зерносовхозе Акима Михайловича приняли на работу слесарем-инструментальщиком. Совхоз занимался еще и скотоводством - папа, тогда совсем маленький мальчик, пугался бегающих по деревне быков.

Но поиски лучшей жизни на этом не закончились: предприняли поездку в Ташкент - ``город хлебный"". Там тоже не укоренились - ни жилья, ни работы, голодно. Запомнились узбекские дети на станциях, подбиравшие арбузные корки.

Фекла Антипьевна Корлякова

Все это время состояли в переписке с братом Феклы Антипьевны - Яковом (1897 г.р.), который осел в Свердловске и, хотя сам жил в землянке, агитировал ехать к нему. Так и сделали. Отец поступил на работу на Уралмашзавод, и ему практически сразу дали комнату в деревянном доме, затем - две комнаты во 2-ом этаже дома по улице 40-летия Октября, бывшей ул. Молотова (эти дома уже снесены).

Не все дети стали взрослыми. В 1931 году умер старший брат Виктор. Ему было всего 12 лет. Похоронили на кладбище в поселке Семь Ключей. Там же похоронен и дед Михаил, который в последние годы жил с дядей Егором. Деду было 84. В 1937 году умерла грудным ребенком сестренка Люба. Позднее родится еще одна Люба - самая младшая из детей.

Перед войной получили 2-хкомнатную квартиру по ул. Кировоградской, 54. Этот трехэтажный дом сохранился до сих пор. Около него в военное время несли дежурства по ночам, иногда поднимались на чердак. Все несущие конструкции на чердаке обмазывались глиной на случай попадания зажигалок.

Из школьных лет запомнилась игра в биллиард, сделанный отцом. Шары были металлические и меньше стандартных. В этой игре папа часто выходил победителем. С удовольствием играли в лапту во дворе. Правила игры такие: устанавливается очередность игроков, затем первый игрок бъет лопаткой по мячу, стараясь попасть в отмеченную область, и бежит к команде; команда старается перехватить мяч и попасть мячом в бегущего, и если это удается прежде, чем игрок добежит до команды, то бьющий возвращается на исходную позицию, и все повторяется сначала; если команда, промахивается, то бить начинает следующий игрок. Катались на коньках и лыжах, опять же самодельных. Однажды не повезло: не успев уклониться от упавшего старшего брата, папа бросился в снег, а слетевшая лыжа ``протаранила"" Жене щеку. Напоминание об этом случае осталось у Евгения на всю жизнь в виде маленького шрамика.

Отрывок из письма Акима Михайловича.

Свидетельство об окончании семи классов папа получил в 1941 году. Несмотря на начавшуюся войну, поступил в электромеханический техникум на ул. Декабристов (впоследствии в этом здании располагался университет марксизма-ленинизма). Но в этом же году вышло постановление правительства о приостановлении работы техникумов, и учеба не состоялась.

9 февраля 1942 года папа поступил на Уралмашзавод к отцу на верстак. Верстак стоял в будочке, отгороженной внутри сталефасонного цеха. Ремонтировали редукторы, регулирующие давление газа в резаке металла. Было человек 10 газорезчиков, которых надо было бесперебойно обеспечивать инструментом. Работали по 12 часов: отец - в 1-ую, сын - во 2-ую смену. Сталефасонный цех прозводил башни для танков: формовали по модели, потом - отливали. Не остывшие и не очищенные от формовочной земли детали танка имели вполне мирное применение - рабочие пекли на них картошку. Потом землю выбивали, поднимая половинку опоки (рама с формовочной землей) при помощи крана. При отливке образовывался пригар, обрубать который зубилом и пневматическим молотком было задачей обрубщиков. Для этого залезали внутрь башни. Все обрубщики со стажем заболевали силикозом легких и рано умирали.

Аким Михайлович Туров

В 1942 году вышло постановление о восстановлении техникумов. Поступил в Уралмашевский вечерний машиностроительный техникум. Занятия в техникуме начинались в шесть вечера. Дружил с Костей Тишковым, тоже работавшим на заводе. До сих пор хранится его письмо со строительства Асуанской плотины в Египте. Дипломную работу на тему ``Проектировка цеха по производству протяжек"" защитил в 1947 году на ``отлично"". Протяжка - инструмент для расширения отверстий до нужного размера.

