Страдания юного вертера. Страдания молодого вертера характеристика образа вертера

Написан в 1774 г. В основе – биографическое переживание. В Вецларе Г. познакомился с неким г-ном Кестнером и его невестой Шарлоттой Буфф. В эту Шарлотту был влюблен еще какой-то товарищ чиновник, который потом покончил с собой. Причина – несчастная любовь, неудовлетворенность своим общественным положением, чувство униженности и безысходности. Г. воспринял это событие как трагедию своего поколения.

Г. избрал эпистолярную форму, которая дала возможность сосредоточить внимание на внутреннем мире героя – единственного автора писем, показать его глазами окружающую жизнь, людей, их отношения. Постепенно эпистолярная форма перерастает в дневниковую. В конце романа письма героя обращены уже к самому себе – в этом отражается нарастающее чувство одиночества, ощущение замкнутого круга, которое завершается трагической развязкой – самоубийством.

Вертер -- человек чувства, у него есть своя религия, и в этом он подобен самому Гете, который с юных лет воплощал свое мироощущение в созданных его воображением мифах. Вертер верит в Бога, но это совсем не тот бог, которому молятся в церквах. Его бог - это незримая, но постоянно ощущаемая им душа мира. Верование Вертера близко к гетевскому пантеизму, но не полностью сливается с ним, да и не может слиться, ибо Гете не только чувствовал этот мир, но и стремился познать его. Вертер - наиболее полное воплощение того времени, которое получило название эпохи чувствительности.

Все связано для него с сердцем, чувствами, субъективными ощущениями, которые стремятся взорвать все преграды. В полном соответствии со своими душевными состояниями он воспринимает поэзию и природу: глядя на деревенскую идиллию, Вертер читает и цитирует Гомера, в момент душевного волнения - Клопштока, в состоянии безвыходного отчаяния - Оссиана.

Средствами своего искусства Гете сделал так, что история любви и мук Вертера сливается с жизнью всей природы. Хотя по датам писем видно, что от встречи с Лоттой (Шарлотта С. – девушка, в которую В. был влюблен) до смерти героя проходят два года, Гете сжал время действия: встреча с Лоттой происходит весной, самое счастливое время любви Вертера - лето, самое мучительное для него начинается осенью, последнее предсмертное письмо Лотте он написал 21 декабря. Так в судьбе Вертера отражается расцвет и умирание, происходящие в природе, подобно тому, как это было у мифических героев.

Вертер всей душой ощущает природу, это наполняет его блаженством, для него это чувство - соприкосновение с божественным началом. Но пейзажи в романе постоянно "намекают" на то, что судьба Вертера выходит за рамки обычной истории неудачной любви. Она проникнута символичностью, и широкий вселенский фон его личной драмы придает ей поистине трагический характер.

На наших глазах развивается сложный процесс душевной жизни героя. Первоначальная радость и жизнелюбие постепенно сменяются пессимизм. И приводит это все к фразам типам: "мне не под силу это", "А я не вижу ничего, кроме всепожирающего и все перемалывающего чудовища."

Так Вертер становится первым провозвестником мировой скорби в Европе задолго до того, как ею проникнется значительная часть романтической литературы.

Почему он погиб? Несчастная любовь здесь не главная (или далеко не единственная) причина. С самого начала Вертер страдал от того, "какими тесными пределами ограничены творческие и познавательные силы человечества"(22 мая) и от того, что сознание этих ограничений не позволяет ему вести деятельную, активную жизнь - он не видит смысла в ней. Так он уступает желанию уйти от этой жизни и погрузиться в себя: "Я ухожу в себя и открываю целый мир!" Но сразу же следует оговорка: "Но тоже скорее в предчувствиях и смутных вожделениях, чем в живых, полнокровных образах" (22 мая).

Причина мук и глубокой неудовлетворенности Вертера жизнью не только в несчастной любви. Пытаясь излечиться от нее, он решает попробовать силы на государственном поприще, но, как бюргеру, ему могут предоставить только скромный пост, никак не соответствующий его способностям.

Скорбь Вертера вызвана не только неудачной любовью, но и тем, что как в личной жизни, так и в жизни общественной пути для него оказались закрытыми. Драма Вертера оказывается социальной. Такова была судьба целого поколения интеллигентных молодых людей из бюргерской среды, не находивших применения своим способностям и знаниям, вынужденным влачить жалкое существование гувернеров, домашних учителей, сельских пасторов, мелких чиновников.

Во втором издании романа, текст которого обычно печатают, "издатель" после письма Вертера от 14 декабря ограничивается кратким заключением: "Решение покинуть мир все сильнее укреплялось в душе Вертера в ту пору, чему способствовали и разные обстоятельства." В первом издании об этом говорилось ясно и четко: "Обиду, нанесенную ему во время пребывания его в посольстве, он не мог забыть. Он вспоминал ее редко, но когда происходило нечто напоминавшее о ней хотя бы отдаленным образом, то можно было почувствовать, что его честь оставалась по-прежнему задетой и что это происшествие возбудило в нем отвращение ко всяким делам и политической деятельности. Тогда он полностью предавался той удивительной чувствительности и задумчивости, которую мы знаем по его письмам; им овладевало бесконечное страдание, которое убивало в нем последние остатки способности к действию. Так как в его отношениях с прекрасным и любимым существом, чей покой он нарушил, ничего не могло измениться и он бесплодно расточал силы, для применения которых не было ни цели, ни охоты,- это толкнуло его в конце концов на ужасный поступок".

Вертер терпит крушения не только из-за ограниченности человеческих возможностей вообще или из-за своей обостренной субъективности; из-за этого - в том числе. Вертер терпит крушение не только из-за общественных условий, в которых он должен жить и жить не может, из-за них в том числе. Никто не станет отрицать того, что Вертер был глубоко оскорблен, когда ему пришлось покинуть аристократическое общество из-за своего бюргерского происхождения. Правда, он оскорблен скорее в человеческом, чем в бюргерском достоинстве. Именно человек Вертер не ждал такой низости от изысканных аристократов. Однако Вертер не возмущается неравенством людей в обществе: "Я отлично знаю, что мы не равны и не можем быть равными,"- написал он еще 15 мая 1771 года.

Центральный конфликт романа воплощен в противоположности Вертера и его счастливого соперника. Их характеры и понятия о жизни совершенно различны. Вертер не может не признать: "Альберт вполне заслуживает уважения. Его сдержанность резко отличается от моего беспокойного нрава, который я не умею скрывать. Он способен чувствовать и понимать, какое сокровище Лота. По-видимому, он не склонен к мрачным настроениям..." (30 июля). Уже в приведенных словах Вертера отмечено кардинальное различие темпераментов. Но она расходятся также и во взглядах на жизнь и смерть. В одном из писем (12 августа) подробно рассказано о беседе, которая произошла между двумя друзьями, когда Вертер, прося одолжить ему пистолеты, шутя приставил один из них к виску. Альберт предостерег его, что это делать опасно. "Само собой понятно, что из каждого правила есть исключения. Но он до того добросовестен, что, высказав какое-нибудь, на его взгляд, опрометчивое, непроверенное общее суждение, тут же засыплет тебя оговорками, сомнениями, возражениями, пока от сути дела ничего не останется" (12 августа). Однако в споре о самоубийстве, возникшем между ними, Альберт придерживается твердой точки зрения, что самоубийство - безумие. Вертер возражает: "Для всего у вас готовы определения: то безумно, то умно, это хорошо, то плохо!.. Разве вы вникли во внутренние причины данного поступка? Можете ли вы с точностью проследить ход событий, которые привели, должны были привести к нему? Если бы вы взяли на себя этот труд, ваши суждения не были бы так опрометчивы" (там же).

Поразительно, насколько мастерски Гете подготавливает финал романа, ставя проблему самоубийства задолго до того, как герой приходит к мысли уйти из жизни. Вместе с тем сколько здесь скрытой иронии по отношению к критикам и читателям, которые не заметят того, что сделало неизбежным выстрел Вертера. Альберт твердо убежден, что некоторые поступки всегда безнравственны, из каких бы побуждений они ни были совершены. Его нравственные понятия несколько догматичны, хотя при всем том он несомненно хороший человек.

Психический процесс, доводящий до самоубийства, с большой глубиной охарактеризован самим Вертером: "Человек может сносить радость, горе, боль лишь до известной степени, а когда эта степень превышена, он гибнет... Посмотри на человека с его замкнутым внутренним миром: как действуют на него впечатления, какие навязчивые мысли пускают в нем корни, пока все растущая страсть не лишит его всякого самообладания и не доведет до погибели" (12 августа). Вертер совершенно точно предвосхищает свою судьбу, еще не зная, что с ним будет.

Спор, однако, обнаруживает не только расхождение во взглядах на самоубийство. Речь идет о критериях нравственной оценки поведения человека. Альберт хорошо знает, что хорошо и что плохо. Вертер отвергает такую мораль. Поведение человека определяется, по его мнению, природой: "Человек всегда останется человеком, и та крупица разума, которой он, быть может, владеет, почти или вовсе не имеет значения, когда свирепствует страсть и ему становится тесно в рамках человеческой природы". Более того, как утверждает Вертер, "мы имеем право по совести судить лишь о том, что прочувствовали сами".

Есть в романе еще один персонаж, который никак нельзя обойти вниманием. Это - "издатель" писем Вертера. Важно его отношение к Вертеру. Он сохраняет строгую объективность рассказчика, сообщающего только факты. Но иногда, передавая речи Вертера, он воспроизводит тональность, присущую поэтической натуре героя. Речь "издателя" становится особенно важной в конце повествования, когда излагаются события, предшествующие смерти героя. От "издателя" мы узнаем и о похоронах Вертера.

Юный Вертер - первый герой Гете, у которого две души. Цельность его натуры только кажущаяся. С самого начала в нем ощущается и способность радоваться жизни, и глубоко коренящаяся меланхолия. В одном из первых писем Вертер пишет другу: "Недаром ты не встречал ничего переменчивей, непостоянней моего сердца... Тебе столько раз приходилось терпеть переходы моего настроения от уныния к необузданным мечтаниям, от нежной грусти к пагубной пылкости!" (13 мая). Наблюдая себя, он делает открытие, снова обнаруживающее присущую ему двойственность: "...как сильна в человеке жажда бродяжничать, делать новые открытия, как его манят просторы, но наряду с этим в нас живет внутренняя тяга к добровольному ограничению, к тому, чтобы катиться по привычной колее, не оглядываясь по сторонам". Натуре Вертера присущи крайности, и он признается Альберту, что ему гораздо приятнее выходить за рамки общепринятого, чем подчиняться рутине повседневности: "Ах, вы разумники! Страсть! Опьянение! Помешательство! А вы, благонравные люди, стоите невозмутимо и безучастно в сторонке и хулите пьяниц, презираете безумцев и проходите мимо, подобно священнику, и, подобно фарисею, благодарите господа, что он не создал вас подобными одному из них. Я не раз бывал пьян, в страстях своих всегда доходил до грани безумия и не раскаиваюся ни в том, ни в другом" (12 августа).

Трагедия Вертера еще и в том, что кипящим в нем силам не оказывается применения. Под влиянием неблагоприятных условий сознание его становится все более болезненным. Вертер часто сравнивает себя с людьми, вполне уживающимися с тем строем жизни, который господствует. Таков и Альберт. Но Вертер так жить не может. Несчастливая любовь усугубляет его склонность к крайностям, резкие переходы их одного душевного состояния в противоположное, изменяет его восприятие окружающего. Было время, когда он "чувствовал себя словно божеством" посреди буйного изобилия природы, теперь же даже старания воскресить те невыразимые чувства, которые раньше возвышали его душу, оказывается болезненным и заставляет вдвойне ощутить весь ужас положения.

Письма Вертера с течением времени все больше выдают нарушения его душевного равновесия:. Признания Вертера подкрепляет и свидетельство "издателя": "Тоска и досада все глубже укоренялись в душе Вертера и, переплетаясь между собой, мало-помалу завладели всем его существом. Душевное равновесие его было окончательно нарушено. Лихорадочное возбуждение потрясало весь его организм и оказывало на него губительное действие, доводя до полного изнеможения, с которым он боролся еще отчаяннее, чем со всеми прочими напастями. Сердечная тревога подтачивала все прочие духовные силы его: живость, остроту ума; он стал несносен в обществе, несчастье делало его тем несправедливее, чем несчастнее он был."

Самоубийство Вертера явилось естественным концом всего пережитого им, оно было обусловлено особенностями его натуры, в которой личная драма и угнетенное общественное положение дали перевес болезненному началу. В конце романа одной выразительной деталью еще раз подчеркнуто, что трагедия Вертера имела не только психологические, но и социальные корни: "Гроб несли мастеровые. Никто из духовенства не сопровождал его."

В эту предреволюционную эпоху личные чувства и настроения в смутной форме отражали глубокое недовольство существующим строем. Любовные страдания Вертера имели не меньшее общественное значение, чем его насмешливые и гневные описания аристократического общества. Даже жажда смерти и самоубийство звучали вызовом обществу, в котором думающему и чувствующему человеку нечем было жить.

Иоганн Вольфганг Гёте

«Страдания юного Вертера»

Именно этот жанр, характерный для литературы XVIII в., выбирает Гете для своего произведения, действие же происходит в одном из небольших немецких городков в конце XVIII в. Роман состоит из двух частей — это письма самого Вертера и дополнения к ним под заголовком «От издателя к читателю». Письма Вертера адресованы его другу Вильгельму, в них автор стремится не столько описать события жизни, сколько передать свои чувства, которые вызывает у него окружающий мир.

Вертер, молодой человек из небогатой семьи, образованный, склонный к живописи и поэзии, поселяется в небольшом городке, чтобы побыть в одиночестве. Он наслаждается природой, общается с простыми людьми, читает своего любимого Гомера, рисует. На загородном балу молодёжи он знакомится с Шарлоттой С. и влюбляется в неё без памяти. Лотта, так зовут девушку близкие знакомые, — старшая дочь княжеского амтмана, всего в их семье девять детей. Мать у них умерла, и Шарлотта, несмотря на свою молодость, сумела заменить её своим братьям и сёстрам. Она не только внешне привлекательна, но и обладает самостоятельностью суждений. Уже в первый день знакомства у Вертера с Лоттой обнаруживается совпадение вкусов, они легко понимают друг друга.

С этого времени молодой человек ежедневно проводит большую часть времени в доме амтмана, который находится в часе ходьбы от города. Вместе с Лоттой он посещает больного пастора, ездит ухаживать за больной дамой в городе. Каждая минута, проведённая вблизи неё, доставляет Вертеру наслаждение. Но любовь юноши с самого начала обречена на страдания, потому что у Лотты есть жених, Альберт, который поехал устраиваться на солидную должность.

Приезжает Альберт, и, хотя он относится к Вертеру приветливо и деликатно скрывает проявления своего чувства к Лотте, влюблённый юноша ревнует её к нему. Альберт сдержан, разумен, он считает Вертера человеком незаурядным и прощает ему его беспокойный нрав. Вертеру же тяжело присутствие третьего лица при свиданиях с Шарлоттой, он впадает то в безудержное веселье, то в мрачные настроения.

Однажды, чтобы немного отвлечься, Вертер собирается верхом в горы и просит у Альберта одолжить ему в дорогу пистолеты. Альберт соглашается, но предупреждает, что они не заряжены. Вертер берет один пистолет и прикладывает ко лбу. Эта безобидная шутка переходит в серьёзный спор между молодыми людьми о человеке, его страстях и разуме. Вертер рассказывает историю о девушке, покинутой возлюбленным и бросившейся в реку, так как без него жизнь для неё потеряла всякий смысл. Альберт считает этот поступок «глупым», он осуждает человека, который, увлекаемый страстями, теряет способность рассуждать. Вертеру, напротив, претит излишняя разумность.

На день рождения Вертер получает в подарок от Альберта свёрток: в нем бант с платья Лотты, в котором он увидел её впервые. Молодой человек страдает, он понимает, что ему необходимо заняться делом, уехать, но все время откладывает момент расставания. Накануне отъезда он приходит к Лотте. Они идут в их любимую беседку в саду. Вертер ничего не говорит о предстоящей разлуке, но девушка, словно предчувствуя её, заводит разговор о смерти и о том, что последует за этим. Она вспоминает свою мать, последние минуты перед расставанием с ней. Взволнованный её рассказом Вертер тем не менее находит в себе силы покинуть Лотту.

Молодой человек уезжает в другой город, он становится чиновником при посланнике. Посланник придирчив, педантичен и глуп, но Вертер подружился с графом фон К. и старается в беседах с ним скрасить своё одиночество. В этом городке, как оказывается, очень сильны сословные предрассудки, и молодому человеку то и дело указывают на его происхождение.

Вертер знакомится с девицей Б., которая ему отдалённо напоминает несравненную Шарлотту. С ней он часто беседует о своей прежней жизни, в том числе рассказывает ей и о Лотте. Окружающее общество досаждает Вертеру, и его отношения с посланником делаются все хуже. Дело кончается тем, что посланник жалуется на него министру, тот же, как человек деликатный, пишет юноше письмо, в котором выговаривает ему за чрезмерную обидчивость и пытается направить его сумасбродные идеи в то русло, где они найдут себе верное применение.

Вертер на время примиряется со своим положением, но тут происходит «неприятность», которая заставляет его покинуть службу и город. Он был с визитом у графа фон К., засиделся, в это время начали съезжаться гости. В городке же этом не принято было, чтобы в дворянском обществе появлялся человек низкого сословия. Вертер не сразу сообразил, что происходит, к тому же, увидев знакомую девицу Б., он разговорился с ней, и только когда все стали коситься на него, а его собеседница с трудом могла поддержать беседу, молодой человек поспешно удалился. На следующий же день по всему городу пошли сплетни, что граф фон К. выгнал Вертера из своего дома. Не желая ждать, когда его попросят покинуть службу, юноша подаёт прошение об отставке и уезжает.

Сначала Вертер едет в родные места и предаётся сладостным воспоминаниям детства, потом принимает приглашение князя и едет в его владения, но здесь он чувствует себя не на месте. Наконец, не в силах более переносить разлуку, он возвращается в город, где живёт Шарлотта. За это время она стала женой Альберта. Молодые люди счастливы. Появление Вертера вносит разлад в их семейную жизнь. Лотта сочувствует влюблённому юноше, но и она не в силах видеть его муки. Вертер же мечется, он часто мечтает заснуть и уже больше не просыпаться, или ему хочется совершить грех, а потом искупить его.

Однажды, гуляя по окрестностям городка, Вертер встречает сумасшедшего Генриха, собирающего букет цветов для любимой. Позднее он узнает, что Генрих был писцом у отца Лотты, влюбился в девушку, и любовь свела его с ума. Вертер чувствует, что образ Лотты преследует его и у него не хватает сил положить конец страданиям. На этом письма молодого человека обрываются, и о его дальнейшей судьбе мы узнаем уже от издателя.

Любовь к Лотте делает Вертера невыносимым для окружающих. С другой стороны, постепенно в душе молодого человека все более укрепляется решение покинуть мир, ибо просто уйти от возлюбленной он не в силах. Однажды он застаёт Лотту, перебирающую подарки родным накануне Рождества. Она обращается к нему с просьбой прийти к ним в следующий раз не раньше сочельника. Для Вертера это означает, что его лишают последней радости в жизни. Тем не менее на следующий день он все же отправляется к Шарлотте, вместе они читают отрывок из перевода Вертера песен Оссиана. В порыве неясных чувств юноша теряет контроль над собой и приближается к Лотте, за что та просит его покинуть её.

Вернувшись домой, Вертер приводит в порядок свои дела, пишет прощальное письмо своей возлюбленной, отсылает слугу с запиской к Альберту за пистолетами. Ровно в полночь в комнате Вертера раздаётся выстрел. Утром слуга находит молодого человека, ещё дышащего, на полу, приходит лекарь, но уже поздно. Альберт и Лотта тяжело переживают смерть Вертера. Хоронят его недалеко от города, на том месте, которое он выбрал для себя сам.

Гете выбирает именно этот, характерный литературе XVIII в. жанр для своего произведения. Действие происходит в конце XVIII века в одном из городков Германии. В романе две части – письма Вертера и к ним дополнения с заглавием «От издателя к читателю».

Уединившись в небольшом городке образованный из небогатой семьи молодой человек, общаясь с простыми людьми, наслаждается природой, рисует, читает любимого Гомера. На молодежном балу за городом он знакомится с Шарлоттой, которая заменила для своих братьев и сестер умершую мать. Вертер и Лотта обнаружили совпадение вкусов и взаимопонимание.

Вертер большую часть времени проводит вместе с Лоттой, участвуя в совместной благотворительности, чувствуя наслаждение от общения с ней и испытывая страдания от того, что у Лотты уже есть жених, Альберт. Он приезжает в городок, деликатен и приветлив, но Вертеру тяжело от присутствия Альберта при свиданиях.

Собираясь верхом в горы, Вертер взял на время у Альберта пистолеты и в шутки приставляет один из них ко лбу, что вызвало серьезный спор о человеке, его разуме и страстях. Альберт на день рождения дарит Вертеру сверток с бантом от платья Лотты, это вызвало всплеск страданий в душе юноши и он решает уехать. Накануне отъезда он встречается в любимой беседке с Лоттой, они разговаривают, предчувствуя разлуку, Лотта вспоминает свою мать, но Вертер находит силы расстаться с Лоттой.

Юноша уезжает, становится чиновником в другом городе при посланнике, глупом, придирчивом и педантичном. Городок оказался непростой, с сильными сословными предрассудками, где постоянно указывают на происхождение. Вертер знакомиться с некой девицей, которая чем-то напоминает Шарлотту и проводит с ней время, в то же время отношения его с посланником становятся все хуже. Вертер примиряется на время со своим положением, но после происшедшей «неприятности» ему пришлось покинуть и службу и город. Он случайно оказался присутствующим в дворянском обществе, что было недопустимо для человека низкого сословия. Это и привело к необходимости прошения об отставке и отъезду.

Вертер сначала едет в родные места, но все же возвращается в город, где проживает Шарлотта. Она вышла замуж за Альберта, но появление Вертера вносит в ее семейную жизнь разлад. Любовь к Лотте сделала его невыносимым для окружающих. Вертер также потерял покой. Постепенно у него укрепляется решение покинуть этот мир. Однажды он встретил Лотту накануне рождества, но она просит зайти к ним не раньше сочельника в следующий раз. Вертер воспринимает это как лишение его последней радости в жизни, но все же он отправляется на следующий день к Шарлотте. Юноша теряет контроль - в порыве чувств приблизился к Лотте, но та просит ее покинуть.

Московский Государственный Университет им. М.В. Ломоносова

© 2006 «РЕФЕРАТЫ ДЛЯ ЖУРФАКОВЦЕВ»

HTTP://JOURNREF.NAROD.RU

Факультет журналистики.

Жанровые особенности романа Гете «Страдания юного Вертера».

Преподаватель: Ванникова Н.И.

Реферат студентки II курса

Москва 2004

Одно из важнейших произведений Гете – это эпистолярный роман «Страдания юного Вертера»(1774)- одно из выдающихся произведений немецкого и европейского сентиментализма. По словам Энгельса, Гете совершил один из величайших критических подвигов, написав «Вертера», который никак не может быть назван лишь простым сентиментальным романом с любовной фабулой . Главное в нем – это «эмоциональный пантеизм», стремление героя осуществить хотя бы в своем «сердце» естественное состояние. Невозможность его достижения логически приводит к развязке – безвременной гибели Вертера.

Форма романа в письмах стала художественным открытием XVIII века, она давала возможность показывать человека не только в ходе событий и приключений, но и в сложном процессе его чувствований и переживаний, в его отношении к окружающему внешнему миру. Все письма в романе принадлежат одному лицу - Вертеру; перед нами – роман-дневник, роман-исповедь, и все происходящие события мы воспринимаем глазами этого героя. Лишь только краткое вступление, отрывок «От издателя к читателю» и концовка объективированы – они написаны от лица автора.

Поводом к созданию романа явилась любовь Гете к Шарлотте Буфф. Он познакомился с ней в июне 1772 года, когда служил в Имперском суде в Вецларе. У Гете были добрые дружеские отношения с женихом Шарлоты, также служившим в Вецларе, Кестнером, и когда он понял, что его чувство к Лотте нарушает покой его друзей, он удалился. «Я оставляю вас счастливыми, но не ухожу из ваших сердец», - писал он Шарлотте. Приблизительно такие же слова мы видим в прощальном письме Вертера.

Сам Гете ушел от любимой, но не ушел из жизни, однако прототип самоубийцы-влюбленного также взят из реальных событий. Другой вецларский чиновник, знакомый Гете, Иерузалем оказался в сходных обстоятельствах, полюбив замужнюю женщину, но не найдя выхода, покончил жизнь самоубийством. Интересно отметить, что сочувствуя Иерузалему, он прежде всего с возмущением пишет об окружавших его людях, которые довели его до самоубийства: «Несчастный! Но эти дьяволы, эти подлые люди, не умеющие наслаждаться ничем, кроме отбросов суеты, воздвигшие в своем сердце кумирни сластолюбию, идолопоклонствующие, препятствующие добрым начинаниям, ни в чем не знающие меры и подтачивающие наши силы! Они виноваты в этом несчастье, в нашем несчастье. Убирались бы они к черту, своему собрату!»

Таким образом, мы видим, что содержание романа выходит за рамки автобиографического, нельзя рассматривать это произведение лишь как отражение душевной «вецларской драмы». Значение выведенных Гете характеров и обобщений значительно глубже и шире. Роман восходит к определенной традиции (от Ричардсона до Руссо), являясь в то же время новым художественным явлением эпохи. В нем чувство органически слито с характером.

Важно отметить также, что трагедия сводится не только к истории неудовлетворенной любви; в центре романа – и философски осмысленная тема: человек и мир, личность и общество. Именно это дало основание Томасу Манну отнести «Страдания юного Вертера» к тем книгам, которые предрекли и подготовили Французскую революцию . Да, и сам Гете говорил, что «Вертер» «начинен взрывчаткой». Обладая мощным бунтарским зарядом, он не мог не вызвать отклика в стране, готовившейся к революции.

О любви же, описанной Гете можно сказать словами Стендаля :

«<…> Любовь в стиле Вертера <…> это новая жизненная цель, которой все подчиняется, которая меняет облик всех вещей. Любовь-страсть величественно преображает в глазах человека всю природу, которая кажется чем-то небывало новым, созданным только вчера».

Итак, Гете, определяя жанр своего произведения, сам называет его романом. «Роман – это большая форма эпического жанра литературы. Его наиболее общие черты: изображение человека в сложных формах жизненного процесса, многолинейность сюжета, охватывающего судьбы ряда действующих лиц, многоголосие, отсюда – большой объем сравнительно с другими жанрами. Понятно, конечно, что эти черты характеризуют основные тенденции развития романа и проявляются крайне многообразно» . «Вертер» Гете отвечает этим немногим требованиям. Здесь и изображение чувств страдающего молодого человека, и любовный треугольник, и интрига, и, как было сказано выше, поднята острая социальная тема – человек и общество. Таким образом, налицо и многослойность (тема любви, тема страдающего человека в обществе) сюжета. Обе темы постоянно переплетаются друг с другом, однако характер их разработки и художественных обобщений различен. В первом случае мотивировки приобретают преимущественно психологический характер, во втором – главным образом социальный, бытовой. Любовью принизан весь роман, собственно любовь и есть причина «страданий юного Вертера». В раскрытии второй темы показателен эпизод, в котором граф фон К. пригласил героя на обед, а как раз в тот день у него собирались знатные кавалеры и дамы. Вертер не думал, что «подначальным там не место». Его присутствия старались не замечать, знакомые отвечали лаконически, « женщины шушукались между собой на другом конце залы», «потом стали перешептываться и мужчины». В итоге по просьбе гостей граф был вынужден сказать Вертеру, что общество недовольно его присутствием, т.е. по сути просто попросил его уйти.

В современном литературоведении «Вертер» часто интерпретируется как «сентиментально-романтический» роман, как явление преромантизма. Представляется, что, несмотря на то, что «Вертер» прокладывает путь романтическому (в частности, исповедальному) роману, целостность его поэтической системы определяется просветительской эстетикой. Это противоречивое и динамичное произведение, в котором сосуществуют представления о гармонии и дисгармонии мира, сентиментализм в единстве со штюрмерским идеалом, просветительская поэтика и ее наметившийся кризис.

«Вертера» называют «романом в письмах», но записи эти принадлежат перу одного человека – Вертера, он ведет рассказ от своего лица. Вертер пишет своему хорошему старому другу Вильгельму («Ты издавна знаешь мою привычку приживаться где-нибудь, находить себе приют в укромной уголке и располагаться там, довольствуясь малым. Я и здесь облюбовал себе такое местечко»), которому рассказывает все, что чувствует. Интересно, что подразумевается, что Вильгельм ему дает какие-то советы, отвечает, высказывает свои мнения, мы это видим соответственно в записях Вертера:

«Ты спрашиваешь, прислать ли мне мои книги. Милый друг, ради бога, избавь меня от них!»

«Прощай, письмо тебе понравится своим чисто повествовательным характером».

«Почему я не пишу тебе, спрашиваешь ты, а еще слывешь ученым. Мог бы сам догадаться, что я вполне здоров и даже…словом, я свел знакомство, которое живо затронуло мое сердце».

«Я отнюдь не решил послушаться вас и поехать с посланником в ***.Мне не очень-то по нутру иметь над собой начальство, а тут все мы еще знаем, что и человек-то он дрянной. Ты пишешь, что матушка хотела бы определить меня к делу».

«Так как ты очень печешься о том, чтобы я не забросил рисования, я предпочел обойти этот вопрос, чем признаться тебе, сколь мало мною сделано за последнее время».

«Благодарю тебя, Вильгельм, за сердечное участие, за доброжелательный совет и прошу лишь об одном – не тревожься».

Но вернемся к характеристике жанра. Роман было бы правильнее назвать «лирическим дневником», вдохновенным «монологом». И это имеет значение. Именно письмам, носившим интимный характер, Вертер мог доверить свои самые откровенные мысли и чувства:

«Никогда еще не были так пленительны ее губы, казалось, они, приоткрываясь, жадно впитывают сладостные звуки инструмента, и лишь нежнейший отголосок слетает с этих чистых уст. Ах, разве можно выразить его! Я не устоял; склонившись, дал я клятву: «Никогда не дерзну я поцеловать вас, уста, осененные духами!» И все же…понимаешь ты, передо мной точно какая-то грань…Мне надо ее перешагнуть…вкусить блаженство…а потом, после падения, искупить грех! Полно, грех ли?»

Вертер цитирует свои мысли и идеи, не просто описывает события жизни, также он сопоставляет свои эмоции с эмоциями книжных героев:

«Порой я говорю себе: «Твоя участь беспримерна!» - и называю других счастливцами. Еще никто не терпел таких мучений! Потом начну читать поэта древности, и мне чудится, будто я заглядываю в собственное сердце. Как я страдаю! Ах, неужто люди бывали так же несчастливы до меня?»

Итак, «Страдания юного Вертера» - это сентиментальный дневник-исповедь влюбленного человека. Интересно отметить, что если в сентиментальном романе эмоциональность – это особый душевный склад, тонкость чувств, ранимость, комплекс моральных норм, которые определены естественной сущностью человека, то в исповедальном романе эмоциональность становится лирической призмой восприятия мира, способом познания действительности. Мне кажется, в записях Вертера мы видим черты и первого, и второго, наблюдая само развитие чувств, душевные терзания героя его же глазами, формулируя его же словами. Такое сочетание, изменение…как раз с помощью этого осуществляется новое содержание и своеобразие мышления («…форма есть не что иное как, как переход содержания в форму»).

В таком контексте важно рассмотреть структуру «Вертера». В романе прослеживается линейная композиция, автор отделен от героя, другие персонажи важны для описания жизни героя. В «Вертере» примечания, комментарии издателя постоянно вторгаются в текст: в начале, середине и конце. Причем в начале перед нами предстает образ автора-советчика – он дает понять, что историю эту отыскал, потому что она будет интересна читателю и полезна особенно для «бедняги подпавшего тому же искушению». В главе «От издателя читателю» издатель замечает, что «относительно характеров действующих лиц мнения расходятся и оценки различны». Если Альберт и друзья порицают Вертера, то в тоне издателя осуждение и сострадание неотделимы, а в самой исповеди Вертер и вовсе эстетизируется. Таким образом, важно отметить, что нет уже открытых морализаторских тенденций, нет явного суда. Это позволяет говорить о первых шагах к новому соотношению автора и героя, которое воплотится в романтической поэтике.

Гете и знать не знал о тех связях, что соединяют дочь судьи с секретарем посольства Ганновера. И когда в какой-то момент он остался наедине с Лоттой, то не выдержал, склонился над ее рукой и прильнул к ней губами. Мимолетное прикосновение пробудило в нем много надежд...

Бал

Пассажирская карета переехала каменный моет через Лан и остановилась под липами около почтовой станции. Гете ступил на мостовую. Вецлар-на-Лане, куда он прибыл, - красиво расположенный, но маленький и плохо построенный городок, производил унылое впечатление. Зато окрест, он заметил это из окна кареты, пейзаж поражал своим великолепием. Гете запомнил этот день - 24 мая 1772 года.

На следующее утро молодой человек записался в присутствие в чине референдария. Ему предстояло заняться дальнейшим изучением юриспруденции, а точнее говоря, стать практикантом в Имперской судебной палате. Такова была воля старого господина в напудренном парике, однажды решившего, что его единственный сын, полгода назад вернувшийся из Страсбурга в родной Франкфурт лиценциатом права, должен обречь себя на прозябание в Вецларе.

Очень скоро, однако, Гете стало ясно, что ничего особенного его в захудалом Вецларе не ждет. Не лучше ли бродить по долинам и лесам, созерцать прекрасный сельский ландшафт, оживленный приветливой речкой, чистой серебряной нитью протянувшейся в долине, и предаваться сладостным мечтам? Или рисовать окрестные пейзажи, находя в них отзвук своим настроениям, а может быть, и чудесное родство, внутреннее созвучие с ними, когда взгляд живописца сливается со взглядом поэта?

Пройдут годы, и Гете будет с благоговением вспоминать ставшую столь милой сердцу обстановку, которая так украсила его пребывание в долине Лана. Но только ли пейзаж, только ли охватившее его здесь чувство родства с природой будет тому причиной?

Однажды, в начале июля, Гете возвращался с прогулки. В руках папка с рисунками, под мышкой томик Гомера.

На проселке послышался цокот. Гете обернулся. Его нагонял всадник. Когда тот поравнялся с ним и, спрыгнув на землю, неуклюже поклонился, он узнал в нем слугу графа Айнзиделя, молодого владельца Гарбенхейма - деревни под Вецларом.

Ты кого ищешь, Вильгельм?

Вас, господин, - ответил тот и протянул записку. Это было приглашение на загородный бал.

Поблагодари своего хозяина и передай, что я с удовольствием приму участие в празднике.

И Гете заспешил в город, ему еще предстояло заехать за двумя девицами, кузинами графа, и по дороге захватить одну их подружку.

Она, по крайней мере, хорошенькая? - полюбопытствовал он, когда карета, миновав широкую лесную просеку, подъезжала к окаймленному каштанами и вязами приземистому, сельского типа домику с черепичной крышей.

Премилая, - услышал он в ответ. - К несчастью для вас, она уже помолвлена, - лукаво заметила Марианна, одна из его спутниц, одетая, как и ее кузина Кетхен, по последней моде, - обе нежные, свежие и беспечные.

Ответить он не успел, так как карета остановилась и надо было помочь дамам выйти. Служанка, отворившая ворота, попросила обождать: фрейлейн Лотхен через минуту будет готова. Гете огляделся. Просторный двор, дом основательный, крепкий. Три пологих ступеньки вели на крыльцо. Из-за приоткрытой застекленной двери доносились крики детей. Заглянув в прихожую, Гете увидел навсегда запомнившуюся ему картину: «В прихожей шестеро детей от одиннадцати до двух лет окружили стройную девушку в простеньком белом платье с розовыми бантами на груди и на рукавах. Она держала в руках каравай черного хлеба, отрезала окружавшим ее малышам по куску, сообразно их годам и аппетиту, и ласково оделяла каждого, и каждый протягивал ручонку и выкрикивал «спасибо» задолго до того, как хлеб был отрезан, а потом одни весело, вприпрыжку убегали со своим ужином, другие же, те, что посмирнее, тихонько шли к воротам посмотреть на чужих людей и на карету, в которой уедет их Лотта».

Эта картина домашнего уюта, представшая перед ним во всей своей трогательной простоте, заворожила Гете, застывшего на пороге. Но особенно его поразил легкий, изящный облик, голос, движения молодой девушки, которую дети называли Лоттой. Он сразу угадал в ней чистую здоровую натуру, полную жизнерадостной энергии. Видно было, что она скромна, непритязательна и создана не для того, чтобы внушать отчаянные страсти, но чтобы привлекать к себе все сердца. Свежим радостным воздухом веяло вблизи нее. Словом, Лотта была наделена качествами, которые, как признается Гете, всегда его прельщали, и он льнул к тем, кто ими обладал.

Когда карета подъехала к бальному павильону в Вольпертсхаузене, Гете был, по его словам, точно во сне. Замечтавшись, убаюканный вечерним сумраком и близостью очаровательной спутницы, он не слышал музыки, гремевшей сверху, из освещенной залы. Но и там, в свете сверкающих люстр, ему еще больше стало казаться, что все это происходит во сне. Ничего не видя вокруг, он вальсировал, держа в своих объятиях прелестнейшую девушку. Ее лицо, устремленное к нему, нежная улыбка, блуждающая на губах, аромат ее прекрасных золотистых волос, блеск голубых глаз, откровенно выражавших искреннейшее, невинное удовольствие, - все опьяняло и завораживало.

За окном, над долиной, раскатисто гремел гром, но он не слышал его сердитого ворчания, как не обращал внимания и на свою шпагу, немного мешавшую ему в танце. И правда, Шарлотта Буфф, таково было полное имя его обворожительной партнерши, по общему мнению, была в тот вечер великолепна. Мужчины с восхищением следили за любительницей танцев, которую так красило воздушное белое платье с розовыми бантами, и завидовали ее кавалеру. Увы, не ему, Гете, оказавшемуся лишь временным партнером юной красавицы, а тому, в чей дом ей предстояло вскоре войти в качестве жены, - Иоганну Кристиану Кестнеру.

Надежда

За две недели, что Гете прожил в Вецларе, он, казалось, проник во все секреты маленького городка. Знал он и прозвище, которым вецларское общество наградило господина советника Кестнера - «жених». Но то, что именно этот тридцатилетний чиновник, первый секретарь при посольстве Ганновера, является женихом Шарлотты Буфф, - это было для него неожиданностью. Только теперь он вспомнил слова, брошенные одной из кузин в карете, которым он не придал тогда никакого значения, о том, что Лотта помолвлена. Впрочем, официально помолвка еще не состоялась, и молодой Кестнер еще не попросил у судьи Буффа руки его дочери, но никто в Вецларе на этот счет не заблуждался: через полгода-год Шарлотту станут называть госпожой Кестнер.

Однако в тот вечер, входя под руку с фрейлейн Буфф в праздничный зал, Гете и знать не знал о тех связях, что соединяют дочь судьи с секретарем посольства Ганновера. И когда в какой-то момент он остался наедине с Лоттой, то не выдержал, склонился над ее рукой и прильнул к ней губами. Мимолетное прикосновение пробудило в нем много надежд. Окрыленный, он испросил у Лотты разрешение навестить ее.

Однако на другой день, отправляясь на , Гете уже знал о Кестнере и о тех отношениях, которые существовали между ним и Лоттой. Тем не менее, одетый в новый фрак, сшитый на заказ во Франкфурте на английский манер - с отворотами и обшлагами, он все же появился под деревьями старого дома судьи Буффа.

Куда девались его беспечность и неистребимая ветреность, что, по словам друзей, делали его похожим на беззаботного воробышка. С тихим восхищением молодой влюбленный взирал на свою Элоизу, был счастливо несчастным подле нее, не испытывая иного желания, как изо дня в день наслаждаться ее присутствием, ловить взгляд, слышать голос, исполнять ее желания.

Однажды, подъезжая к дому под деревьями, Гете заметил треуголку и сразу узнал того, о ком он старался все эти дни не думать. Во дворе рядом с Лоттой стоял советник Кестнер, который недавно вернулся из поездки в Ганновер. Мелькнула мысль: как хорошо, что он не видел их встречу. У Гете еще оставалось время, чтобы повернуть назад, но вместо этого он поклонился. Перед ним стоял жених его Лотты, прилежный служащий, сдержанный и на немецкий манер абсолютно невозмутимый.

Кестнер учтиво ответил на приветствие, затем, протянув руку, другой обнял его как брата. Лицо Лотты озарилось улыбкой. В этот момент возникло странное вецларское трио - все трое отныне стали неразлучными. И в самом деле, это был странный любовный союз.

Стояло дивно прекрасное лето, они бродили среди спелых хлебов, наслаждались свежестью росистого утра; песнь жаворонка, крик перепела веселили их души; в жаркие часы, когда разражались страшные грозы, они лишь теснее льнули один к другому; постоянству чувств, казалось, не будет конца, и вообще они не понимали, как смогут обходиться друг без друга. Это была настоящая сельская идиллия: невинная, поэтическая на фоне прекрасной, почти сказочной природы.

С сердцем, которое терзала досада, Гете часами размышлял о необычности такой ситуации. Верный привычке доверять душевное состояние бумаге, он делает записи, которые потом так пригодятся ему, пишет стихи . Бывало и так, что, вскочив на коня, он бежал в горы и исчезал на несколько дней. Вернувшись, обнаруживал на своем столе ворох записок от Шарлотты: «Когда же вы навестите нас снова?» Не в силах противиться желанию увидеть ее, он на следующий день возвращался к своей странной любви. И снова его взгляд встречался с голубыми невинными глазами фрейлейн Буфф.

Ах, дорогая Лотта, я хотел попросить вас об одном одолжении, - лепечет он, путаясь и запинаясь от волнения пуще обычного, отчего его франкфуртский выговор с его и без того небрежной, смазанной дикцией становится просто несносным. - Ради Бога, не промокайте ваши записки песком. Представьте себе, что вчера, едва я поднес ваше письмо к губам... - сделав паузу, испытующе посмотрел на Шарлотту своими карими близко посажеными глазами, - как проклятый песок заскрипел у меня на зубах.

К его досаде, она и бровью не повела при этих словах. Понимала ли вообще его фрейлейн Буфф? Или надежда на то, что милая Лотта разделит его привязанность, - напрасная иллюзия? Временами ему казалось, что он осознал все до конца и пора покончить с этой двусмысленностью, прекратить встречи с ней и ее женихом. И хотя последний заслуживал всяческих похвал и вел себя в высшей степени благородно - ни разу в присутствии своего соперника Кестнер не обменялся с фрейлейн Буфф какой-нибудь лаской, - несмотря на это, Гете едва сдерживался. Наконец он понял, что у него нет шансов на успех. Лотта останется верной своему выбору.

Он стоял перед домом под вязами и провожал взглядом солнце, в последний раз на его глазах заходившее над долиной и тихой рекой.

Прощай, Шарлотта, - сказал Гете, - прощай, Кестнер.

До завтра, друг мой, - услышал он в ответ.

Погожим ранним утром Гете вышел из Вецлара и двинулся пешком вдоль Лана. Он шел очаровательными берегами, удивительно разнообразными, свободный в силу своего решения, но скованный ю, в том душевном состоянии, когда близость живой и молчаливой природы становится истинно благотворной. Взор его созерцал близи и дали, горы, поросшие кустарником, замки на каменистых уступах и синеющие вдали горные цепи.

Багаж был им отправлен заранее во Франкфурт, так что шагал он налегке, предаваясь своим чувствам и фантазиям.

Через несколько дней он добрался до Эмса, где сел в лодку, и, спустившись по реке, поплыл вверх по Рейну на яхте, возвратившейся в Майнц. Впрочем, путешествие это подробно описано автором в автобиографии, поэтому нет особой нужды останавливаться на нем.

Вернемся лучше на время назад, в Вецлар, и посмотрим, что происходит там.

В тот же день, когда Гете бежал из города, Шарлотта получила не очень разборчиво написанное письмо. На скамейке перед домом она развернула его и прочла: «Вещи мои уложены, скоро рассвет. Когда вы получите эти строки, знайте, что я ушел... Теперь я один и вправе плакать. Я решил уехать по доброй воле, прежде чем меня прогнали бы невыносимо сложившиеся обстоятельства. Будьте всегда радостной и бодрой, дорогая Лотта. Прощай, тысячу раз прощай!»

Как восприняла она это известие? Исполнилась ли запоздалого сожаления или, наоборот, вздохнула с облегчением? Возможно, почувствовала себя виноватой? Ведь, принимая столь непринужденно знаки его внимания, она невольно поощряла поклонника. И хотя Шарлотта, как настоящая женщина, сумела держать его в узде, однако, проявляя к Гете искренний интерес, она невольно своим поведением принуждала поэта еще больше восхищаться ею. Взвесив все и хорошенько обдумав, она, как и подобает человеку, наделенному здравым смыслом, сделала вывод: «К лучшему то, что он уехал».

Что касается советника Кестнера, то на него известие о бегстве их друга подействовало совершенно определенным образом: он решил ускорить день свадьбы. Всеми уважаемому и добропорядочному, ему совсем не хотелось, хоть и с запозданием, стать объектом насмешек и пересудов.

Исцеление

Гете стоит у окна и, задумавшись, смотрит на франкфуртские крыши. Только что ему принесли картонку из-под шляпки. Открыв ее дрожащими руками и увидев розово-белый свадебный букет, он понял: Шарлотта стала госпожой Кестнер.

Собственно, для него это не было такой уж неожиданностью. Ведь по просьбе нареченных он сам выбрал и отправил им обручальные кольца. И обещал, что в день их свадьбы снимет со стены своей комнаты силуэт, изображающий Шарлотту. Тот самый милый силуэт, с которым он не раз за последние месяцы, после бегства из Вецлара, разговаривал, шагая по комнате. И все же о свадьбе его известили уже после того, как состоялось осочетание. Неужели Кестнер опасался его присутствия? Или, может быть, влюбленные умолчали о дне церемонии, решив пощадить его чувства? Тогда зачем Лотта прислала ему свой букет новобрачной - fleur d"orange? Чтобы он проливал над ним слезы, вдыхая воспоминания о счастье? Но для этого ему достаточно было ранее подаренного ею розового банта с "платья, в котором он увидел ее впервые. И вдруг его осенило: бант знаменовал начало, букет - означал конец.

Черепичные крыши за окном стали ярко-красными от прошедшего дождя. И, словно освеженный его прохладой, поэт стряхнул с себя оцепенение. Он как бы отстранился от бурных событий своей недавней жизни, посмотрел на нее со стороны проникновенным взглядом художника. Наступил этап, когда поэзия поможет ему освободиться от самого себя.

И, как бывало не раз, исцеление от любви Гете нашел в творчестве. Так было и в юные годы, когда увлечение Кетхен Шёнкопф, дочерью трактирщика, исторгло из его души несколько анакреонтических отворений, и потом. Замысел у него всегда был связан с переживанием, любовные стихи он, по его собственному признанию, писал только тогда, когда влюблялся. Восхищение являлось для него одним из основных стимулов творчества. Для того чтобы преодолеть сердечный недуг, избавиться от увлечения, будь то Фредерика Брион или Шарлотта фон Штейн, Лили Шенеман или Марианна фон Виллемар, Минна Герцлиб или Шарлотта Буфф, - ему необходимо было «страсть пережечь в духовное», преобразовать действительность в поэзию и таким образом обрести очищение.

Так было и много позже, когда престарелого поэта посетила последняя любовь к девятнадцатилетней Ульрике фон Левецов. Как мучительный сон вырываются из его груди строки знаменитой «Мариенбадской элегии»:

Я счастлив был, с прекрасной обрученный.

Отвергнут ею, гибну, обреченный .

Но странное дело, завершив работу над элегией, Гете почувствовал, что наступило избавление от сжигавшего его недуга, пришло «исцеление от копья, которым он был ранен». И прав был С. Цвейг, когда написал в своей новелле, посвященной последней любви Гете, что поэта спасла его элегия. Стихи, сочиненные в начале сентября 1823 года, во время поездки в Мариенбад, избавили, вернее, излечили его от «глубочайшей боли».

Точно так же и небольшой томик, рассказавший о сердечной эпопее молодого автора, излечив его от любовного недуга, бросил Гете в «объятия мира», в одно мгновение сделал его имя широко известным. Гений Гете взошел на небосклоне мировой литературы, и его успех объяснялся отнюдь не формой носа поэта, на чем настаивал «пророк с берегов Лиммата», пресловутый физиономист Лафатер. А прежде всего тем, что «Вертер» - это прекрасный образец лирической прозы, произведение, оказавшее огромное влияние на всю последующую литературу. А также и тем, что в такой, казалось бы, личной книге поэт сумел столь ярко и точно выразить свое время, по существу создав духовную исповедь сына века.

Вспоминая тогдашнее свое состояние в период сочинительства, Гете называет его лунатическим прозрением. Перенося в свою книгу пережитое и выстраданное им, он считал: все то, что было в реальной жизни, не поддается дешифровке, ибо, никому не известный юноша, он пережил все это если не втайне, то уж, во всяком случае, без огласки.

Однако так ли это? Удалось ли избежать огласки?

Однажды в полдень, 25 сентября 1774 года, госпоже Кестнер, проживавшей теперь с мужем в Ганновере, был доставлен пакет из Франкфурта. Шарлотта развернула посылку. В ней оказалась книга. «Страдания юного Вертера», - прочла она на обложке. Видимо, это тот самый роман, обрадовалась она, над которым Гете, как он писал, работал последнее время, создавая его назло Богу и людям.

Молодая госпожа Кестнер сгорала от желания поскорее узнать его содержание. Вечером муж приступил к чтению вслух.

Прочитав несколько страниц, господин советник остановился. Взгляд его выразил сначала смущение, потом тревогу, наконец, негодование. Ему показалось, что Гете сошел с ума.

Что ты скажешь по этому поводу, Лотта?

Да, это ужасно, - едва вымолвила она. Супруги сидели один подле другого, а рядом лежала маленькая книжка в сто с лишним страниц, повергшая их в недоумение. Нет, они не обманулись, несмотря на то что автор отнес описываемые события к 1771 году, то есть на год раньше того, как все они трое встретились в Вецларе. Это уловка для детей; разве не ясно, что героиня - это Шарлотта (ее имя сочинитель даже не удосужился изменить!), советник Кестнер превращен в Альберта, а Вертер - это, естественно, сам Гете. Все, все, вплоть до подробностей интимных отношений вецларских обрученных, выставлялось в романе на всеобщее обозрение. Даже самые незначительные детали были, как казалось супругам Кестнер, заимствованы у подлинной реальности; так вот что имел в виду Гете, когда незадолго до этого, в июне, писал им: «...вскоре я пришлю вам друга, который сильно на меня похож; надеюсь, что вы хорошо его примете; его зовут «Вертер». Выходит, он подразумевал эту отвратительную книжонку. Нет, положительно опасно иметь сочинителя своим другом.

Что касается Гете, то он и в самом деле беспокоился, как Кестнеры примут его роман, и не хотел их задеть, а тем паче нанести обиду. Он надеялся на понимание с их стороны. Какое там! Они продолжали гневаться, особенно господин советник. Подумать только, столькие подробности их отношений - Лотты, Кестнера и Гете - в неизменном виде вошли в книгу! А что стоит фраза о том, что в глазах Лотты накануне свадьбы с ним, Кестнером, Гете читал непритворное участие к себе и к своей судьбе. Это уж слишком!

Но там речь идет о черных глазах, Ганс, - робко заметила Шарлотта мужу. - У меня же, как ты видишь, голубые.

Разве дело в глазах! - вскричал Кестнер и с отчаянием отшвырнул книгу. Однако Шарлотта не без досады отметила это несоответствие цвета глаз у нее и у героини Гете. Безошибочный женский инстинкт не обманул ее, но она быстро справилась с возникшим было чувством ревности. А между тем госпожа советница оказалась недалека от истины. Свою Лотту автор создал из обличий и свойств многих женщин (отсюда и черные глаза), хотя главные черты и были им заимствованы у любимейшей. И еще надо учесть свойство Гете, на которое указал в свое время Ш. Сент-Бёв - умение вовремя отстраниться от своих персонажей, даже в тех случаях, когда прототипом их бывал он сам.

Но господину Кестнеру не было никакого дела до умения Гете создавать образы путем слияния различных прототипов; он видел в Лотте лишь свою жену, а в Альберте - личный портрет, отнюдь не лестный, рисующий его жалкой посредственностью. У такой книги, казалось Кестнеру, нет шансов на успех. А раз так, то стоит ли из-за какого-то нескромного романа ссориться с автором, рассуждал советник. И, взяв перо, Кестнер написал примирительное письмо.

Вскоре пришел ответ, где Гете просил у обиженных им друзей прощения. И они простили его, причем Шарлотта сделала это с радостью, ибо втайне чувствовала себя польщенной - стать вдохновительницей автора такой книги!

«Мир убивает самых добрых, самых нежных и самых сильных без разбора. А если ты ни то, ни другое и не третье, то можешь быть уверен, что и твой черед настанет, только не так скоро.»

Э.Хемингуэй «Гертруда Стайн»

«Для поэта нет ни одного лица исторического, он хочет изобразить свой нравственный мир»

В воспоминаниях М.Шагинян описывает, как в юности испытала несчастную любовь и покушалась на самоубийство. Ее откачали и поместили на время в больницу. Ее няня, ища способ успокоить ее, говорила:»Ты взгляни, сколько здесь женщин. А где те мужчины, которые умирают от любви?»

«Страдания юного Вертера» — маленькая книжечка. Написав ее, двадцатипятилетний автор на следующий день «проснулся всемирно знаменитым».
«Вертером» зачитывались повсюду. И в Германии, и во Франции, и в России. Ее брал с собой в египетский поход Наполеон Бонапарт.

«Действие этой повести было велико, можно сказать громадно, главным образом потому, что она пришлась ко времени, как достаточно одного клочка тлеющего трута, чтобы взорвать большую мину, так и здесь взрыв, происшедший в читательской среде был так велик потому, что юный мир сам уже подкопался под свои устои». (В.Белинский)

Про что же эта книжка? Про любовь? Про страдания? Про жизнь и про смерть? Про личность и общество? И про то, и про другое, и про третье.

Но что же вызвало такой небывалый интерес к ней? Внимание к внутреннему миру человека. Создание объемного образа героя. Деталировка изображения, психологизм, глубина проникновения в характер. Для 18 века — все это было впервые. (То же самое происходило в живописи того времени. От локального письма Джотто — к деталировке голландцев, где виден каждый лепесток, капля на руке, нежность улыбки.)

«Страдания юного Вертера» был большим шагом в сторону реализма, как в немецкой, так и в общеевропейской литературе 18 века. Уже одни зарисовки бюргерского семейного быта (Лотта в окружении своих сестер и братьев) казались тогда откровением: ведь вопрос достойно ли мещанство быть предметом художественного отображения только решался. