Образ русского купечества в творчестве А.П. Чехова: художественный вымысел и реальный облик

Указывает на укрепление роли торгового класса и буржуазии в жизни пореформенной России.

Ключевые слова: Творчество Антона Павловича Чехова, Россия, купечество, предпринимательство

Уже в первых еще во многом наивных и простеньких юмористических рассказах А.П. Чехова, печатавшихся в 1880 – 1884 гг. под авторским псевдонимом Антоша Чехонте, встречаются сведения о купцах, начинает разрабатываться купеческая тема. Упоминания о купцах пока еще очень редки и фрагментарны, хотя, как известно, писатель родился в купеческой семье и жизнь купцов знал не понаслышке. Например, в известном рассказе «Радость», больше напоминающем фельетон, упоминается «второй гильдии московский купец Степан Луков», извозчичьи сани с которым переехали через пьяненького, как оказалось, коллежского регистратора Митю Кулдарова, который был вне себя от счастья, что о нем в газете появилась заметка .

Основное внимание в этот период Чехов уделяет «маленькому человеку», простым и незаметным, на первый взгляд, людям: мелким чиновникам, ремесленникам, торговцам, кучерам, дворникам, рабочим и другим демократическим слоям населения. Делает это кратко, талантливо и смешно, так что впору позавидовать читателям тех газет и журналов, где он печатался («Зритель», «Осколки», «Наблюдатель», «Развлечение», альманахи «Северные цветы», «Стрекоза» и другие). Жанр короткого рассказа и фельетона был очень популярен в частной прессе конца XIX в., в том числе и в сибирских газетах, которые авторам данной статьи хорошо знакомы, но здесь, в Сибири, они длинны, скучны, тяжелы по стилю и нравоучительны по тону повествования.

В рассказе «Справка» главные действующие лица, мелкие чиновники-взяточники, которые без определенной мзды (не рубль или два, а непременно три) не замечают просителей «в упор», стоящих перед ними и просящего дать им ничтожную справку. Более того, для придания серьезности своим занятиям, они упоминают о своих важных делах: «Иван Алексеевич! – крикнул чиновник в воздух, как бы не замечая Волдырева. – Скажешь купцу Яликову, когда придет, чтобы копию с заявления в полицию засвидетельствовал! Тысячу раз ему говорил!» . Тем самым криком позывается вскользь недогадливому просителю, помещику, между прочим, что вот купец догадался дать взятку, и его дело решено. Впрочем, после получения оговоренной мзды, поза и лицо чиновника мгновенно изменились на угодливую, и справка была выдана. В известном рассказе «Шведская спичка», который сам Чехов назвал пародией на детектив, в юмористических тонах повествуется о мнимом убийстве и его расследовании. Старый следователь при осмотре места преступления вспоминает «убийство купца Портретова», которого какие-то «мерзавцы убили и вытащили труп через окно . Впрочем история закончилась счастливо, и пропавший без вести отставной корнет Марк Иванович Кляузов был найден живым и здоровым, в отличие от многих купцов, которые довольно часто в рассказах А.П. Чехова выводились в качестве жертв ограбления и последующего убийства, как это и было на самом деле на необъятных просторах России. В другом рассказе «Орден», написанном в том же неподражаемом юмористическом духе, учитель военной прогимназии Лев Пустяков выпрашивает у своего товарища поручика Леденцова орден, чтобы идти в гости к купцу Спичкину: «Сегодня, видишь ли, я обедаю у купца Спичкина. А ты знаешь этого подлеца Спичкина: он страшно любит ордена и чуть ли не мерзавцами считает тех, у кого не болтается на шее или в петлице.

И к тому же у него две дочери …» . Весь юмор этого рассказа заключался в том, что учитель встретил на праздничном ужине своего коллегу, учителя французского языка, у которого тоже был на груди выпрошенный у кого чужой орден. Сначала они друг друга конфузились, но потом уже жалели, что не выпросили себе ордена уже более высокого ранга. Но для купечества было характерно, в самом деле, глубокое почтение к чинам и орденам и даже на свадьбы часто приглашались генералы военные и штатские, с орденскими звездами и без них, и за все эти знаки отличия была особая цена. Не упустил А.П. Чехов возможности показать типичные для учебников арифметики задачи, связанные с купеческим бизнесом: «Купец купил 138 арш. черного и синего сукна за 540 руб. Спрашивается, сколько аршин купил он того и другого, если синее стоило 5 руб. за аршин, а черное 3 руб.?». Ни ученик, Петя Удодов, ни репетитор, гимназист VII класса Егор Зиберов, не смогли решить эту простую, на первый взгляд, задачу, в то время как отец мальчика делает это шутя по старинке на счетах. В самом деле, в учебниках и в русской литературе это отражено, довольно часто купцы фигурировали как персонажи, которые что-то продавали или покупали, куда-то ездили, что-то делали и ученики представляли эти процессы более реалистично, чем резервуары с водой, которые наполнялись и опорожнялись, поезда, которые ехали навстречу друг другу, и другие довольно абстрактные задачи.

А вот купеческие лавки были у каждого ученика под боком, и они часто туда бегали за разными покупками, знали, какой товар чего стоил и когда можно поторговаться, а когда нет. Пожалуй, в одном из самых известных рассказов Чехова «Хамелеон» действие разворачивается с эпизода, когда из дровяного склада купца Пичугина, прыгая на трех ногах, бежит собака, а за ней гонится человек в ситцевой крахмальной рубахе и расстегнутой жилетке. Это оказывается золотых дел мастер Хрюкин, которого эта собачка, вернее, борзой щенок, укусила. Попутно читатель узнает, что Хрюкин пришел на дровяной склад по делу, договориться «насчет дров с МитрийМитричем», т.е. с хозяином склада, а базарная площадь, где находится этот склад, в этот дневной час пустынна: «Открытые двери лавок и кабаков глядят на свет божий уныло, как голодные пасти; около них нет даже нищих» . Типичная картина провинциальной России, когда скука разливается над небольшим уездным городком и любое событие становится здесь интересным и значимым, особенно если его описывает такой талантливый писатель, как А.П. Чехов. В другом рассказе «надлежащие меры», купеческие торговые заведения и их владельцы оказываются уже в центре повествования, т.к. описывается «рейд» санитарной комиссии по этим заведениям, и меры купцов, их владельцев, чтобы не допустить их к себе.

В конце концов, члены комиссии, уже полупьяные, оказываются в ревизуемом винном погребке, где веселье продолжается, а в качестве закуски употреблены реквизованные подгнившие яблоки. И снова в их разговоре звучат имена плутоватых купцов: Ошейников Демьян Гаврилыч, Голорыбенко, Шибукин и другие. Постепенно купеческая тема в рассказах Чехова становится все более важной и значительной. Вот уже появляются в них новые хозяева жизни, крупные воротилы и дельцы, к которым нужно простым обывателям проявлять почтение и уважение, какими бы делами те ни занимались. В рассказе «Маска» обрисовывается ситуация, когда во время бала-маскарада в читальном зале общественного клуба появляется «широкий приземистый мужчина, одетый в кучерский костюм и в шляпу с павлиньими перьями, в маске». Читающая, с виду интеллигентная публика с возмущением встречают эту маску и его спутниц в сопровождении лакея с шампанским и закусками, тем более что маска начинает читателей задирать и хамить. Но вскоре почтенные читатели в корне меняют свое отношение к мужчине, посмевшим нарушить их покой, когда «в буяне все узнали местного миллионера, фабриканта, потомственного почетного гражданина Пятигорова, известного своими капиталами, благотворительностью и как не раз говорилось в местном вестнике – любовью к просвещению» . Таким образом, начинающий в 1880-е годы великий русский писатель А.П. Чехов, хорошо зная купеческую среду, пока не делился этими своими знаниями и наблюдениями с читателями, т.к. слишком свежи были негативные впечатления о своем жизненном опыте в Таганроге, где он сам помогал отцу торговать в лавке и получал от него выговоры и наказания.

Дед Чехова по отцу, Егор Михайлович, был крепостным из Воронежской губернии и смог выкупиться с семьей на волю и служил в конце жизни управляющим имением. Детские впечатления от поездки к деду через приазовскую степь отражены в повести «Степь», в которой также отражены купеческие типы и о которой поговорим в этой статье ниже. Отец Чехова, Павел Егорович, владел в Таганроге небольшой бакалейной лавкой, где продавали чай, сахар, крупы и другие продовольственные товары. Описание таких лавок встречается во многих рассказах и повестях Чехова, и он передает их внутреннюю обстановку до самых тонких подробностей. Как и у всякого купца, у отца Чехова было желание расширить свое дело, но не хватало практичности, деловой сметки и хитрости, которые возмещались его художественным талантом. Он был регентом церковного хора и, как вспоминал позже Чехов, «когда бывало, я и два моих брата среди церкви пели трио «Да исправится» или же «Архангельский глас, на нас смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжниками». Властный и деспотичный отец прибегал к традиционным тогда методам воспитания, и наказание розгами, семейный деспотизм рано выработали у Чехова отвращение к несправедливости и насилию, обостренное чувство собственного достоинства. Эти чувства поддерживала его мать, Евгения Яковлевна, которая также была внучкой выкупившегося из неволи крепостного крестьянина, но она вносила в семью мягкость и человечность. «Талант у нас со стороны отца, а душа со стороны матери», – говорил впоследствии Чехов .

В последующие периоды своего творчества А.П. Чехов показывает купцов более реалистично и выпукло, они составляют часто фон повествования, являются связующим звеном между героями его рассказов и местом действия. Купеческие имена и фамилии присутствуют у Чехова как названия домов и улиц, промышленных и торговых заведений, складов и т.д. Купцы становятся в его произведениях непременными элементами городской жизни, без которых город немыслим. Например, портной Меркулов из рассказа «Капитанский мундир» горько жалуется на судьбу, загнавшую его в городишко, наполненный одними купцами и мещанами. Он гордится, что выполнил заказ гарнизонного капитана и сшил ему мундир, хотя плату за работу и материалы так и не получил. Купцы в первых рассказах Чехова часто имеют анекдотическую или водевильную окраску, т.е. смешны в своих умонастроениях или действиях. Например, Макар Тарасыч Пешкин, судя по всему, мелкий лавочник, не может выдать замуж свою дочь из-за своей нерешительности, так как не может заставить женихов решиться на то, чтобы пойти под венец. Каждый раз в последний момент женихи чего-то пугаются или просят увеличить размер приданого. В пример он берет купца Клякина» «У него жених тоже упорствовать стал, в приданом заметил что-то не то, так он, Клякин-то, завел его в кладовую, заперся, вынул, знаете ли, из кармана большой револьвер с пулями, как следует заряженный, и говорит: «Побожись, говорит, перед образом, что женишься, а то, говорит, убью сию минуту, подлец этакой. Сию минуту!» Побожился и женился молодчик. Вот видите. А я бы так не способен» . Чехов- драматург, уже в первом своем серьезном произведении «Иванов» смело сочетал остродраматическое или даже трагическое с мелодраматическим, то есть смешным. Это образы незадачливого дельца, управляющего имением Боркина, предлагающего всем свои безумные коммерческие проекты; это дочь богатого купца, молодая вдова Марфа Егоровна Бабакина, которая поддалась влиянию Боркина и решила стать графиней, выйдя замуж за пожилого графа Шабельского; это скупая хозяйка имения Зинаида Саввишна с ее «кружовенным вареньем» и другие.

Вдова Бабакина хотя и смешна в своих претензиях на благородство, но в коммерции разбирается очень даже неплохо и всегда в курсе биржевых дел, правда, жизнь понимает, как и большинство купцов, слишком материально, т.е. во всем видит свою выгоду и коммерческий интерес. В 1880-е годы психологически точные и реалистичные портреты купцов в произведениях Чехова еще не встречаются, хотя отдельные подходы к этой большой и актуальной теме у него уже намечены. Одним из первых рассказов, посвященных характеристике русского купечества, стал рассказ «Писатель», где говорится о молодом купце-чаеторговце, который заказал для своего магазина рекламу китайских чаев, поступивших на склад три года назад, но подаются покупателю как свежепоступившие и самого высшего качества. Вот облик этого купца по фамилии Ершаков – «… человек молодой, по моде одетый, но помятый и, видимо, поживший на своем веку бурно. Судя по его размашистому почерку с завитушками, капулю и тонкому сигарному запаху, он был не чужд европейской цивилизации» . В результате совместного творчества купца и пожилого писателя получилась завидная для конкурентов реклама, но после окончания этих трудов «оба почувствовали себя неловко, как будто совершили какую-то пакость».

Расплачиваться за труд рекламщика купец предложил товарами своего магазина, чаем и сахаром, как, впрочем, поступал он со всеми, кого нанимал на временную работу. По мере того как креп и развивался писательский талант А.П. Чехова, как укрупнялись формы повествования и усложнялись сюжеты его рассказов, а потом и повестей и драматических произведений, купеческая тема у него становится все более серьезной, обстоятельной и психологически очерченной. Уже отдельные персонажи из купцов становятся главными героями его рассказов и повестей, что свидетельствовало не только об укреплении роли купечества и буржуазии в жизни пореформенной России, но и большей заинтересованности Чехова и других русских писателей в освещении этой темы. Вот, например, рассказ «Беда», который в первой редакции имел название «Баран», где безмятежная, сытая и пьяная жизнь купца Авдеева была вдруг прервана арестом директора городского банка, бухгалтера и членов правления. Он был членом ревизионной комиссии этого банка и, не читая, подписывал отчеты, которые ему приносили прямо в его лавку. В результате постепенно обвинения на купца Авдеева принимают все более реальные очертания, хотя он в разговорах и на допросах пытался доказать свою невиновность, но делал это настолько глупо и наивно, что только усугублял свою вину: «Авдеев горячился больше всех и уверял, что он давно уже предчувствовал этот крах и еще два года назад знал, что в банке не совсем чисто» . Но кольцо обвинений сжималось, хотя совесть купца была чиста. И свое положение он считал ошибкой и недоразумением, приговор суда его обескуражил – ссылка на поселение в Тобольскую губернию.

Для человека, у которого во время следствия и суда пошатнулось здоровье и не осталось средств для поддержания остававшихся дома жены и сына-гимназиста, это было тяжелым ударом, но кто знает, может быть в Сибири ему удастся поправить свои дела и встать на ноги, как это было не раз на самом деле реально жизни. Более детально и пристально рассматривает Чехов купцов юга России в повести «Степь: история одной поездки», где талантливо и достоверно передает свои детские и отроческие впечатления о своей поездке по степи. Как известно, в этой повести мальчика Егорошку отправляют на учебу в гимназию в губернский город, а сопровождает его в этой поездке родной дядя – Иван Иванович Кузьмичов, который торговал шерстью и другими сельхозтоварами, то есть был прасолом в традиционном понимании этого слова. Однако внешность у него была уже не купеческая, а, скорее, чиновничья, «бритый, в очках и соломенной шляпе», курил дешевые сигары и любил рассуждать на «ученые» темы. Он был фанатиком своего дела и всегда, даже во сне и за молитвой в церкви, «думал о своих делах, ни на минуту не мог забыть о них…» . Купец Кузьмичев и его спутник, священник отец Христофор, везли с собой довольно много денег и на постоялом дворе их долго и тщательно пересчитывали, а затем небрежно побросали в мешок и для сохранности в пути использовали этот мешок вместо подушки. Эти деньги предназначались крупному местному дельцу Семену Александровичу Варламову, который в глазах мальчика не выделялся сначала среди других купцов: «В малорослом сером человечке, обутом в большие сапоги, сидящем на некрасивой лошаденке и разговаривающем с мужиками в такое время, когда все порядочные люди спят, трудно было узнать таинственного неуловимого Варламова, которого все ищут, который всегда «кружится» и имеет денег гораздо больше, чем графиня Драницкая» . Однако присмотревшись, Егорушка увидел, что «лицо его с небольшой седой бородкой, простое, русское, загорелое лицо, было красно, мокро от росы и покрыто синими жилочками; оно выражало такую же деловую сухость, как лицо Иван Иваныча, тот же деловой фанатизм. Но все-таки, какая разница чувствовалась между ним и Иван Иванычем!

У дяди Кузьмичова рядом с деловой сухостью всегда были на лице забота страх, что он не найдет Варламова, опоздает, пропустит хорошую цену; ничего подобного, свойственного людям маленьким и зависимым, не было ни на лице, ни в фигуре Варламова. Этот человек сам создавал цены, никого не искал и ни от кого не зависел; как ни заурядна была его наружность, но во всем, даже в манере держать нагайку, чувствовалось сознание силы и привычной власти над степью» . По дороге путникам попались два больших деревянных креста, стоявших по обеим сторонам тракта в память об ограбленных и убитых купцах. На привале один из возчиков рассказал реальную их ограбления и убийства: «Купцы, отец с сыном ехали образа продавать. Остановились тут недалече на постоялом дворе … Старик выпил лишнее и стал хвалиться, что у него денег с собой много. Купцы, известно, народ хвастливый, не дай бог … Не утерпит, чтоб не показать себя перед нашим братом в лучшем виде. А в ту пору на постоялом дворе косари ночевали.

Ну, услыхали это они, как купец хвастает, и взяли себе во внимание… На другой день, чуть свет, купцы собрались в дорогу, а косари с ними ввязались… Купцы, чтоб образов не побить, шагом ехали, а косарям это на руку… Все ничего было, а как только купцы доехали до этого места, косари и давай чистить их косами. Сын, молодец был, выхватил у одного косу и тоже давай чистить… Ну, конечно, те одолели, потому их человек восемь было» . История, конечно, трагическая и страшная, потому как денег у купцов нашли немного, рублей сто, а сами грабители поплатились жизнью трех своих товарищей, но в тоже время таких историй было немало и в народе складывались легенды о несостоявшихся убийствах и чудесных спасениях купцов, которые были большей частью вымыслами и мифами. Мифы, как известно, героизируют прошлое, поэтому купцы в этом случае становятся героями, которые поступают согласно своему кодексу чести, т.е. отважны и всегда готовы к подвигам. Едва ли не каждая поездка купцов по своим делам была сопряжена с определенным риском, и нужно было на эти поездки отважиться. Повесть «Три года» впервые появилась в журнале «Русская мысль» в начале 1895 г. с подзаголовком «рассказ», хотя сам Чехов называл ее «романом из московской жизни».

В центре повествования поставлен Алексей Федорович Лаптев, представитель старого купеческого рода Лаптевых, которые занимались оптовой торговлей галантерейным товаром: «бахромой, тесьмой, аграмантом, вязальною бумагой, пуговицами и проч. Валовая выручка достигала двух миллионов в год; каков был чистый доход, никто не знал, кроме старика» . Старик, то есть отец главного героя, был купцом старой закваски: «Федор Степанович был высокого роста и чрезвычайно крепкого сложения, так что, несмотря на свои восемьдесят лет и морщины, все еще имел вид здорового, сильного человека. Говорил он тяжелым, густым, гудящим басом, который выходил из его широкой груди, как из бочки. Он брил бороду, носил солдатские подстриженные усы и курил сигары. Так как ему всегда казалось жарко, то в амбаре и дома во всякое время года он ходил в просторном парусинковом пиджаке» . Сам главный герой получил хорошее университетское образование, хорошо говорил по- французски, посещал московские театры, выставки, музыкальные вечера, но внешность имел незавидную: «Он был невысок ростом, худ, с румянцем на щеках, и волосы у него уже сильно поредели, так что зябла голова. В выражении его вовсе не было той изящной простоты, которая даже грубые, некрасивые лица делает симпатичными; в обществе женщин был неловок, излишне разговорчив, манерен» .

Главная интрига повести заключается в том, что Алексей Лаптев женился на интеллигентной девушке, дочери известного врача, и все время сомневался в ее любви к себе, хотя сам был влюблен искренно и нежно. Он чувствовал, что его любовь становится все сильнее, но взаимности не было, а сущность была та, что он покупал, а она продавалась. Тем не менее, пройдя через холодность и отчуждение, потеряв ребенка, Алексей Лаптев и его жена Юлия Сергеевна стали, в конце концов, через три года, благополучными и любящими друг друга супругами, вместе стали входить в коммерческие дела семьи и заниматься благотворительностью. Интерес А.П. Чехова к новым хозяевам жизни, к российским предпринимателям и их деятельности, в 1890-е годы отразился в некоторых других произведениях писателя – «Бабье царство», «Случай из практики», «В овраге», в пьесе «Вишневый сад» и некоторых других. Постепенно в его творчестве происходит переход от характеристики купцов как людей грубых, жадных и малокультурных, которые готовы совершать странные поступки. Например, в рассказе «Крыжовник», где главный герой поражен скопидомством, чтобы накопить денег и купить себе имение, неожиданно в разговоре появляется образ купца, который якобы перед смертью «приказал подать себе тарелку меду и съел все свои деньги и выигрышные билеты, чтобы никому не досталось».

Вряд ли это возможно физически, но характеристика жадного и глупого купца дана, хотя это и не совсем так. Представители крупного капитала, а это преимущественно купцы, заводят фабрики, где трудятся сотни и тысячи рабочих, производящих необходимые для людей товары, строят железные дороги, вагоны, паровозы и пароходы, с помощью которых перевозят многие грузы и пассажиров, концентрируют в своих руках миллионные капиталы. Все это не от природной или приобретенной склонности к корыстолюбию, а характерные знаки и символы капиталистической эпохи, где большие деньги становятся реальной силой, и многие люди стремятся ими завладеть. Можно их осуждать или иронизировать по поводу их низкой культуры и грубости, но для того, чтобы составить себе капитал, нужны определенные таланты, целеустремленность, энергия и сила, и эти качества в разной степени присущи героям поздних произведений А.П. Чехова.

Список литературы

1. Чехов А.П. Собрание соч.: В 8 т. – М.: Правда, 1970.

2. Чехов А.П. Энциклопедия / Сост. и науч. ред. В.Б. Катаев. – М.: Просвещение, 2011. – 696 с.

В.П. Бойко


2.

^ Купцы в русской литературе до А. Н. Островского

В целом русская литература дает безотрадную картину купеческой бесчестности и плутовства. Следует отметить, что до середины XIX века образ купца, описание купеческого быта и нравов не особо интересовал русских писателей. Главными героями становились, как правило, дворяне (Чацкий, Онегин, Печорин, гоголевские помещики), крестьяне (пушкинские, тургеневские, некрасовские) или те, кому придумали имя «маленький человек» (бедная Лиза, Евгений из «Медного всадника», Ковалев, Башмачкин, Девушкин и т.п.). А вот купец появлялся редко.

Одним из первых произведений, изображавших купеческую среду, была почти забытая комедия П. А. Плавильщикова «Сиделец» 9 , где московский купец Харитон Авдулин вместе со своими собратьями – купцами, хочет обмануть и обобрать своего питомца, служащего у него сидельцем. Но вмешивается честный полицейский Добродетелев (!), и все кончается благополучно.

У ^ И. А. Крылова есть басня , так и озаглавленная «Купец» . В ней речь идет о наставлениях, которые давал купец своему племяннику: «Торгуй по-моему, так будешь не внакладе». Купец учит сбывать гнилое сукно за хорошее английское, но обманутым оказывается сам купец, так как покупатель расплачивается с ним фальшивыми деньгами. Очень показательны слова басни:

^ Обманул купец: в том дива нет ;

Но если кто на свет

Повыше лавок взглянет, -

Увидит, что и там на ту же стать идет…

У Н. В. Гоголя о купцах говорится немного. Положительных купеческих типов, как и у других русских писателей нет, зато некоторые их характеристики вошли в поговорку. Городничий в «Ревизоре » именует купцов «самоварниками», «аршинниками», «протобестиями», «надувалами морскими». «Самоварник» и «аршинник» - буквально приклеилось с легкой руки Гоголя к купцу.

Такую же короткую и меткую характеристику получает купец у А. Н. Некрасова в «Кому на Руси жить хорошо» :

^ Купчине толстопузому ! -

Сказали братья Губины,

Иван и Митродор…

В стихотворении «Железная дорога» найдем и описание внешнего облика купца:

В синем кафтане - почтенный лабазник,

Толстый, присадистый, красный, как медь,

Едет подрядчик по линии в праздник,

Едет работы свои посмотреть.
Праздный народ расступается чинно…

Пот отирает купчина с лица

И говорит, подбоченясь картинно:

«Ладно…нешто… молодца!.. молодца!

У Салтыкова-Щедрина люди торгового сословия занимают незначительное место. Однако есть и у него интересные сведения. Приведем отрывок из монолога купца Ижбурдина:

«Прежде как мы торговали? Привезет тебе, бывало, мужичок кулей десяток, ну и свалишь, а за деньгами приходи, мол, через неделю. А придет он через неделю, и знать его не знаю, ведать не ведаю, кто таков. Уйдет бедняга, и управы на тебя никакой нет, потому что и градоначальник, и вся подьячья братья твою руку тянет. Таким-то родом и наживали капиталы, а под старость грехи перед Богом замаливали».

П. А. Бурышкин в своей книге «Москва купеческая» о неподражаемом комическом рассказчике, артисте Александринского театра в Петербурге И. Ф. Горбунове . Он сам писал монологи для своих сценических выступлений, которые по большей части не сохранились. Сцены из купеческого быта занимали в его репертуаре главное место. Была у него и более крупная вещь - комедия «Самодур», где по воспоминаниям читавших и видевших её он превзошёл самого Островского в обличении купеческой бесчестности и преступности.

Мельников-Печерский в своей хронике «В лесах» и «На горах» уделяет достаточно много места описанию купеческого быта в Нижнем Новгороде, его окрестностях и в отдаленных местностях (на ярмарку в Нижний собиралось полстраны). Это почти всегда раскольники, противники никонианской церкви (Мельников-Печерский был глубоким знатоком русского раскола и религиозные вопросы составляют основное содержание его хроник). Очень заняты этими вопросами герои из купеческой среды, но это не мешает им строить свое дело на обмане и мошенничестве, что говорит о какой-то незыблемости этих качеств в купеческих характерах независимо от веры. Есть в хронике «В лесах» один удивительный эпизод. Удивительный в силу своей исключительности (сложно, может даже невозможно найти подобные отзывы о купцах на страницах русской литературы). В беседе с главным героем Чапуриным, будущий его зять рассказывает ему о начале текстильного дела в Костромской губернии:

А как дело-то начиналось. Выискался смышленый человек с хорошим достатком, нашего согласия был, по-древнему благочестивый. Коноваловым прозывался. Завел небольшое ткацкое заведение, с легкой его руки дело пошло, да пошло. И разбогател народ, и живет теперь лучше здешнего. Да мало ли таких местов по России. А вежде доброе дело одним зачиналось. Побольше бы Коноваловых у нас было, хорошо бы народу жилось».

Эта цитата все-таки исключение из обширной галереи самоварников, аршинников, толстопузых купчин, плутов и мошенников.

Наибольшее количество образов из купеческой среды дал русской литературе А. Н. Островский. О нем речь впереди.

^ 3.

Образы купцов в творчестве А. Н. Островского

«Купеческая тема» появляется у Островского уже в самых ранних его этюдах к «Запискам замоскворецкого жителя». Часть самых ранних очерков этого сборника была посвящена жизни чиновничества, в последующих (таких как «Замоскворечье в праздник» и «Кузьма Самсоныч») он обращается к купеческой среде, особенно выделяя её консервативность и невежественность. В этих очерках уже хорошо угадываются характеры знаменитой его комедии «Свои люди - сочтемся!».

Комедию «Свои люди - сочтемся!» принято считать первой в творчестве Островского. Однако первой законченной пьесой является одноактное произведение «Картина семейного счастья». Она представляет собой сцену из жизни купеческой семьи, её групповой портрет. Уже в ней хорошо просматриваются две темы, которые станут доминирующими в творчестве Островского - тема власти денег и семейного деспотизма. Уже в этой пьесе использован излюбленный прием драматурга - давать героям «говорящие» имена (главного героя зовут Антип Антипович Пузатов). Мы не останавливаемся подробно на этой пьесе по причине того, что она является «своеобразным прологом» 10 к последующей - «Свои люди - сочтемся!» и потому что в ней «находятся задатки многого, что полнее и ярче раскрылось в последующих комедиях» 11 .

Первая полноактная пьеса Островского, появившаяся в печати - это «Свои люди - сочтемся!». Писалась она в 1846-1849 гг. под названием «Банкрот», а вышла под известным всем названием в журнале «Москвитянин» за 1850 г. Это одна из самых известных пьес Островского. «Купеческая тема» и связанные с нею темы денег, самодурства, невежества здесь представлены в полной мере. Эта пьеса интересна нам как художественное свидетельство очевидца купеческого быта, обычаев, языка второй половины сороковых годов XIX века, то есть в дореформенной еще России. Известно, что московское купечество по выходу пьесы потребовало открыть «дело» на Островского. Комедия подверглась запрещению, её печатание было признано ошибкой. Островский пять лет после этого находился под особым наблюдением полиции. Что же так возмутило московское купечество?

По мнению инициаторов «дела» Островского, драматург исказил положительный образ московского купца, сделав «вполне добропорядочных и уважаемых» людей мошенниками и преступниками. Они утверждали также, что злонамеренное банкротство, изображенное драматургом как явление закономерное и типичное для купеческой среды, таковым вовсе не являлось. Однако не все читатели и критики считали так. Г. В. Грановский, например, отзывался о пьесе, как о «дьявольской удаче» 12 ; Т. Шевченко записал в своем дневнике: «…будто бы комедия Островского «Свои люди - сочтемся!» запрещена на сцене по просьбе московского купечества. Если это правда, то сатира как нельзя более достигла своей цели» 13 . Среди благожелательных критиков пьесы были В. Ф. Одоевский, назвавший комедию трагедией и поставивший её в один ряд с «Недорослем», «Горем от ума» и «Ревизором» 14 .
Драма ― очень специфический род литературы. Афиша, перечень действующих лиц с краткой характеристикой, коротенькие ремарки ― единственная возможность прямого обращения автора к читателю, единственный способ выразить свое отношение к происходящему. Затем все ложится на плечи действующих лиц и автор как бы устраняется из действия, не давая ему никаких истолкований и комментариев, которыми пользуются авторы эпических жанров.

Хотя афиша и ремарки открывают драматургу некую возможность сказать читателю кое-что о героях своей пьесы (то, что Пушкин называл «предполагаемыми обстоятельствами»), обычно афиши драматургов очень скупы.

Не то у Островского. Во всех его пьесах афиши содержательны. Начинается она с названия пьесы - «Свои люди - сочтемся!» Расчет между своими? Парадокс. Только не для купеческого круга, где все привыкли измерять рыночными понятиями. Все действующие лица пьесы - «свои люди», родственники или как бы сейчас сказали сотрудники. Но не только поэтому они «свои». Островский хочет показать, что все они одинаково безнравственны и рассчитываются друг с другом одной «монетой» - предательством ради денег. Так само название пьесы «Свои люди ― сочтемся!» обращает нас к теме семейственности и к теме денег.

Затем афиша дает имена действующих лиц. Островский любил наделять героев «говорящими» именами. Эти имена прямо соотносятся с неизменными внутренними качествами героев (традиция хорошо известная по Фонвизину, Пушкину, Достоевскому и пр.). За такую «прямолинейность» Островский не раз выслушивал упреки критиков, которые считали этот прием старым и наивным (его корни в классицизме), но до конца жизни он не отказался от этого приема.

Прием этот у Островского не так прямолинеен, как кажется. Значащая фамилия никогда не определяет у него весь образ, «она служит лишь одним из средств характеристики, указывая на какое-то свойство образа». 15 Во многих случаях у Островского черты и особенности действующих лиц далеко не покрываются их именами и фамилиями в том смысле, что качества, акцентированные в имени, не всегда неизменны. В «Свои люди ― сочтемся!» изображается катастрофическая перемена, сдвиг в человеческих отношениях, в социальном положении главных героев. Эти события полностью меняют социальное положение героев (кто был «никем» - становится «всем»). Герой меняется, а имя остается. И. С. Тургенев, например, в этой пьесе выше всего оценил именно действенность этого приема. Он восхищался «окончательной сценой», где отец семейства уже больше не Самсон, не Силыч, не Большов, уже не самодур вовсе, а жалкий человек, которого растаптывают и дочь, и зять. А зять в финале по жестокости своей уже никак не вяжется ни с искательной фамилией Подхалюзин, ни с ласкательным именем и отчеством Лазарь Елизарыч.

Итак, обратим внимание на поэтику имен. Главный герой Самсон Силыч Большов. Имя Самсон Отчество Силыч и фамилия Большов говорят сами за себя. В них передана оценка героя окружающей средой, соответствующая и его самооценке. Имя прочитывается буквально как Богатырь – Большая Сила. Такое семантическое излишество (каждое из этих слов уже выражает нужный смысл), троекратный повтор гиперболизируют могущество героя и одновременно делают его комическим. Если провести небольшой культурологический анализ, то мы увидим, что Самсон по ветхозаветной легенде - поверженный, ослепленный богатырь, побежденный хитростью. Таким образом, только именованием своего героя на афише драматург уже определяет исход конфликта для него.

В начале пьесы перед нами действительно всесильный хозяин, в расцвете лет, сил и бизнеса. В конце - покрытый позором, сопровождаемый конвоем, скрывает свое лицо от горожан, на которых без совсем недавно смотрел сверху.

Жена Большова - Аграфена Кондратьевна. Имя и отчество указывает на происхождение из крестьян. Даже Устинья Наумовна называет Большову паневницей.

В имени приказчика Лазаря Елизаровича Подхалюзина можно услышать: подлиза, подхалим, юлить, лебязить. Но таким он является только в начале пьесы. Заполучив деньги и став купцом, ему уже не нужно пользоваться своими умениями. Но фамилия-то осталась. Она как напоминание о том, каким путем добыты эти деньги.

Устинья Наумовна, сваха. Имя напоминает что-то узкое, скользкое, проворное, а фамилия, что она сама себе на уме (ей действительно, по роду занятия нужно блюсти свой интерес - с кого платок, с кого материю на платье и т.п.). Будучи «сама себе на уме» она из любых ситуаций выходит «сухой».

Стряпчий, Сысой Псоич Рисположенский. При имени Сысой Псоич вспоминаются псы, лысины, «брысь!» и т.п. Замечательно по поводу этого имени резюмирует Аграфена Кондратьевна (действ. I, явл. 8): «А Псович так Псович! Что ж, этого ничего! И хуже бывает, бралиянтовый!». В фамилии мы слышим «расположение и ложь». Беспринципность проявилась в его перепродаже услуг от одного заказчика другому.

Слуги в доме у Большова: ключница Фоминишна (ее называют по отчеству на крестьянский манер); Тишка, мальчик (тихий-то тихий, но плутовскую сноровку начинает проявлять - «в тихом омуте…»). К Фоминичне и Тишке относятся в доме сверху вниз, хотя Большовы еще недавно были такими же крестьянами, как они. «Ты, Фоминишна, родилась между мужиков и ноги протянешь мужичкой», - говорит Липочка, ощущая свое безусловное превосходство.

Особняком в череде этих имен стоит имя дочери Большова - Олимпиады Самсоновны. Откуда в необразованной семье столь оригинальное иностранное имя? Как мы уже говорили выше, купцы в своем желании избавиться от комплекса мужицкой неполноценности пытались перенести привычки, манеры, моду дворянства в свой быт. Имя дочери - дань извечной зависти купцов к благородному происхождению дворян. Оно как бы должно было говорить за всю семью: вот, мол, и мы не хуже вас, благородных. Столь кричащее имя вкупе с невежеством его носительницы, создает комический эффект. Но нельзя забывать и о его этимологии: Олимп, победная вершина слышится в нем. И действительно, после событий, поставивших все с ног на голову, Олимпиада Самсоновна - одна из всех участников по-прежнему «наверху». В начале пьесы она при батюшкиных деньгах, в конце - при мужних.

Таким образом, несмотря на краткость, афиша пьесы очень информативна, а внимательное отношение к поэтике имен позволяет глубже понять замысел пьесы.

В тексте самой пьесы драматург (в отличие от автора эпического произведения) почти лишен возможности пояснять поступки своего героя, что-то договаривать за него или подробно объяснять свою авторскую позицию к происходящему. Все эти функции передает речь героев. В диалогах и монологах развивается драматическое действие и поэтому речь персонажа в драме ― это главный способ создания характера. Анализ речи дает возможность увидеть и социальное положение героя, и уровень образованности, и воспитанности, и уровень притязаний.

Из разговоров героев мы узнаем предысторию семьи Большовых. И муж, и жена - выходцы из самых крестьянских низов. То есть все действующие лица в этом отношении «одного поля ягоды». Рисположенский да Устинья Наумовна из городского мещанского сословия, что не дает им никаких преимуществ. Но если социальное происхождение героев одинаково, то социальное положение - нет. Большов - большой человек, толстосум, один из хозяев города. На свое окружение он смотрит свысока. Он чувствует свое право на это, ведь все либо живут на его деньги, либо ждут от него подачки. В подчиненном положении от него и жена с дочерью. Покой жены зависит от его прихотей и настроения. Даже судьбу своей единственной дочери он решает самодурством: «На что ж я и отец, коли не приказывать? Даром. Что ли, я её кормил? А не сядешь, так насильно посажу и заставлю жеманиться. Велю, так и за дворника выдешь!» (действ. III, явл. 4).

Поведение Большова в семье для него абсолютно естественно - он не видел других образцов, тонкости этикета ему не знакомы. Также естественно для него и поведение в делах: мошенничество во имя выгоды не воспринимается им как преступление, напротив - это единственно возможный путь сколачивания капитала. Поэтому он так легко соглашается на авантюру с обманом кредиторов и псевдобанкротством. Для нет проблемы преступить закон. Для него это скорее вопрос азарта, как в карточной игре: рискнуть или не рискнуть, скинуть карту или нет? И Большов - явление не единичное, а вполне типическое. Автор специально предусмотрел доказательство этому - чтение газеты, где список специально объявивших себя банкротами купцов таков, что не хватает терпения его дочитать.

Поэтому давая оценку купцу Большову, а в его лице и всему купечеству образца 1846-1849 гг., мы должны понимать, что его моральный облик результат не сознательного выбора, а неосознанного подчинения поведенческому стереотипу. Он искренне уверен, что не совершает ничего предосудительного. Деньги изменили его внешний облик, жилище. Дали ему возможность иметь прислугу и тем самым в корне изменить свой быт в сторону комфорта. Деньги позволили обучать дочь модным штучкам, вроде танцев, фортепиано, покупать ей ворох модных платьев. Но деньги не поколебали его нравственных устоев, потому что моральный облик может меняться лишь в результате серьезной внутренней работы над собой. Большов на это не способен. Он слишком необразован, невежествен для этого. Он не умеет мыслить никакими категориями, кроме выгоды. Он набожен, но эта набожность - примитивное понимание религии и церкви как способа и места замаливания грехов. Представление этой среды об истиной христианстве наглядно выразила Фоминишна в разговоре с Липочкой: «Да на что тебе дались эти благородные? Что в них за особенный скус? Голый на голом, да и христианства-то никакого нет: ни в баню не ходит, ни пирогов по праздникам не печет…» (действ. I, явл. 6)

Большов жесток, азартен и наивен одновременно, и причина этому - невежество.

Казалось бы, проблема невежества, необразованности в младшем поколении может быть снята с помощью денег. Нет никакой проблемы дать Олимпиаде Самсоновне любое образование, и она действительно чему-то обучалась. Даже недалекая Устинья Наумовна понимает, что Липочкина «просвещенность» гроша ломаного не стоит: «Воспитанья-то тоже не бог знает какого: пишет-то, как слон брюхом ползает, по-французскому али на фортепьянах тоже сям, там, да и нет ничего; ну а танец-то отколоть - я и сама пыли в нос пущу» (действ.II, явл.7). Но никакое образование (а Липочкино тем более), не подкрепленное семейными традициями, культурой отношений и каждодневного общения, не может «окультурить» девушку. Она немногим отличается от своих родителей. В чем-то она даже страшнее их. В четвертом акте есть жуткая сцена, когда Липочка, глядя в окно, хладнокровно говорит: «Никак тятеньку из ямы выпустили - посмотрите, Лазарь Елизарыч!» (дейст. IV, явл. 3). На наш взгляд, это главная мораль пьесы, выраженная не в дидактической форме, а в виде краткой, как бы ничего не значащей реплики, которая поражает несоответствием того, кто говорит и того, как он это говорит: дочь говорит об освобождении родителя как о рядовом событии.

«Сон разума порождает чудовище» - и Липочка - чудовище порожденное невежеством отца и окружения. Ни французский, ни фортепьяно, ни танцы не сделали её «благородной». Она черства, беспринципна и не способна на любовь. Любовь - это духовное соединение двух людей. Никакой духовностью она не обладает, а соединить свою жизнь способна лишь из расчета - вчера она и слышать не хотела о «неблагородном» Подхалюзине, а назавтра прекрасно чувствует себя в союзе с ним и его деньгами.
Итак, в пьесе «Свои люди - сочтемся!» мы видим портрет купца образца 1946-49 гг. с присущими людям этого сословия азартом в получении прибыли, примитивно понимаемой религиозностью, самодурством, наивностью. Эти качества обусловлены его невежеством: он совершенно не в состоянии подниматься над деньгами и размышлять моральными категориями. Расчет, а еще больше азарт, подталкивают его к одной преступной авантюре - посчитаться со всеми кредиторами. Но поверенные в его делах Подхалюзин и Рисположенский находят свой расчет и, не задумываясь, предают Большова. Все они стоят друг друга - живут расчетом и не останавливаются перед преступлением, они - свои люди. И они сочлись - одно моральное преступление потянуло цепочку других.

Самый свой из «своих людей» - дочь - тоже рассчиталась со своим отцом. На его собственническое отношение к ней («Мое дите - за кого хочу, за того и отдаю») она ответила холодным равнодушием к его судьбе.

Введение

1. Культура и быт русского купечества

2. Русское купечество в литературе

2.1 Иностранная и отечественная литература о Московском купечестве

2.2 Мемуары как источник истории русского купечества

2.3 Образ русского купечества в литературе XVIII-XIX вв.

Заключение

Список используемой литературы


Введение

В последнее десятилетие появляется все большее число исследований по истории купечества как социального слоя.

Купечество - социальный слой, занимавшийся торговлей, посредник между производством и рынком. Для обозначения купечества в Древней Руси употреблялись два термина - «купец» (горожанин, занимавшийся торговлей) и «гость» (купец, связанный торговыми операциями с другими городами и странами). С XIII в. появляется третий термин - «торговец» .

Первые упоминания о купцах в Киевской Руси относятся к X в.; в XI-XII вв. они составляли особую социальную группу городского населения, занимаясь наряду с торговлей ростовщичеством, пользовались поддержкой княжеской власти. На первых порах купцы были странствующими, впоследствии же стали оседать в населённых пунктах, где происходил наибольший товарообмен.

В XII в. в наиболее крупных экономических центрах возникли первые купеческие корпорации. Процесс роста купечества был прерван монголо-татарским нашествием и возобновился в Северо-Восточной Руси на рубеже XIII-XIV вв. Развитие городов и численный рост купечества привели к выделению наиболее богатых и влиятельных групп купцов-гостей в Москве, Новгороде, Пскове, Твери, Нижнем Новгороде, Вологде и др.

Однако объединение русских земель вокруг Москвы сопровождалось ликвидацией податной и иной автономии местных купеческих корпораций, а позднее их разрушением. В период правления Ивана IV Грозного (1533-1584 гг.) многие представители купечества были физически истреблены. Купцы вместе с ремесленниками и мелкими торговцами городов были объединены в одно сословие посадских людей.

С XVII в. крупное купечество стало соединять торговлю с предпринимательством в соледобывающей, винокуренной (до 50-х гг. XVIII в.), кожевенной и др. отраслях промышленности, а с XVIII в. - в металлургии, текстильной, бумажной, стекольной и др., т.е. начался процесс формирования русской национальной буржуазии.

Развитие торговли вне города привело к появлению слоя купцов-крестьян.

С целью расширения социальной опоры самодержавия (в городах, а также в фискальных (сбор налогов) интересах, правительство в 1775 г. пошло на создание привилегированного гильдейского купечества. В новую сословную организацию купечества вошла буржуазия русских, украинских и белорусских городов, крупные и средние купцы, представители нарождавшегося банковского и сохранявшегося ростовщического капитала. Остальная масса купеческого сословия, состоявшая из ремесленников, товаропроизводителей, мелких торговцев, образовала сословие мещан, т.е. податное сословие из бывших посадских людей: ремесленников, домовладельцев, торговцев, объединенных по месту жительства в общины с некоторыми правами самоуправления. Организация гильдейского купечества, окончательно оформленная Жалованной грамотой дворянству и Жалованной грамотой городам (1785 г.), просуществовала без изменений до 1861 г.

С отменой крепостного права в 1861 г. купечество стало составной частью буржуазии. В 60-е гг. XIX в. были подорваны и условия для существования в городах замкнутого купеческого сословия, хотя в России вплоть до 1917 г. сохранялись многочисленные сословные привилегии (в том числе и у купечества).

С 1863 г. был открыт доступ в купечество для выходцев из всех других сословий. Для этого необходимо было уплатить все повинности по-прежнему сословию (касалось низших сословий), ежегодно платить гильдейский сбор (с 1-й гильдии - 500 рублей, со 2-й - 150 рублей, 3-я гильдия была ликвидирована) и другие виды промыслового налога.

В купеческое сословие перешли многие крестьяне, а сословная прослойка крестьян-купцов исчезла, слившись с гильдейским купечеством. В купеческом сословии крестьян привлекали такие его права, как освобождение от телесных наказаний, возможность быть причисленным к категории почетных граждан и др.

В XX в. по численности купечество стало незначительной частью буржуазии России. Окончательная ликвидация купечества как сословия была осуществлена в советской России.

Что же сегодня мы знаем о русских купцах? Увы, немного: в литературе и искусстве бытует образ бесшабашного ухаря и гуляки, чей девиз: «наживем - проживем!» Но кто же тогда поднимал экономику Руси-России после разорительных войн и смут? Кто сделал страну мощным экспортером мехов и хлеба, оружия и самоцветов?

Как видим, актуальности выбранной темы сомнений не вызывает.

Цель данной работы – всестороннее изучение и обобщение литературы по теме русского купечества.

Работа состоит из введения, основной части, заключения и списка используемой литературы. Общий объем работы 24 страницы.


1. Московское купечество XVIII-XIX вв.

Еще в годы царствования царя Алексея Михайловича Романова, шведский дипломат Иоганн Филипп Кильбургер, побывав в Москве, писал в своей книге «Краткое известие о русской торговле, каким образом оная производилась чрез всю Руссию в 1674 году», что все москвичи «от самого знатного до самого простого любят купечество, что есть причиной того, что в городе Москве помещается больше торговых лавок, чем в Амстердаме или хотя бы ином целом княжестве» . Но тут следует сказать, что в XVII-XVIII веках понятие «купечество» не представляло еще определенной категории населения. Оно характеризовало вид торгово-промышленной деятельности. С 40-х годов XVIII века понятие купечества охватило все посадское население определенной состоятельности.

История собственно московского купечества началась в XVII веке, когда торговое сословие из разряда тяглых людей выделилось в особую группу городских или посадских людей, которая в свою очередь стала разделяться на гостей, гостиную и суконную согни и слободы. Самое высшее и почетное место в этой торговой иерархии принадлежало гостям (их в XVII веке было не более 30 человек). Звание это купцы получали лично от царя, и удостаивались его только самые крупные предприниматели, с торговым оборотом не меньше 20 тысяч в год, что являлось огромной по тем временам суммой. Гости были приближены к царю, освобождались от уплаты пошлин, вносимых купцами рангом пониже, занимали высшие финансовые должности, а также имели право покупать в свое владение вотчины. Если говорить о членах гостиной и суконной сотен, то в XVII веке их было около 400 человек. Они пользовались также большими привилегиями, занимали видное место в финансовой иерархии, но уступали гостям в «чести». Гостиные и суконные сотни имели самоуправление, их общие дела вершили выборные головы и старшины. Наконец Низший разряд московского купечества представляли жители черных сотен и слобод. Это были преимущественно ремесленные самоуправляемые организации, сами производившие товары, которые потом сами же и продавали. Этот разряд торговцев составлял сильную конкуренцию профессионалам-купцам высших разрядов, так как они торговали собственной продукцией, а, следовательно, могли продавать ее дешевле. Помимо этого, посадские люди, имеющие право вести торговлю, делились на лучших, средних и молодших.

Для московского купечества XVII-XVIII веков было характерно отсутствие определенной специализации на торговле каким-либо одним товаром. Даже крупные торговцы одновременно торговали самыми разнообразными товарами, а к этому присоединяли еще и другие операции. Торговля в XVII-XVIII веках в Москве шла прямо на улице или в специальных лавках, расположенных в пределах Гостиного Двора, который был заложен в середине XVI века при Иване Грозном. Главным торговым местом Москвы считался, конечно, Китай-город. Торговых рядов здесь насчитывалось более сотни. О Гостином дворе посланник при дворе Ивана Грозного барон Сигизмунд Герберштейн писал в своих «Записках о Московии»: «Недалеко от великокняжеского замка стоит огромное каменное строение, называемое Гостиным двором, в котором купцы живут и товары свои выставляют» .

Интересно, что еще в начале XVIII века, по Указу 1714 года, все московские купцы и ремесленники были обязаны селиться в загородных слободах. Вскоре вокруг Земляного вала (старой границы Москвы) быстро начал складываться пояс разнообразных пригородных поселений. Решение о выселении купцов из Китай-города было принято, в том числе, и в связи с тем, что количество московского купечества постоянно увеличивалось. В Китай-городе уже не то что было негде жить, но даже торговать: к этому времени насчитывал 760 лавок, амбаров, палаток и уже не вмещал всех желающих. И это не удивительно, так как к концу XVIII века в Москве проживало более 12 тысяч купцов и членов их семей.

Купечество занимало промежуточное положение между дворянством и крестьянством. Относящееся к привилегированным классам по своему имущественному статусу, оно своими корнями уходило в народные массы. Очень часто купцами становились разбогатевшие крестьяне. С крестьянством купечество, продолжавшее хранить в быту традиции допетровской Руси, было связано и близостью жизненного уклада. В особенности это касалось старообрядческого купечества, а именно к старообрядцам принадлежали богатейшие купеческие фамилии: Морозовы, Мамонтовы, Рябушинские. Это было не случайно. Строгие жизненные правила старообрядцев в людях определенного склада воспитывали сильный дух и непреклонную волю, способность идти к намеченной цели.

В XVIII-XIX вв. купечество дало множество примеров истинного благочестия. Из купцов происходил величайший святой нового времени преподобный Серафим Саровский. К купеческому сословию принадлежали и многие другие святые и подвижники. На средства купцов возводились и обновлялись храмы.

Аристократия относилась к купечеству с известной долей снисходительности, считая его нравы грубыми, образование - недостаточным. Европеизованной массе разночинцев это сословие также было чуждо главным образом, своей приверженностью старине. О купцах судили по сатирическим образам комедий Островского. С легкой руки Добролюбова в среде революционной интеллигенции укоренилось представление о купеческой среде как о «темном царстве».

Почти полуторавековая история развития московской буржуазии, прошла длительную органическую эволюцию и к 1914-1917 гг. Московский национальный торговый - промышленный - банковый и текстильный - металлургический - финансовый капитал представлял громадную экономическую силу, а сама Москва являлась его организационным, политическим и идеологическим центром.

Московское купечество впервые заявило о себе как о реальной экономической силе в 1812 г.: на нужды ополчения им была выделена равная с дворянством сумма 500 тысяч рублей. Тогда российское предпринимательское сословие было совершенно пассивно в политическом плане. Но уже через полвека картина стала меняться. Современники ее охарактеризовали как: «Купец идет!». Действительно, представители купечества не только стали проникать и почти безраздельно властвовать в промышленности, но стали заниматься общественной, а затем и политической деятельностью. Об этом времени князь В.М.Голицын, бывший московским губернатором в 1887-91 гг. и городским головой в 1897-1905 гг., писал так: «Всякого рода работа, потребность занять себя, проявиться, дать выход своим силам и способностям охватили людей, двинули их на такие задачи и обязанности, которые так долго лежали под запретом. Начали создаваться коллективы, учреждения, общества научные, профессиональные, благотворительные - люди разного происхождения в них сближались друг с другом, и их совместный труд приносил плоды… К сожалению, это движение мало распространилось на тот общественный круг,… который может быть назван аристократией, при том более или менее чиновный» .

Приведенная цитата наглядно показывает, в какую историческую эпоху купечество выдвинулось в Москве на первый план. Это время характеризует деятельность, а традиционное дворянство не способно было перестроиться, почему постепенно и уступило свои позиции новой силе. Представители крупного оптового торгового капитала, потомки старого «российского купечества» - откупщиков, оптовых торговцев хлебом, кожей, щетиной, мануфактурой, крупных «меховщиков» Сибири и пр., - которые ещё в первой половине XIX в. ходили «в миллионщиках», зачастую бывали малограмотны. Культурный уровень массы московской буржуазии того времени был не высок. Все интересы личной, общественной и политической жизни средней и мелкой буржуазии замыкались между лавкой и складом в «рядах» или в «зарядье», трактиром, биржей, поездками за товаром в Нижний, семейным «благолепием» «Домостроя» в замоскворецких особняках, молебнами у «Иверской», постами и «разговеньями».

Московское купечество, даже крупное, часто ютилось в плохих домишках в Замоскворечье, на Таганке. Накопление капиталов и громадных прибылей обгоняло рост культуры и культурных потребностей. Богатства растрачивались на самые дикие, некультурные выходки. Откупщик Кокорев купил у разорившегося князя дом и поставил около него на улице серебряные фонари, а дворецким сделал обедневшего севастопольского генерала. Один из владельцев фабрики Малютиных прокутил в Париже за один год свыше миллиона рублей и довёл фабрику до разорения.

Развитие капитализма, деловая горячка 60-70-х годов и особенно промышленный подъём 90-х годов сильно отразились не только на экономике Москвы, но и на её быте и даже на внешнем облике города. Дворянство окончательно сдаёт свои позиции купечеству и «Москва дворянская» первой половины XIX в. превращается к концу его полностью в «Москву торгово-промышленную». Старинные дворянские особняки скупаются купечеством, уничтожаются и застраиваются доходными домами. Старая московская торгово-промышленная буржуазия усиленно пополняется «снизу» массой выходцев мелкой и средней провинциальной буржуазии из крестьянства, мелких торговцев, скупщиков-кустарей, также превращающихся в Москве в промышленных предпринимателей, строителей фабрик и заводов.

Идеализировать купечество, конечно же, было бы неправильно. Первоначальный капитал ими создавался методами далеко не всегда безупречными и с нравственной точки зрения многие родоначальники купеческих династий были весьма непривлекательны. Однако русский купец, будучи способен грешить, умел и каяться. «Даже в среде крупной буржуазии, среди богатых промышленников и купцов, были настроения, показывающие, что они как бы стыдятся своего богатства, и уж конечно сочли бы кощунственным называть право собственности «священным» - писал Н.О. Лосский. - Среди них было много меценатов и жертвователей больших сумм на различные общественные учреждения» . А заботы о «душе» заставляли именитое купечество при жизни или после смерти передавать миллионные состояния на благотворительность, на постройку церквей, больниц, богаделен. Едва ли найдётся другой город с таким числом «благотворительных» учреждений купечества - Хлудовская, Бахрушинская, Морозовская, Солдатёнковская, Алексеевская больницы, Тарасовская, Медведниковская, Ермаковская богадельни, Ермаковский ночлежный дом, дешёвые квартиры Солодовникова и многие другие. Меценаты и жертвователи, как правило, появлялись не в первом, и даже не во втором, а в третьем поколении купеческого рода. С одной стороны, воспитанные в традициях подлинного благочестия, с другой - получившие прекрасное образование, представители купеческих династий стремились быть полезными обществу. Купеческий синтез европейской образованности и русской церковности был не менее плодотворен для русской культуры, чем дворянский.

П.А.Бурышкин заметил, что и сами верхи купеческого общества были неоднородны. Здесь он тоже выделил своеобразную табель о рангах. Критерием, помимо занятия промышленностью, стала общественная деятельность. На первое место он поставил пять семейств, «которые из рода в род сохраняли значительное влияние, либо в промышленности, либо в торговле, постоянно участвовали в общественно-профессиональной, торговой и городской деятельности и своей жертвенностью или созданием культурно-просветительских учреждений обессмертили свое имя. Это были Морозовы, Бахрушины, Найденовы, Третьяковы и Щукины». Во вторую группу он отнес те семьи, которые также играли выдающуюся роль, но к моменту революции сошли с ролей первого плана, не имея ярких представителей или вышли из купеческого сословия. Это были Прохоровы, Алексеевы, Шелапутины, Куманины, Солдатенковы, Якунчиковы. Третья группа семьи, занимавшие некогда самые первые места, «но бывшие или на ущербе, либо ушедшие в другие области общественной и культурной жизни». Такими были Хлудовы, Мамонтовы, Боткины, Мазурины и Абрикосовы. Четвертая группа - фамилии, более известные своей общественной, а не коммерческой деятельностью. Это Крестовниковы, Гучковы, Вишняковы, Рукавишниковы, Коноваловы. И пятая группа – это семьи, из которых «каждая являлась по-своему примечательной»: Рябушинские, Красильщиковы, Ушковы, Швецовы, Второвы и Тарасовы.

Купеческие семьи - семьи патриархального типа, с большим количеством детей. Купеческая семья к тому же была ещё и формой купеческой компании, семейным предприятием. Некоторые из них стали крупнейшими в России компаниями. После смерти мужа купчихи зачастую продолжали торговую деятельность мужа, несмотря на наличие взрослых сыновей. Дочери купцов в браке могли получать купеческое свидетельство на своё имя, и самостоятельно вели свои дела, и даже заключали сделки с собственным мужем. Разводы были крайне редкими. Разрешение на развод выдавал Святейший Синод. Дети с раннего возраста начинали трудовую деятельность. С 15-16 лет выезжали в другие города для совершения сделок, работали в лавках, вели конторские книги и т.д. Многие купеческие семьи имели «воспитанников» - приёмных детей.

Многие основатели купеческих династий в XVIII веке - начале XIX века были неграмотными. Например, в Красноярске в 1816 году 20 % купцов были не грамотными. Уровень неграмотности среди женщин-купчих был выше, чем у мужчин. Торговля требовала простейших познаний в арифметике. Документы составляли грамотные родственники, или приказчики. Дети этих основателей династий получили домашнее образование - к 1877 году из 25 потомственных почетных граждан Красноярска 68,0 % получили домашнее образование. Однако с 90-х годов культурный уровень значительно возрос. Стали исчезать устои патриархальщины и дикости. Образование, в особенности специальное, уже стало находить полное признание в среде средней и мелкой буржуазии, как верное средство хорошо поставить своё промышленное и торговое дело. Верхушка московского именитого купечества и крупной промышленной буржуазии вместо прежней малограмотности основателей многомиллионных предприятий, в третьем-четвертом поколении уже приобщалась к благам высокой европейской культуры и образованности, становилась покровительницей науки и искусств, учредительницей учебных заведений, музеев, картинных галерей и др.

Внуки купцов уже учились в университетах, иногда и заграничных. Так В.А.Баландина - внучка сибирского золотопромышленника Аверкия Космича Матонина закончила образование в парижском институте Пастера. В XIX веке в городах начали появляться публичные библиотеки. Купцы жертвовали для этих библиотек деньги и книги. Во второй половине XIX века начинает формироваться общественная педагогика. Начинают создаваться Общества попечения образования, которые открывают и финансируют школы, гимназии и библиотеки. Купцы принимают активное участие в создании и финансировании подобных обществ.

Поскольку Москва была крупнейшим центром купечества, деятельность купеческих династий здесь была особенно заметна. «Широкая благотворительность, коллекционирование и поддержка всякого рода культурных начинаний были особенностью русской торгово-промышленной среды» - писал летописец московского купечества П.А.Бурышкин. Чтобы показать широкий спектр деятельности купцов-благотворителей, приведем еще одну цитату из его книги «Москва купеческая»: «Третьяковская галерея, Щукинский и Морозовский музеи современной французской живописи, Бахрушинский театральный музей, собрание русского фарфора А.В.Морозова, собрания икон С.П.Рябушинского… Частная Опера С.И.Мамонтова, Художественный театр К.С.Алексеева-Станиславского и С.Т.Морозова… М.К.Морозова - и Московское философское общество, С.И.Щукин - и Философский институт при Московском университете… Клинический городок и Девичье поле в Москве созданы, главным образом, семьей Морозовых… Солдатенков - и его издательство, и «Щепкинская» библиотека, больница имени Солдатенкова, Солодовниковская больница, Бахрушинские, Хлудовские, Мазуринские, Горбовские странноприимные дома и приюты, Арнольдо-Третьяковское училище для глухонемых, Шелапутинская и Медведниковская гимназии, Александровское коммерческое училище; Практическая Академия Коммерческих наук, Коммерческий институт Московского общества коммерческого образования… были сооружены какой-то семьей, либо в память какой-то семьи… И всегда, во всем, стоит у них на первом месте общественное благо, забота о пользе всему народу» .

В XIX веке российское купечество свою благотворительную деятельность значительно расширило. Это делалось как для получения почётного гражданства, медалей, так и с религиозными, и иными - не меркантильными целями. Средства вкладывались не только в образование, сиропитательные заведения, церковь, но и научные экспедиции.

Известный писатель И.С. Шмелев, также происходивший из купеческой среды, вспоминая подобные деяния своего сословия, писал: «И это - «темное царство»? Нет, это - свет из сердца» .

Так выглядело московское купечество в XVIII-XIX в. Мы видим, что практически однородное в начале прошлого столетия, экономически слабое и политически пассивное, к концу века оно значительно преобразилось. Его представители вышли на ведущие роли в общественной жизни, потеснив косное дворянство, прославили свое имя на почве благотворительности и меценатства. Однако, несмотря на внешние изменения, в основе деятельности московского купечества лежала все та же этика «русского хозяина» и религиозность, что и столетия до этого.

2. Русское купечество в литературе

2.1 Иностранная и отечественная литература о Московском купечестве

С.Немецкий дипломат Герберштейн дважды побывавший в России: в 1517 и 1526 гг. писал: «Иностранцам продают они каждую вещь очень дорого, так что просят пять, восемь, десять, иногда двадцать червонцев за то, что в другом случае можно купить за один червонец. Хотя за то сами они покупают от иностранцев редкую вещь за десять или пятнадцать флорингов, тогда как она едва стоит один или два. Ибо таков обычай купцов, что в купле или продаже берутся быть посредниками и обнадеживают от каждой стороны подарки» .

Р.Борберини, выходец из знатной римской фамилии, посещал Москву как частное лицо в 1565 г., также отмечал: «Кто ведет с ними торговые дела, должен быть всегда осторожен и весьма бдителен, а в особенности не доверять им слепо: потому что на словах они довольно хороши, зато на деле предуренные, и как нельзя ловче умеют добродушной личиною и самыми вкрадчивыми словами, прикрывают свои лукавейшие намерения. Притом они большие мастера на обман и подделку товаров и с особенным искусством умеют подкрашивать соболей, чтоб продавать самые лучшие, или покажут вам одну вещь на продажу, а станете с ними торговаться о цене, они тут будто и уйдут и слышать не хотят об уступке за предложенную им цену: а между тем и не заметите, как уже обменивают вещь, возвращаются к вам, уступая ее» .

И.Н.Воркач, австрийский дипломат отметил, что «в торговых делах москвитяне самый плутоватый и хитрый народ, с чужеземца запрашивают за товар втрое и божатся своими святыми, что самим стоит столько же, а все отдают за половину, даже за третью часть этой цены при продаже…».

Р.Ю.Виппер – историк, академик АН СССР писал однако: «Купечество как самостоятельная сила выросла на Западе из морского пиратства и сложилась раньше, чем национальное государство, поэтому западные наблюдатели усматривали в подчиненном, незаметном положении московских торговцев и промышленников, в направлении торговли путем приказов признаки варварства, а иностранные предприниматели обольщали себя надеждой добиться монополии в этой стране, столь слабой самостоятельным почином. Не один раз обращались англичане с такими предложениями к Ивану Грозному. Та же мысль не переставала занимать воображение купечества старой ганзейской столицы, Любека: на широком плане стать руководителем торговли во всем Московском государстве основаны почти все представления Любека на рейхстагах и съездах германских князей, когда ганзейцы восторженно отзывались о выгодах русской торговли.

Поглощение государством частных предпринимателей, властное направление сил промышленной энергии составляло великое могущество московской державы: но в той же исключительности государственной опеки, не знавшей общественного почина, заложен был источник его слабости; в ней заключалась опасность самой его жизни» .

Н.И.Костомаров, русский историк, писатель, автор многочисленных работ по русской истории, писал: «Нет – это было необходимое условие той степени образованности, на которой еще стояла Россия, и обстоятельств, сопровождавших развитие торговли. Торговля, как и всякая другая ветвь человеческой образованности, проходит различные положения. В первобытные времена она была соединена с разбоями и набегами. На низкой ступени цивилизованного общества она неразлучна с новаторством и обманом, и чем выше общество становится на пути нравственного и умственного образования, тем более и торговые отношения принимают характер честности» .

Представитель одной из известных московских купеческих семей П.А.Бурышкин также отмечал: «Может показаться странным, почему я называю утверждения иностранцев о нарочитой беспечности русского купечества «легендой». Но я думаю, что картина, которую рисовали иностранные путешественники, не представляла фотографически отраженной действительности и, во всяком случае, была чрезвычайно односторонняя. Русские фабрики были построены и оборудованы русским купечеством. Промышленность в России вышла из торговли. Нельзя строить здоровое дело на нездоровом основании. И результаты говорят сами за себя: торговое сословие было в своей массе здоровым, а не таким порочным, как его представляли легенды иностранных путешественников» .

2.2 Мемуары как источник истории русского купечества

Русская мемуарная литература является ценным источником для изучения отдельных исторических периодов, в т.ч. и купечества, т.к. авторы воспоминаний сами были из этого сословия.

Купеческие мемуары, как исторический памятник, прежде всего интересны описаниями быта и нравов той эпохи. Благодаря этому источнику, можно отчетливо представить атмосферу, окружавшую купца в первой половине XIX в., его мировоззрение, семейный уклад, деловую жизнь, что важно с точки зрения экономической истории, и общественную деятельность представителей торгового сословия политические события мало занимали купечество, если, конечно, они непосредственно не затрагивали его интересов, и поэтому слабо освещались в мемуарах. Авторы некоторых воспоминаний, например, Н.Вишняков, А.Волкова, отнюдь не приукрашивали своей жизни, а даже наоборот, критически относились к особенностям патриархального быта и нравов, имевших место в купеческой среде в дореформенный период.

Исчерпывающий материал о жизни, бытовом укладе, нравах и воззрениях среднего купца Николаевской эпохи предоставляет «Сведения о купеческом роде Вишняковых, собранные Н.Вишняковым». Переписка отца автора с женой и детьми, во время его поездок на Нижегородскую ярмарку, сохранившаяся в семейном архиве дает полное представление о личности главы дома, о взаимоотношениях в семье и ее частной жизни. «Сейчас от обедни ранней пришли, за чай принимаемси с Саровской просвирой», – писал купец Петр Вишняков в 1841 г. своей жене с ярмарки. «Вы, мой друг, всегда только мне говорите, чтобы я чай берегла, а того не скажете, что у нас семейка», – укоряла Анна Сергеевна Вишнякова своего супруга .

В них содержатся детские воспоминания автора, о жизни матери и старших братьев после смерти отца. Большое место в мемуарах отводится взглядам представителей купечества на воспитание, образование детей, отношению к общественной деятельности и к обществу в целом. «Наука плохо кормит, а в чиновники идти не к лицу: зазорно состоятельному купеческому сыну записываться в чернильные крысы. Вовсе дело не в учености, а в доброй нравственности, да благочестии, да послушании воле старших», – так излагал Н.Вишняков в своих «Сведениях» взгляды родителей и, вероятно, большинства из торгового сословия . Кроме того, повествуется и о характерном для купеческой среды того времени явлении: о разделе имущества после кончины отца, дроблении рода и о прекращении существования единой, монолитной семьи, которая еще недавно была скреплена непререкаемым авторитетом и властью главы. «С наступлением 1854 года две ветви нашего семейства разделились бесповоротно навсегда», – с сожалением констатирует мемуарист.

Жизни той же самой семьи в 50-х гг. XIX века посвящены «Воспоминания детства» А.И.Волковой, дочери старшего сына П.М.Вишнякова, Ивана. Эти мемуары в некоторых местах перекликаются с предыдущими наряду с описанием патриархального уклада старинного купеческого дома, особое внимание автор уделила картинам своего детства, которое было наполнено страхом перед отцом и озлобленностью по отношению к членам семьи. «Я едва сидела за столом от страха, что отец меня будет сечь за какую-то детскую шалость», – вспоминает Волкова .

О семье, отличавшейся более передовыми для своего времени и сословия взглядами рассказывает «Семейная хроника Крестовниковых», которая проникнута любовью автора к своему детству, отрочеству. Жизнь в этой семье была далека от представлений о купеческих нравах и быте, сложившихся в обществе с легкой руки А.Н.Островского. То же можно сказать и применительно к семейству Найденовых, которое, судя по воспоминаниям Н.Найденова, придерживалось довольно либеральных взглядов: даже женщины в этой семье имели образование: «Сестра, была отдана в пансион И.И.Бельфельд; а затем переведена в Петропавловское женское училище, меня же обучала первоначально мать»; и все в ней, по определению автора, «жили душа в душу» . Но почтение к старшим и старине, замкнутость и необщительность, характерные для большинства купеческих домов Москвы, были присущи и им.

Книгу Г.Т.Полилова-Северцева «Наши деды – купцы» можно отнести как к воспоминаниям, так и к сборнику занимательных рассказов и описаний, повествующими о жизни петербургских «коммерсантов». Хотя Петербургу и было свойственно снисходительное и слегка насмешливое отношение к старомодной Москве, но во многом нравы и быт купцов «невских берегов» совпадали с патриархальным образом жизни «Москвы купеческой», однако были более подвержены европейским веяниям.

2.3 Образ русского купечества в литературе XVIII-XIX вв.

Для советской, да и русской, исторической науки характерно слабое внимание к такому важному источнику в изучении отечественной истории, как художественная литература Личность предпринимательского типа не вписывалась в привычные нормы русской культуры. Это предопределило и то неприятие купечества, которое характерно для русского общества. Несомненно, что литература отражала настроения, существовавшие в обществе относительно предпринимательства и судьбы капитализма в России в целом. Еще в середине 1860-х гг. А.Ушаков писал с сожалением, что в литературе купец изображается как «или отребие общества, или плут, или смешон, и является в таком виде, говорит таким языком, как будто бы он совершенно из другого мира. Бывши купцом, невольно задумываешься над этим странным явлением в нашем, и именно только в нашем русском обществе. Само собою разумеется, что здесь всего больше виноваты мы сами, виноваты недостатком образованности, не лоска образованности, не светскости, а главнейшего - недостаток развития чувства собственного достоинства»(здесь и далее по тексту все цитаты взяты из этого источника) . Таким образом, купечество в русском обществе оценивалось по самой низкой шкале нравственности. Предпринимательство в России всегда было злом.

По мнению И.В.Кондакова, в России именно литература оказалась наиболее «адекватной национальному своеобразию русской культуры и сущности русской жизни». Литература в России была формой выражения общественного сознания. Она на долгие годы взяла на себя роль своеобразного «парламента», осуждая или утверждая определенные формы жизни, созидая или разрушая те или иные авторитеты, что неизбежно влекло за собой возникновение новых тем, идей, образов. Литература стала той единственной трибуной, с высоты которой поднимались вопросы, волновавшие все общество. Да и сами писатели смотрели на свое творчество как на своеобразное служение обществу. Потребность писать приобретала нравственный характер. М.Е.Салтыков-Щедрин, отмечая особенное положение литературы в русском обществе, называл ее солью русской жизни.

Во второй половине XVIII в. в России широкое распространение получили сатирические журналы, на страницах которых печатались произведения, «к исправлению нравов служащие». Среди них в 1760-1770-е гг. появлялись в значительном количестве комедии, многие из которых были «склонением» западноевропейских нравов на русский лад. Однако, как отмечал П.Берков, русская комедия XVIII в. была не столь уж «подражательна» - ее сила заключалась в ее связи с народной жизнью, в ее смелом обращении к больным сторонам народной жизни». Одним из таких насущных вопросов конца XVIII в. стало обсуждение в обществе проблем формирования в стране «третьего сословия».

Внимание к «среднему роду людей» заметно возросло в связи с деятельностью Комиссии для составления нового уложения. Купечество выступило с рядом требований. Купцов волновали, прежде всего, чисто практические вопросы: предоставление исключительных прав владеть фабриками, наделение равными с дворянами правами на владение крепостными. Таким образом, и в одном, и в другом случае купечество покушалось на дворянские прерогативы. Однако в условиях абсолютистской системы надеждам русского купечества не суждено было сбыться. В сословном обществе, где повышение социального статуса тесно увязано с переходом в более высокое сословие, среди купечества увеличилось стремление к одворяниванию. Купеческая молодежь стремилась подражать высшему сословию; купеческие семьи жаждали породниться с дворянскими. Правда, уже тогда среди купцов были люди, проникнутые сословной гордостью, уверенные в полезности своего сословия для государства. Все это, естественно, обострило внимание общества к купечеству, его проблемам, что и нашло отражение в комедиях и комических операх, изображавших это сословие.

Образы купцов впервые были выведены В.Лукиным. Его купцы - преимущественно откупщики. Лучшей считалась комедия «Сиделец» ПАПлавилыцикова. К числу наиболее значительных «купеческих» пьес относится обличительная комическая опера М.А.Матинского «Санкт-Петербургский гостиный двор» (1779), где главное место занимает купечество. Причем автор улавливает процесс наступления «среднего рода людей» на дворянство. Главный герой, Сквалыгин, изображен автором как вместилище всевозможных человеческих пороков: занимаясь торговлей, владея заводами, он еще и не пренебрегал презренного в русском обществе ростовщичества. Морализующий вывод пьесы -необходимо жить по совести; об этом печется и честное купечество. Пьеса имела большой успех. Зрителя привлекал бытовой колорит, правда жизни. Благодаря Матинскому был открыт новый социальный материк. Автор показал, как интересно выглядит на сцене купеческий и мещанский быт, какие характерные фигуры встречаются в гостинодворской среде. Было положено хорошее начало, появились подражатели.

Более тщательно разработаны характеры в одноактной комедии О.Чернявского «Купецкая компания». Произведение проникнуто благожелательным отношением к купечеству и направлено против дворянства. Автор показывает великолепное знание купеческого быта провинциального купечества. Он отмечает, что, несмотря на глухие стены, назревает необходимость открыть ворота. Купеческая дочь уже хочет стать дворянкой. Как «соседушки-белоручки», она воспитана «по моде», интересуется нарядами. Купчихи пошли по стопам дворянок: научились приказывать своим «рабам», как крепостным. В один год с «Купецкой компанией» появилась комедия В.П.Колычева «Дворянющийся купец». Несмотря на подражание Мольеру, пьеса Колычева является вполне национальной комедией, рисующей чисто русские нравы. Роднит эти комедии общность темы: и в том, и в другом случае осуждается стремление «среднего рода государственных жителей» к одворяниванию. Автор стремился отвратить купечество от неразумного и унизительного преклонения перед дворянством. Через несколько лет после появления комедии «Дворянющийся купец» в свет вышла анонимная комедия «Перемена в нравах», представлявшая собой ее продолжение и развитие.

В опере неизвестного автора «Невеста под фатою, или Мещанская свадьба» изображены богатые купцы, которые женят своих детей, не считаясь с их склонностями и льстясь на большое приданое. Своим интересом к купечеству примечателен сборник Ивана Новикова «Похождения Ивана Гостиного сына» (1785-1786). Ему посвящено большинство произведений сборника. Рассказы И.Новикова воспроизводят ряд характерных черт купеческого быта, рисуют старозаветный, домостроевский бытовой уклад, пренебрежение воспитанием детей, отсутствие культурных интересов, безделье купеческих жен, толкающее их к дружбе с бутылкой, мошеннические приемы торговли и т.д. В.В.Сиповский замечает по поводу сборника И.Новикова: «Здесь и переводные новеллы в стиле Боккачьо, и рассказы, почерпнутые, очевидно, из сборников «фоцеций», и назидательные исторические анекдоты, заимствованные из древних историков, здесь, наконец, и повести, самое заглавие которых свидетельствует, что их содержание взято из русской жизни. Фабула повестей обычно строится в авантюрном плане, но в рамках русского, в частности купеческого, быта». Как и все произведения этого периода, «Похождения» насыщены приметами своего времени. Его герои неотделимы от среды, породившей их. Так на страницах сборника возникает частный мир купечества.

Однако не все так плохо в купеческой среде: здесь появляются люди, стремящиеся поставить свое сословие на должную высоту. В пьесе П.А.Плавильщикова «Сиделец» (1803) отрицательным типам в купечестве противопоставлены «новые люди» - сиделец Андрей и купеческий голова Праводелов, которые, в отличие от прочих купцов, тянутся к культуре, к знанию. «Новые люди» в купеческом сословии, являющиеся ревнителями добродетели и честных нравов, приближаются к тому идеалу купца, о котором с гордостью говорит Андрей: «Хороший купец, поставив на честность торг свой, может столько же отечеству принести пользы, сколько дворянин, проливая кровь свою для защиты спокойствия и славы». Это осознание собственной значимости, выраженное в словах Андрея, является выпадом против тех купцов, которые стремились выйти из своего сословия.

Итак, для «купеческих» пьес второй половины XVIII в. было характерно то, что они были написаны с разных позиций: в одних купечество обличалось, в других - только осмеивалось, бралось под защиту - в третьих. Как правило, образам отрицательным противопоставлялись положительные. Чаще всего раскрывались отношения между дворянами и купечеством: разорившиеся дворяне обирали доверчивых купцов или сватались к их дочерям ради получения богатого приданого. Купцы же стремились породниться с «благородными» и получить право приобретения земли и крепостных. «Купеческие» пьесы осуждали стремление купечества к одворяниванию, провозглашая благородство духа, а не чина. В этой связи проповедовалась идея служения обществу, рассматривалось значение купечества для государства. Все это являлось отражением той роли, которую приобретало купечество в экономической жизни общества рассматриваемого периода.

Большую роль в проникновении идей просвещения в провинцию и купеческую среду сыграло «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств». Многие из его членов вышли из купечества - А.Волков, А.Мерзляков, Г.Каменев, С.А.Москотильников, И.Д.Ертов и др. Не случайно журналы, связанные с «Вольным обществом», ставили вопросы о «купечестве» в связи с раскрытием сущности понятий «герой», «патриот», «общественное благо» и т.п. За купечеством признавалась социальная и культурная значимость. Всякая попытка купцов в литературе, науке, благотворительности, патриотизме находила положительные отклики среди членов Вольного общества. Член Вольного общества Семен Бобров в 1806 г. поместил на страницах «Лицея» статью: «Патриоты и герои, везде, всегда и во всяком». Тема о «героях» развертывается в диалоге автора с англичанином, который, восхваляя свою буржуазию, о русском купечестве говорит следующие: «Купечество ваше и само себя уничижает, и от других уничижается. Кажется, что сей класс в России не производит и не может произвести истинных любителей отечества и ревнителей пользы общей так, как у нас в Англии; если же в народе вашем были или есть патриоты, то, конечно, в дворянском сословии». Русский собеседник, протестуя против этого, приводит исторические примеры, где «духовенство, купечество и мещанство оставили нам великие образцы любви к отечеству»: даются примеры из истории Новгорода, называется ряд исторических имен, и в первую очередь Минина, купца Иголкина и др.

Не обойдены вниманием и имена современных патриотов из купцов: Гусевых, Гориных, Злобина. «Известно, - утверждает автор, - что порода, знатность, счастье и богатство сами по себе не производят добрых сынов отечества». «Не часто ли видим, - продолжает он, - что в дворянстве родник добродетелей иссякает напоследи течения», что у многих дворян осталась только «одна надменность и суетность, одни богатырские доспехи без тела и души». Данное превознесение патриотических добродетелей купечества вызвало в очередных номерах того же «Лицея» возражения за столь большое авансирование патриотизма только купечества.

Тема купечества и его «добродетелей» дебатировалась не только на страницах журналов, связанных с Вольным обществом. В дискуссию включились и лица с несомненными дворянскими сословными настроениями. Так, в «Драматическом вестнике» №53 за 1808 г. в «Письме к г. Крылову» автор призывал баснописца к сатирическому изображению купечества. Подобное «задание» Крылову, вероятно, не понравилось. Уже в 63 номере этого журнала он ответил басней «Муха и дорожные», где содержалась сердитая мораль. Однако это вовсе не означало, что баснописец всецело находился на стороне купечества и не видел его негативных сторон. В басне «Откупщик и сапожник» (1811) Крылов проводит общепринятую мысль о том, что богатство портит человека. Написанная почти двадцать лет спустя, басня «Купец» (1830) обличает жульнические приемы в торговле. Но купец и сам оказывается обманутым. Крылов выводит мораль о том, что все общество, а не только купцы, проникнуто идеей наживы. Отмеченное баснописцем проникновение стяжательства в русское общество было проигнорировано: по-прежнему этот порок приписывался только купечеству.

Современников Крылова, как и писателей конца XVIII в., волновала проблема проникновения купечества во дворянство. Тема «дворянющегося» купца развивается и в «Российском Жилблазе» (1814) ВТ.Нарежного, где изображен заводчик и откупщик Куроумов, который при всем своем невежестве стремится подражать высшему дворянскому обществу, прежде всего жестоко истязая своих слуг. Развращенному дворянству, корыстной и жестокой бюрократии с ее деспотической властью и «беззаконием» Нарежный противопоставляет добродетели в духе третьесословных моральных идеалов. Носителями этой морали являются как добродетельный помещик Простаков, так и купец Причудин, живущий «мудрой и добродетельной жизнью». Нарежный отрицает сословные преимущества, настаивая на личной добродетели, независимо от сословных привилегий. Мысль не новая, но, несомненно, утопическая для того времени.

Высмеиванию «новых дворян» была посвящена и сатирическая комедия А.А.Шаховского «Полубарские затеи, или Домашний театр» (1808). Герой комедии - «новопечатный» дворянин Транжирин из откупщиков, разоряющийся на крепостной театр. Комедия направлена против дворянского мотовства вообще, а в частности, против новых дворян, не умеющих управляться с помещичьим хозяйством.

Широкая панорама общественных отношений и жизни дана в романе Ф.В.Булгарина «Иван Иванович Выжигин» (1829). Главная тема романа – становление российского купечества, сопротивление проникновению иностранного капитала. В романе появляется тезис, что всего можно добиться, благодаря личным качествам, а не происхождению. Автор, вводя в роман рассуждения купца, тем самым выражал настроения в купеческой среде, где говорили о засилье иностранного капитала во внешней торговле. Сетуя на это, он с оптимизмом замечает: «Кажется, у нас есть все средства, чтобы составить почтенное купеческое сословие. Уму, проницательности и сметливости нашего народа отдают справедливость, отдают сами иностранцы. Честь наша в торговле, право, не ниже добродетелей гг. иноземных конторщиков, а в капиталах мы всегда будем иметь преимущество, имея в своих руках сырье произведения нашей земли и русский товар». Писатель поднимал и другие насущные проблемы русского купечества: отсутствие долгих купеческих династий, стремление родниться со знатью, «чиноесие» и др. Важно то, что в изображении купечества Булгарин одним из первых показал, что благодаря личным качествам, а не происхождению, можно добиться желаемого. Сквозной темой романа является стремление друг к другу разбогатевшего купечества и разорившегося дворянства. Роман Ф.Булгарина пользовался громадной популярностью у самых разных читателей от аристократии до купеческих приказчиков и дворовых людей, умеющих читать.

Понадобилось более десяти лет, чтобы И.О.Тургенев смог написать: «Мертвые души» заставили преспокойно забыть г-д Выжигиных и компанию. Нравственно-сатирические и исторические романы старого покроя убиты». Таким образом, можно сказать, что Булгарин одним из первых в русской литературе заговорил не просто о положительном образе купца, а показал потенциальную возможность каждого человека добиться успеха, занявшись «купечеством». Однако этот жизненный постулат не нашел поддержки в литературе: другие темы, другие герои вытеснили этот тип буржуазного общества.

Заметным явлением в изображении мира городского мещанства и купечества, мелкого служилого люда, мира военной и чиновной «мелкоты» стала «Соломея» (1846) А.Ф.Вельтмана. Оценивая творения этого писателя, В.Г.Белинский писал: «Лучше всего даются ему изображения купеческих, мещанских и простонародных нравов». А.Ф.Вельтман один из первых в русской литературе ввел в роман представителей нарождающейся буржуазии. Чайный торговец, московский купец Василий Игнатьевич Захолустьев настойчиво вытесняет аристократов из всех сфер жизни. Он захватил их дома со всей обстановкой; он присутствует в зале благородного собрания в Москве. Купечество начинает осознавать собственную значимость. Захолустьев говорит о себе: «Я, брат, теперь уже не того… а почетный гражданин на правах господских». Сходен с Захолустьевым и купец Селифонт Михеевич. Хотя в быту он держится старого русского обычая, но дочь Дуняшу воспитывает в пансионе. Вельтман показывает купцов главным образом в быту; нарождающаяся русская буржуазия копирует обычаи и порядки домашней жизни дворян. Старозаветные купцы уже начинают уступать новым веяниям, что отражалось нагляднее всего в их детях. В то же время и дворянство постепенно начинает сдавать свои позиции, оставляя купечеству свои дворцы и усадьбы.

В социально-бытовом романе 30-40-х гг. XIX в. главной линией было нравственно-сатирическое изображение мира поместно-дворянского быта. Вельтман был одним из первых, кто нарушил эту традицию. Писателю удалось уловить момент становления русской буржуазии, способной потеснить родовитое дворянство. Одним из первых, кто попытался разобраться в новых явлениях русской жизни, был и Н.В.Гоголь. В своих поисках «идеальных типов» писатель приходит к мысли, что их можно обнаружить только в русских иностранцах. Таким типом стал Костоногло из «Мертвых душ». Рисуя положительный образ русского иностранца, Гоголь все же отдает предпочтение предпринимателю из русских - Муразову. В лице этого купца опустившимся и душевно слабым дворянам-помещикам противопоставлен истинно русский человек «крестьянского происхождения», который является воплощением кротости и смирения. Перед ним пасует даже Костонжогло, который говорит о Муразове: «Это человек, который не то что именьем помещика - целым государством управит. Будь у меня государство, я бы его сей же час сделал министром финансов». Примечательно, что Гоголь связывал будущее России именно с такими купцами, как Муразов.


Заключение

Итак, в литературе конца XVIII - первой половины XIX в. продолжается одна из главных характерных черт «купеческой» литературы - порицание стяжательства и «чинобесия» в купеческой среде. В произведениях XVIII века основной темой остаётся взаимоотношения купечества и дворянства: разорившиеся дворяне женятся на купеческих дочках ради приданого, купцы стремятся породниться с дворянами. Купец изображается жадным, хитрым и мало образованным.

Но уже при изображении купечества обозначились и совершенно новые, не характерные для XVIII в. тенденции. Прежде всего, осуждая стремление к одворяниванию, литература этого времени отмечает, что в купеческих семьях обозначается искреннее стремление к образованию и воспитанию на дворянский манер. Совершенно новые нотки зазвучали относительно личностных качеств купечества. В русском обществе первой половины XIX в. начинает утверждаться идея о примате личностных качеств перед сословными привилегиями. Несомненно, эта идея только начинала пробиваться в сознание читателей. Но в литературе, которая, так или иначе изображала купечество, рисовались типы, добивавшиеся успехов вопреки своему сословному происхождению (чаще всего крестьянскому). Стала появляться уверенность в том, что русское купечество станет почтенным сословием. Все условия для этого в России имелись: соединение проницательности и сметливости народа с колоссальными материальными ресурсами являлось залогом этого.

Однако, несмотря на это, купечество начало осторожно, но уверенно вытеснять аристократию из всех сфер жизни. И русская литература это улавливала с завидным постоянством. Особенно четко это обозначилось в 1840-е гг. Один из «детей» русского купечества Н.А.Солодовников писал об этом времени: «Фигура купца с настойчивым упорством начинает овладевать вниманием русских писателей. И чем дальше, тем больше». «И воспеваемое, и ненавидимое купечество упорно врывалось в русскую жизнь. Оно приковывало к себе внимание».

Читая все это, хочется поспорить с общепринятым мнением о пресловутом «темном царстве». Купеческая «литература» представляет не только историческую ценность, ее заслуга состоит в том, что она проливает свет на положительные стороны жизни формировавшейся русской буржуазии.

Список используемой литературы

1. 1000 лет русского предпринимательства: Из истории купеческих родов / Сост. О. Платонова. – М: Современник, 1995. - С.3-32.

2. Боброва С.П. История России с древнейших времен до 1917 года: Учебное пособие / Под ред. В.Ю. Халтурина. - Иваново: Ивановский гос. энерг. ун-т, 2003. - 294 с.

3. Богданов В.П. Московское купечество XIX начала XX вв. глазами его представителей // Материалы научно-практической конференции «Прохоровские чтения». - 2003. - №7. - С.12.

4. Боханов А. Н. Российское купечество в конце ХIХ - начале XX века // История СССР. - 1985. - № 4. - С.107.

5. Брянцев М.В. Образ купечества в русской литературе // Предприниматели и предпринимательство в Сибири. Вып.3: Сборник научных статей / М.В.Брянцев. - Барнаул: Изд-во АГУ, 2001. - 266 с.

6. Бурышкин П.А. Москва купеческая: Мемуары / П.А.Бурышкин. – М.: Высшая школа, 1995. - С. 41-50.

7. Галаган А.Л. История предпринимательства российского: От купца до банкира. – М.: Ось-98, 1997. - 160 с.

8. Левандовская А. Русский предприниматель в зеркале художественной литературы / А.Левандовская // Книжное обозрение «Ex libris НГ». - 2000. - №45. - С.30.

9. Перхавко В.Б. История русского купечества / В.Б.Перхавко. - М.: Вече, 2008. - С.512.

10. Размышления о России и русских. Штрихи к истории русского национального характера. Далекие предки. I-VIII вв. - М.: Правда Интернэшнл, 1994. -С.253 - 303.

11. Хоркова Е.П. История предпринимательства и меценатства в России: Учебное пособие / Е.П.Хоркова. – М.: РОССПЭН, 1998. - 450 с.

12. Чащина С.Ю. Мемуары как источник по истории быта и нравов русского купечества / С.Ю.Чащина. - СПб.: Петербург, 1999. - 148 с.


Брянцев М.В. Образ купечества в русской литературе // Предприниматели и предпринимательство в Сибири. Вып.3: Сборник научных статей / М.В.Брянцев. - Барнаул: Изд-во АГУ, 2001. - 266 с.

200.00 Кб

Введение………………………………………………………… ……………..2

I глава. Русское купечество как класс………………………………………..5

II глава. Образ купца в пьесах А.Н. Островского………………………….15

2.1. Образ купца в пьесе Островского «Свои люди - сочтемся»………….15

2.2. Тип «нового» купца в пьесе Островского «Бесприданница» ………..29

2.3. Новаторство Островского в изображении купеческого сословия……38

Заключение…………………………………………………… ………………41

Библиография……………………………………………… …………………45

Примечания…………………………………………………… ………………47

Введение

История купеческого сословия в России насчитывает не одну сотню лет. Однако нас интересует история становления купечества, как класса, с 1840-ых гг. до конца XIX века, когда с купечеством произошла мощная метаморфоза и его представители поменяли низкий полумужицкий статус на очень высокий. За полвека «бородатые мужики» поднялись наверх экономики и отчасти политики, стали созидателями отечественной культуры.

Эта тема актуальна на сегодняшний день тем, что в последние двадцать лет в России после 70-летнего перерыва вновь складывается торгово-предпринимательский класс. Кроме того, в советской истории и литературоведении рассмотрение образов купцов носило предвзятый, заведомо негативный характер.

Научная новизна заключается в том, что впервые предпринята попытка всесторонне рассмотреть эволюцию купца в произведениях Островского.

Цель работы - проанализировать образ купца на примере пьес А. Н. Островского (с 1840-ых гг. до конца XIX века).

Задачи:

  1. изучение истории купеческого сословия через анализ исторических и публицистических источников, имеющих отношение к описанию быта, деятельности, системы ценностей купеческого сословия;
  2. проанализировать эволюцию образа купца в русской литературе в первой трети XIX века.
  3. выявить типичные черты образа купца в пьесах Островского.
  4. проанализировать образов «новых» русских купцов в пьесе «Бесприданница»;

Объектом исследования является образ купца в произведениях Островского.

Предметом исследования явились пьесы «Бесприданница», «Свои люди - сочтемся».

Структура работы . Данная курсовая работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы. Структура каждой главы строится согласно раскрываемой в ней тематике. Во введении обосновывается актуальность выбора темы исследования, определяются его объект, предмет, цель и конкретные задачи, научная новизна, теоретическая и практическая значимость, перечисляются методы анализа. В первой главе рассматриваются теоретические вопросы, связанные с образом купца в русской литературе. Во второй главе показаны особенности купеческого сословия и эволюция купца в пьесах Островского. В конце имеется заключение, где излагаются возможные перспективы исследования.

Практическая ценность данной работы заключается в возможности применения выводов и материалов исследования во внеклассных школьных занятиях по литературе.


Русское купечество как класс.

Образ купца в русской литературе.

В целом русская литература дает безотрадную картину купеческой бесчестности и плутовства. Читая произведения русских писателей, мы можем проследить эволюцию этого образа. Но для этого, нам необходимо проследить историю становления «купеческого сословия » как класс.

Русское купечество как класс сложилось в Iой половине 18 века.

Петр 1 проводил четкую политику на расширение социальной базы купечества. Вместо покровительства старым замкнутым высшим разрядам - гостям и гостиной сотне - правительство стало поощрять всю наиболее зажиточную верхушку города. Представители «гостей» и гостиной сотни, окончательно уравненные в юридическом отношении со всей гильдейским купечеством в 1728 году, частью вошли в него, частью разорились и выбыли из торгового сословия, перейдя в мещане. Теперь Купечество пополнялось людьми из разных слоев общества.

Купцы, записанные в гильдии, получили ряд весьма серьезных льгот, положивших начало их выделению в привилегированное сословие

Принадлежность к первым двум гильдиям повышала социально-экономический статус купца - они имели право на внутренний оптовый и розничный торг, на устройство заводов и фабрик, освобождались от казенных служб. Купцы 1-й гильдии торговали в Российской Империи, и за ее пределами, поэтому владели морскими суднами; членам же 2-й гильдии - только речные, третьегильдийцев ограничивалась мелочным торгом, содержанием трактиров, бань, постоялых дворов.

В дореволюционные годы членами «Купеческого сословия» были купцы, записанные в гильдии, но они не всегда являлись торговцами или промышленниками. Это были люди, уплатившие гильдейские сборы и повинности, принятые в состав купеческих обществ и пользовавшиеся теми преимуществами, которые по прежним законам были представлены людям купеческого звания. Торговцами же являлись лица, выбиравшие так называемые промысловые свидетельства, т. е. уплатившие основной промысловый налог и на основании этих свидетельств либо производившие торговлю, либо занимавшиеся промышленной деятельностью. Городовым положением 1892 года, а в особенности Положением о государственном промысловом налоге 1898 года, купеческое сословие было обречено на несомненное умирание.

Подробные, почти документальные, свидетельства о быте, нравах и даже внешнем виде купцов дошли до нас в очерках и рассказах представителей натуральной школы. В частности В. Белинский писал: «Ядро народонаселения составляет купечество. Девять десятых этого многочисленного сословия носят православную, от предков завещанную бороду, длиннополый суртюк синего сукна, и ботфорты с кисточкой, скрывающие в себе оконечности плисовых или суконных брюк, одна десятая позволяет себе брить бороду и, по одежде, по образу жизни, вообще по внешности, походить на разночинцев и даже дворян средней руки. Сколько старинных вельможеских домов перешло теперь в собственность купечества! И вообще, эти огромные здания, памятники уже отживших свой век нравов и обычаев, почти все без исключения превратились или в казенные учебные заведения, или, как мы уже сказали, поступили в собственное богатство купечества. Как расположилось и как живет в этих палатах и дворцах «поштенное» купечество - об этом любопытные могут справиться, между прочим, в повести г. Вельтмана «Приезжий из уезда, или суматоха в столице». Но не в одних княжеских и графских палатах - хороши эти купцы и в дорогих каретах и колясках, которые вихрем несутся на превосходных лошадях, блистающих самою дорогою сбруею: в экипаже сидит «поштенная» и весьма довольная собою борода; возле нее помещается плотная и объемистая масса ее дражайшей половины, разбеленная, разрумяненная, обремененная жемчугами, иногда с платком на голове и с косичками от висков, но чаще в шляпке с перьями, а на запятках стоит сиделец в длиннополом жидовском суртюке, в рыжих сапогах с кисточками, пуховой шляпе и в зеленых перчатках… Проходящие мимо купцы средней руки и мещане с удовольствием пощелкивают языком, смотря на лихих коней, и гордо приговаривают: «Вишь, как наши-то!», а дворяне, смотря из окон, с досадою думают: «Мужик проклятый – развалился, как и бог знает кто!». Для русского купца толстая статистая лошадь и толстая статистая жена - первые блага в жизни… В Москве повсюду встречаете вы купцов, и все показывает вам, что Москва - по преимуществу город купеческого сословия. Ими населен Китай-город; они исключительно завладели Замоскворечьем, и ими же кишат даже самые аристократические улицы и места в Москве, каковы Тверская, Тверской бульвар, Пречистенка, Остоженка, Арбатская, Поварская, Мясницкая и другие улицы.

Со вступлением России на путь капитализма наметилось явление «новых» купцов, образовавших ядро коренной московской буржуазии. Выходцы из купечества, благодаря своим состояниям легко перенимали образ жизни привилегированного сословия - дворян. «Отношение купечества к дворянству, как к сословию правящему, привилегированному, замкнутому в себе и заинтересованному в преследовании лишь своих узкосословных целей, было, естественно, полно недоверия, зависти, и недоброжелательства. Если купец принимал дворян, это значило: добивается подряда, ордена или медали, норовит дочь выдать за благородного». Дворянке никак не полагалось выходить за купца иначе, как не имея юбки за душой.

В России относились к представителям купечества либо враждебно, либо презрительно, либо «сверху вниз», либо иронически.

В целом в первой половине 19 века, несмотря на постоянные попытки правительства стабилизировать состав и правовое положение купечества, оно, по выражению Р. Пайпса «пребывало в состоянии беспрестанных перемен». Верхушка купечества стремилась сочетать своих детей браком с дворянами, поскольку это давало более высокий социальный статус, доступ к государственной службе и право на покупку крепостных. Купцы, не уплатившие ежегодных гильдейских пошлин, выбывали в сословие мещан. Мелкие предприниматели из крестьян, мещан и ремесленников, сколотив минимальный капитал, необходимый для перехода в купеческое сословие, вступали в гильдии, внуки их могли стать уже дворянами. Таким образом, купечество в социальном своем плане являлось своего рода перевалочным пунктом для всех, кто двигался вверх или вниз по общественной лестнице, купцы по прежнему стремились найти себе выгоду.

Во второй половине 19 века в правовом положении купечества происходит значительные изменения. Только человек, выкупивший гильдейское свидетельство, имел право именоваться купцом.

Об отношениях между дворянством и купечеством в Москве в конце XIX века любопытные мысли высказывал Немирович - Данченко:

«Дворянство завидовало купечеству, купечество щеголяло своим стремлением к цивилизации и культуре, купеческие жены получали свои туалеты из Парижа, ездили на «зимнюю весну» на Французскую Ривьеру и, в то же самое время, по каким-то тайным психологическим причинам заискивали у высшего дворянства. Чем человек становится богаче, тем пышнее расцветает его тщеславие. И выражалось оно в странной форме. Вспомним одного такого купца лет сорока, очень элегантного, одевался он не иначе, как в Лондоне, имея там постоянного портного… Он говорил об одном аристократе так: «Очень уж он горд. Он, конечно, пригласит меня на бал или раут - так это что. Нет, ты дай мне пригласить тебя, дай мне показать тебе, как я могу принять и угостить. А он все больше - визитную карточку».

Важнейшим источником пополнения рядов купечества на протяжении всего XIX века был приток предпринимателей из числа крестьян и мещан. Естественно, образовательный уровень сословия был крайне низок (как правило, образования не было вообще).

До 70-ых годов купечество не имело сколько-нибудь серьезного политического веса, так как главную политическую роль играло, безусловно, дворянство. «Они делали свое дело, покупали и продавали», - как сказал о них Белинский. Однако в 70-ые годы наметился серьезный рост активности купечества на общественном поприще. Он был обусловлен как минимум двумя причинами: 1) - процессом перетекания капиталов и собственности от дворян к купцам после реформы 1861 г.; 2) - городской реформой 1870г. По этой реформе в городах избирались городские думы и управы. Возглавлял и думу, и управу городской глава. Круг избирателей определялся имущественным цензом, а так как самыми богатыми все чаще оказывались представители именно купеческого сословия, то доля купцов становилась все более и более значительной в составах дум (особенно в торговых центрах). Купцы все в больших размерах выделяли средства в пользу городов на самые разные цели.

Благодаря продвижению купцов вверх социальной лестницы, в последней четверти XIX века начинается процесс сближения сословий (или, как говорили тогда «слияния»). Об этом тогда много спорили. Следы этих споров мы видим в частности в разговоре Левина и Облонского в «Анне Карениной» Л. Толстого. Левин стал свидетелем невыгодной для Облонского продажи леса купцу Ракитину.

« - Однако как ты обходишься с ним! - сказал Облонский. - Ты и руки ему не подал. Отчего же не подать руки?

Оттого, что я лакею не подам руки, а лакей во сто раз лучше.

Какой ты однако ретроград! А слияние сословий? - сказал Облонский.

Кому приятно сливаться - на здоровье, а мне противно».

В конце XIX века этот процесс приобрел очень наглядный характер. Купеческие особняки сооружались известными архитекторами в традиционно дворянских районах - на Воздвиженке, Пречистенке, Поварской, Никитской. Древние дворянские гнезда переходили в руки купцов-миллионеров. В этих особняках стали появляться новые обитатели - дети купцов. Не в пример отцам и тем более дедам, они получали образование в лучших гимназиях, в российских и заграничных университетах, воспитывались под присмотром гувернеров и внешне мало чем отличались от представителей родового дворянства. 2.1. Образ купца в пьесе Островского «Свои люди - сочтемся»………….15
2.2. Тип «нового» купца в пьесе Островского «Бесприданница» ………..29
2.3. Новаторство Островского в изображении купеческого сословия……38
Заключение……………………………………………………………………41
Библиография…………………………………………………………………45
Примечания…………………………………………

Страница 1

Для советской, да и русской, исторической науки характерно слабое внимание к такому важному источнику в изучении отечественной истории, как художественная литература Личность предпринимательского типа не вписывалась в привычные нормы русской культуры. Это предопределило и то неприятие купечества, которое характерно для русского общества. Несомненно, что литература отражала настроения, существовавшие в обществе относительно предпринимательства и судьбы капитализма в России в целом. Еще в середине 1860-х гг. А.Ушаков писал с сожалением, что в литературе купец изображается как «или отребие общества, или плут, или смешон, и является в таком виде, говорит таким языком, как будто бы он совершенно из другого мира. Бывши купцом, невольно задумываешься над этим странным явлением в нашем, и именно только в нашем русском обществе. Само собою разумеется, что здесь всего больше виноваты мы сами, виноваты недостатком образованности, не лоска образованности, не светскости, а главнейшего - недостаток развития чувства собственного достоинства» (здесь и далее по тексту все цитаты взяты из этого источника). Таким образом, купечество в русском обществе оценивалось по самой низкой шкале нравственности. Предпринимательство в России всегда было злом.

По мнению И.В.Кондакова, в России именно литература оказалась наиболее «адекватной национальному своеобразию русской культуры и сущности русской жизни». Литература в России была формой выражения общественного сознания. Она на долгие годы взяла на себя роль своеобразного «парламента», осуждая или утверждая определенные формы жизни, созидая или разрушая те или иные авторитеты, что неизбежно влекло за собой возникновение новых тем, идей, образов. Литература стала той единственной трибуной, с высоты которой поднимались вопросы, волновавшие все общество. Да и сами писатели смотрели на свое творчество как на своеобразное служение обществу. Потребность писать приобретала нравственный характер. М.Е.Салтыков-Щедрин, отмечая особенное положение литературы в русском обществе, называл ее солью русской жизни.

Во второй половине XVIII в. в России широкое распространение получили сатирические журналы, на страницах которых печатались произведения, «к исправлению нравов служащие». Среди них в 1760-1770-е гг. появлялись в значительном количестве комедии, многие из которых были «склонением» западноевропейских нравов на русский лад. Однако, как отмечал П.Берков, русская комедия XVIII в. была не столь уж «подражательна» - ее сила заключалась в ее связи с народной жизнью, в ее смелом обращении к больным сторонам народной жизни». Одним из таких насущных вопросов конца XVIII в. стало обсуждение в обществе проблем формирования в стране «третьего сословия».

Внимание к «среднему роду людей» заметно возросло в связи с деятельностью Комиссии для составления нового уложения. Купечество выступило с рядом требований. Купцов волновали, прежде всего, чисто практические вопросы: предоставление исключительных прав владеть фабриками, наделение равными с дворянами правами на владение крепостными. Таким образом, и в одном, и в другом случае купечество покушалось на дворянские прерогативы. Однако в условиях абсолютистской системы надеждам русского купечества не суждено было сбыться. В сословном обществе, где повышение социального статуса тесно увязано с переходом в более высокое сословие, среди купечества увеличилось стремление к одворяниванию. Купеческая молодежь стремилась подражать высшему сословию; купеческие семьи жаждали породниться с дворянскими. Правда, уже тогда среди купцов были люди, проникнутые сословной гордостью, уверенные в полезности своего сословия для государства. Все это, естественно, обострило внимание общества к купечеству, его проблемам, что и нашло отражение в комедиях и комических операх, изображавших это сословие.

Образы купцов впервые были выведены В.Лукиным. Его купцы - преимущественно откупщики. Лучшей считалась комедия «Сиделец» ПАПлавилыцикова. К числу наиболее значительных «купеческих» пьес относится обличительная комическая опера М.А.Матинского «Санкт-Петербургский гостиный двор» (1779), где главное место занимает купечество. Причем автор улавливает процесс наступления «среднего рода людей» на дворянство. Главный герой, Сквалыгин, изображен автором как вместилище всевозможных человеческих пороков: занимаясь торговлей, владея заводами, он еще и не пренебрегал презренного в русском обществе ростовщичества. Морализующий вывод пьесы -необходимо жить по совести; об этом печется и честное купечество. Пьеса имела большой успех. Зрителя привлекал бытовой колорит, правда жизни. Благодаря Матинскому был открыт новый социальный материк. Автор показал, как интересно выглядит на сцене купеческий и мещанский быт, какие характерные фигуры встречаются в гостинодворской среде. Было положено хорошее начало, появились подражатели.

Малые города Сибирского края. Понятие «малый город»
Малые города – особая социальная и культурная ниша, особый хозяйственный уклад, особый тип жизненных планов. Главный смысл малых городов в том, что в их культурном пространстве соединяются крестьянское и городское мироощущение. Возникает...

Режим санации без Пилсудского. Внутриполитическое и экономическое положение в Польше в 1935-1939 гг. Военно-техническая модернизация армии
После смерти Пилсудского «санация» осталась без своего идеолога и руководителя. Президентом Польши остался И. Мосцицкий, военным министром со значительно расширенными правами стал генерал Э. Рыдз-Смиглы., ставший своего рода «Пилсудским б...

Великое переселение народов Гунны
Более 1600 лет тому назад, к концу XV в, началось великое переселение народов. Движение с востока на запад накрыло всю евразийскую степную зону. В результате возникли иные этические массивы и объединения, изменилась этнографическая карта...