Хотелось учиться дальше. Выбрал заочный машиностроительный институт при заводе. Опять надо было сдавать экзамены, а кое-что из школьной программы уже забылось, поэтому вступительный экзамен по математике сдал за папу ``свежеобученный"" в школе Федор. После окончания техникума перешел на работу в 82-ой цех в технологический отдел по холодной обработке металлов резанием. Отделом из 4-х человек руководил ``боевой мужик"" Кощеев Юрий Михайлович. Проработал там до 1948 года. Потом заинтересовался сборкой экскаваторов (цехи 29, 30). Узнал о цехе внешнего монтажа и поступил туда шеф-монтером. Ездили по вызовам монтировать различное оборудование. Зарплата - 1000 рублей - считалась очень хорошей. Если сдавали объект с оценкой ``отлично"", то получали 100 % премиальные. В оценку включались качество и срок. В основном, монтировали экскаваторы. Первый экскаватор собрали под папиным руководством в Первоуральске на магнетитовом руднике.

На своем участке около дома на Уралмаше

Потом были - Липецк, АнгарГЭСстрой около Иркутска, Кантаги в Узбекистане, Вольск в Саратовской области, Орск на Южном Урале, Благовещенск на Дальнем Востоке, где смонтировали 5 экскаваторов вместе с Пименовым Федором Ивановичем. Работал на Волгодоне, около города Красноармейска. Путь туда - из Сталинграда - проделали на пароходе по Волге. Возвращались тоже по реке - до Перьми. Смонтированные за лето 5 экскаваторов должны были разработать дно Цимлянского водохранилища или, как тогда говорили, ``моря"". Случались и аварии из-за брака литья. Например, когда лопнул тормозной шкиф, дали телеграмму на Уралмаш, и оттуда прислали новый. Все 5 экскаваторов сдали в срок. Шик управления экскаватором - забить ковшом гвоздь в шпалу.

Году в 56-ом поехали с мамой из Краматорска в Ростов-на-Дону, чтобы посмотреть на это рукотворное море, но не попали, так как из-за продолжающихся работ был закрыт Волго-Донской канал. Протяженность Волго-Донского канала 92 км, завершен в 1952 году.

Побывал и на Севере, на Свирь-строе (недалеко от Ладейного поля). В то время гидроэлектростанция уже существовала, рыли канал. Жили в деревянных домах, рядом - сады. Там услышал первого соловья. В 1951 году папа приехал в командировку в Краматорск, на цементный завод, где и познакомился с мамой. Потом будут почти 10-тимесячная переписка, женитьба и переезд в Краматорск, поступление во всесоюзный заочный институт строительных материалов.

Первый ряд: бабушка Фекла, тетя Люба, дед Аким. Второй ряд: дядя Федор, тетя Ася, папа, тетя Валя, дядя Женя.

Папа-студент всесоюзного заочного института строительных материалов

На скриншоте Варвара Турова объясняет своему бывшему работнику из кафе «Мастерская», почему ему не выплачена з/п. «Мастерская» закрылась в конце 2016 г., сейчас середина 2017, из переписки выясняется, что деньги работникам до сих пор заплачены не были. И это не случайность. Несколько дней назад Турова закрывала второе свое московское кафе «Дети райка», и в фейсбуке был размещен призыв обязательно придти в последние дни, но не затем, чтоб попрощаться с любимым местом, а «чтобы до закрытия у нас были люди – это позволит заплатить зарплаты нашей команде, поварам, мойщицам посуды, уборщицам и так далее». Иначе говоря, персонал получит причитающиеся деньги, только если удачно сложатся звезды, а не потому что работодатель имеет какие-либо обязательства.

Я имел финансовые отношения внутри среды, представители которой себя называют «люди с хорошими лицами», «рукопожатные», «изряднопорядочные», по сути это москвичи интеллигентского происхождения, объявившие себя моральными и культурными авторитетами русского общества и сами уверовавшие в таковой свой статус и таковую свою миссию. Поэтому с высокой вероятностью предсказываю, что полного расчета со стороны Туровой не будет ни в случае «Мастерской», ни в случае «Детей райка», разве что по суду.

Если эти люди должны кому-либо деньги, то взаимоотношения проходят три этапа:

1) Я обязательно верну.

2) Ты обладаешь такими-то отрицательными качествами, и мне это чрезвычайно неприятно [сюда подставляются реальные или вымышленные качества кредитора], но даже несмотря на это я верну деньги.

3) Я все-таки не верну деньги, потому что ты обладаешь такими-то отрицательными качествами и значит не достоин столь широких жестов с моей стороны.

Каждый раз, когда я выступал в роли кредитора, ситуация последовательно проходила три указанных этапа.

В конце нулевых племянник правозащитницы Людмилы Алексеевой, Иван Симочкин, назанимал в оппозиционной тусовке суммы по 1-2 тыс. евро (Иван хороший психолог, умеющий втираться в доверие). С теми кредиторами, которые требовали вернуть деньги (требовали не все), обязательно находились идеологические разногласия, постепенно делающие возврат долга решительно невозможным. Аналогично поступил некий партнер Алексея Кабанова, т.е. человек из той же компании московских рестораторов, правозащитников и туровых, который в итоге заявил мне, что раз я, мол, поступил нехорошо с третьим лицом X (к ситуации долга это не имело отношения), то вернуть мне долг он не считает возможным.

На скриншоте Туровой мы видим этап №2. Далее ожидается этап №3, потому что когда ты сам себя провозгласил моральным ориентиром и совестью народа, то, во-первых, тебе удобно этот ориентир сдвигать и подстраивать под собственные текущие нужды. Во-вторых, естественно требовать от тех, для кого ты сияешь моральным маяком, определенного самопожертвования в твою пользу.

«Мораль выше правил», как по схожему поводу сформулировал свой жизненный принцип один политический эмигрант.

Сегодня в нашей рубрике певица, музыкант, журналист, актриса, путешественница, общественный деятель и к тому же успешный бизнесмен. А так же красивая девушка и хороший человек. И все это в одном лице, между прочим. Как это удается Варваре Туровой, мы не знаем. Потому что мы беседовали с ней сегодня исключительно о ее любимом детище — . Это место знают и любят многие горожане, кажется что оно было всегда. Проекту на днях исполняется 4 года. Действительно долгожитель по московским меркам! Итак, начнем…

— Варвара, как и кому пришла идея создать такое место?

— Мы очень любим театр, но в Москве не было ни одного клуба, который был бы с ним связан. Поэтому мы давно хотели открыть то место, в котором каким-то образом он бы присутствовал. Мы даже и не мечтали о помещении с отдельным театральным залом. Но были идеи построить клуб с небольшой сценой, на которой шли бы маленькие оперы.

Я занималась клубами всю жизнь, но никогда их не строила сама. В своё время я работала и барменом, и официантом, и уборщицей, и посудомойкой, и пиар-менеджером в самых разных местах. Я вообще музыкант, но надо было как-то подрабатывать, и почему то это всегда было связано с клубами. А потом Алексей Паперный сказал: «Я нашёл помещение и там есть настоящий театральный зал. Давай вместе всё придумаем и построим». И тогда мы стали придумывать и чудовищно ругаться, просто грызться по поводу всего: стен, занавесок и так далее. Но мне кажется, что из этих споров и вырос успех этого места и его популярность, а также совершенно неописуемый, но очень узнаваемый стиль.

Очень многие люди говорят мне про «Мастерскую» — «как дома», хотя, мне кажется, совсем она не похожа на привычное понимание слова «дом». Мне кажется, люди имеют в виду какой-то покой, и для меня это самое важное, самое ценное в ней.

Когда мы придумывали название для клуба, у нас были разные варианты — «Игра», «Фигаро» и т.д. Но мы решили назвать его «Мастерской», потому что мы хотели, чтобы здесь не только играли музыканты, но и всё время происходило бы какое-то варево, как в котле. Ещё у нас была идея знакомить некоторых людей друг с другом и каким-то образом сводить их. Это уже несколько раз получилось и довольно успешно. Когда, например, к нам приходил какой-нибудь человек со своим спектаклем, и мы понимали, что для его постановки идеально подойдёт музыка нашего знакомого композитора. Получается такая тайная продюсерская деятельность, свести правильных людей друг с другом. Но вот, что не удалось из наших планов, так это устраивать раз в неделю «прослушивание» всех желающих в театральном зале, своеобразный «поиск талантов», это оказалось просто невыносимым кошмаром и больше мы такое не проводим.

— В «Мастерскую» приходит очень разноплановая публика. Как вы думаете, что привлекает их и почему они должны приходить сюда?

— Я считаю, что никто не должен сюда ходить. Мне нравится, как я здесь себя чувствую, и я знаю, что очень многие люди чувствуют себя здесь также и для нас это очень важно. У меня очень тяжёлые отношения со словом модный, мне всё время говорят «Вы совсем не модные» и видимо подразумевается, что это недостаток, а для меня это ничто. У «Мастерской» нет никакой задачи быть «модным местом», потому что я, честно говоря, не вполне понимаю, что это такое.

В Москве есть «модные места», например, «Gipsy», они мне очень нравятся, мне кажется, что это лучшее место в городе, даже лучше нашего, и может быть ещё клуб «Пропаганда». Но это какой-то совершенно отдельный жанр, я ими восхищаюсь, но я не хочу быть такой. Мне нравится то, что происходит у нас, совсем не всегда, но в большом проценте случаев. Мне нравится, что люди, которые здесь работают, вкладывают в это душу, не спят ночами. Наверное, так любой владелец клуба может сказать, но для меня это ребёнок, вне всякого сомнения. У меня нет детей, но, как и любая литературно настроенная девушка представляю себе идеального, розового младенца, который тихо спит, ест, сидит в ванне, но на самом деле в жизни, я думаю, всё это сильно отличается от моих представлений. В том числе, когда ребёнок вырастает, он сам знает, куда ему деваться, с кем ему общаться, на ком ему жениться. И ты никак не можешь это контролировать, ты должен это каким-то образом принимать.

Когда мы строили «Мастерскую» я точно знала, какой столик будет самый уютный, где будут сидеть и на что будут смотреть, но всё получилось совсем не так как я себе это представляла. И это даже не связано, например, с деньгами, потому что, конечно, должен быть бизнес-план и ему нужно соответствовать, но в том, что касается каких-то эмоциональных вещей, ты никогда не знаешь, что будет. И «Мастерская» — это совершенно отдельный от меня ребёнок, у которого есть своё собственное мнение, свой собственный характер, который меня иногда страшно бесит. Как с настоящим ребёнком, иногда хочется просто дать по башке: «Не нравится мне какую музыку ты слушаешь, дорогая дочка», но она такая, она не похожа ни на меня, ни на Алёшу (Алексей Паперный), мы ведь вместе строили, почти как родители.

Мне нравится что «Мастерская» какая-то своя, что здесь происходит какой-то абсолютный бардак, что нет никакого официоза, здесь как на даче у друзей: всё в беспорядке, в тесноте, ничего невозможно найти, но ты прекрасно провёл время и вспоминаешь это потом как большое счастье.

— Вероятно, в таком месте часто происходят необычные истории? Можете рассказать одну из них?

— Однажды мне нужно было срочно найти группу настоящих чёрных джазменов для одного мероприятия в клубе «Река». У меня была всего неделя, и за эту неделю я обзвонила всех своих знакомых музыкантов от Америки до Австралии, я нашла много подходящих групп, но все они были заняты, не хватало времени сделать визу. И вот в полном отчаянии я как-то ночью зашла в «Мастерскую» и обнаружила, что там сидит двадцать прекрасных чёрных парней в каких-то красных смокингах с бриллиантами в ушах и в белых мехах, которые играют на фортепиано, поют и танцуют. И первые пятнадцать минут я просто не могла пошевелиться, потому что именно то, что я искала целую неделю по всему миру, оказалось в «Мастерской». Это была некая группа, которая приехала на совершенно другой концерт, но мы их немедленно свели с организаторами в «Реке» и они там тоже отыграли концерт.

— Какие у вас планы на этот год? Будут ли здесь выступать иностранные музыканты?

— 7 марта у «Мастерской» день рождения, ей исполняется 4 года. Мы планируем устроить здесь очень крутую вечеринку, но пока ничего не скажем об этом. А насчёт музыкантов, в этом году у нас есть гигантские планы по поводу weekend-фестивалей разных стран. В одни выходные это может быть Швеция, в другие Америка, и так далее.

Интервью — Анастасия Нарушевич. Фото — из архива В. Туровой.

P.S. Ну а мы все таки приоткроем завесу тайны. Тема праздничной вечеринки в «Мастерской» — Чикаго 20-30-х годов. На сцене — ретро-команда «26 Герц». Специальный праздничный сет сыграют djs Kogan & Goose («Ухо селедки»). Вход 500 руб.

Совладелица клуба и театра «Мастерская» Варвара Турова рассказала, как все началось и что будет дальше.

Как появилась идея создать заведение с такой необычной концепцией – «Мастерскую»?

История такая: мой друг и коллега, театральный режиссер и драматург Алексей Паперный давно хотел сделать клуб, в котором в каком-то виде присутствовал бы театр – например, были идеи сделать просто кафе, а в углу стояла бы маленькая-маленькая сцена, на которой бы раз в час что-нибудь происходило: клоуны, оперная певица, жонглер, рассказчик… Для этого никак не получалось найти помещение. Хотя, не то чтобы мы активно искали: я была журналистом, у Алеши был «Китайский летчик Джао Да», музыкальная группа, театр. Не то, чтобы мы такие, знаете, рестораторы, бизнес-акулы как Митя Борисов.
А потом к Алеше пришел его приятель, у которого был клуб, который ему, по целому ряду причин, не нравился, и попросил Алешу это помещение переделать. Здесь было удивительное место – заколочены окна, на полу стояли какие-то унитазы, все было выкрашено во флюоресцентные цвета. У меня было ощущение, что я попала в 90-е. Еще здесь была театральная сцена, на которой шли прекрасные представления: например, мужчина выпивает какую-то страшную химическую гадость и его в конце спектакля тошнит краской.
Нужно было перестраивать все – от пола до потолка. А изначально здесь были бани. Кафель, который сейчас на стенах, остался с тех времен. А где театральный зал – как мне рассказывали люди – была VIP-парная, якобы принадлежавшая Фурцевой. Вместе с художником Петей Пастернаком мы стали придумывать, что такого в этом месте сделать. Петя посмотрел на эти красивейшие длинные окна, высокий потолок и предложил нам, как бы для внутреннего пользования, такую игру – что мы как будто бы где-то в горах или посреди леса нашли заброшенный замок, бывший когда-то роскошным. Когда-то очень давно. Мы нашли этот замок в руинах, с какими-то старыми, забытыми хозяевами бархатными занавесками, посудой, старыми столами, и остались в нем, в этом лесу, жить. Смешно, что наш лес стоит в самом энергетически непростом районе Москвы – на Лубянке, но нам удается все это не замечать. Из нашей чащи Лубянку не очень видно. И даже наоборот, мы здесь прячемся. В этом выдуманном мире. У нас даже в интерьере намешано все на свете. Вот, например, прялка. Нам ее кто-то принес, сказав, что она нам очень подходит. А это чудовищная подделка, фальшак. Я на следующий день попросила ее отнести на мусорку. Еще через два дня нам ее вернули со словами: «Какая чудесная! Мы нашли ее неподалеку! Она такая ваша!». Снова выбросили. Когда нам принесли ее в третий раз, я поняла – быть ей здесь. Как-то даже полюбила ее, за всю ее чудовищность.

Кто занимается подбором репертуара для «Мастерской»?

Сначала мы это делали сами – я и Алеша. Нам казалось, что если у нас два события в неделю, то это дико много. Сейчас у нас их несколько в день: театральный зал, детские лекции, дискуссии, кино, концерты, опера, дискотеки, экспериментальный джаз, поэтические вечера… Наверняка что-то забыла. А сейчас у нас есть арт-директор Анна Хайн и театральный продюсер Стас Шаповалов. У меня, конечно, ужасный характер, и я вмешиваюсь во все. Мешаю им жить. Что касается иностранной музыки – это в большей степени мое. Я езжу по Европе, договариваюсь с музыкантами и привожу их выступать.

Возникают ли проблемы с привозом артистов?

Полно. Очень дорогие билеты, очень далеко, многие боятся сюда ехать. Но самая большая проблема – это московская публика. Никому ничего не интересно кроме раскрученных звезд, которые уже давно сдулись. Люди привозят по 500 раз одних и тех же музыкантов – расслабленных, даже не старающихся сделать вид, что им интересно – платят им в три раза большие гонорары, чем в Европе, страшно их балуют. Приходит толпа народу, покупают билеты по 2 000 рублей – и все рады.

Привозишь реально интересную музыку, сбиваешься с ног, рекламируя везде, где только можно – приходит 30 человек, каждый из которых потом пишет в «Фэйсбуке», что «было прекрасно, жаль, что вы не пришли». Конечно, после каждого такого концерта хочется опустить руки. Дело даже не в деньгах. Неудобно перед музыкантами. В зале 30 человек, а они работают, как для стадиона – с такой энергией, профессионализмом, талантом! А в ответ – ничего. Это самое обидное. Но мы пытаемся решать эту проблему.

А с театральной площадкой как в этом отношении?

Театральный зал проще наполнить – он совсем маленький. И там не каждый день представления.

У вас все-таки современный театр?

У нас очень разный театр. Это один из очень немногих в стране по-настоящему независимый театр. Это яркий театр. Живой, уж точно. Иногда оперный. Иногда детский. Иногда мы находим спектакли, которые нам нравятся и приглашаем их играть у нас. А иногда люди сами приходят, и говорят: «Мы хотим сделать спектакль». Если они нам нравятся – мы им рады, не берем никакой арендной платы, но предупреждаем сразу, что не можем ничего вложить. Они сами справляются. Таким образом у нас появился замечательный, очень популярный спектакль «Лафкадио» Светланы Ивановой.

Расскажите, пожалуйста, о том, что будет, какие планы…

Планов море. У меня есть идея, которая потихоньку начала реализовываться – это очень долго и трудно – сделать фестиваль стран, чтобы в течение года, раз в месяц выходные были посвящены какой-то стране: музыка этой страны, кино, поэты – все что интересно. Сейчас мы практически каждый день встречаемся с разными посольствами, потому что без их участия невозможно обойтись.

Есть идея сделать фестиваль маленьких опер. Это очень модное направление в Европе сейчас – ставить оперы за две копейки в маленьких помещениях. В наше время уже невозможно докопаться до того, откуда взялось правило, что опера обязательно должна быть за миллион долларов, в Большом Театре, с колоннами, в вечерних платьях. Но это нужно исправлять, потому что огромное количество прекрасной музыки, остроумных либретто, изумительных историй, очень хороших певцов! Есть идея с кукольными театрами… В общем, много всего.

Как вы думаете, образуется, разрастется все же ваша публика?

Уже развивается, конечно. Это просто у меня характер такой – что мне все время мало, мне все кажется вокруг слишком медленным, хочется еще быстрее, еще круче. Опять же, клянусь вам, не в смысле денег – с этим все хорошо. А именно в отношении интересных программ, концертов, гастролей. Хочется знакомить людей вокруг с тем, что нам нравится, и друг с другом. Поэтому у нас есть, например, еженедельная вечеринка «Друг друга», в которой в качестве диджеев выступают люди, раньше этого не делавшие, и мы знакомим наших друзей с друзьями других наших друзей, устраиваем такое социально-культурное варево, планомерно и последовательно создаем контекст, в котором потом как бы вдруг, а на самом деле вовсе не вдруг – рождаются спектакли, группы и интересные проекты.

Вы можете назвать «Мастерскую» модным местом?

Я люблю хорошую музыку и театр, мне интересно этим заниматься. И мне абсолютно наплевать на то, модная ли это музыка, окупит ли она себя. И я абсолютно уверена, что любая модель, в том числе и в бизнесе, успешна лишь тогда, когда человеку, который ею занимается, интересно это делать.

В Москве есть по-настоящему модные места, «Солянка», «Джипси», например, отличные места! Или «Олдич» – один из лучших проектов последних нескольких лет, я безмерно уважаю людей, которые делают эти места, и обожаю ходить туда веселиться, но это не значит, что «Мастерская» обязана быть такой же.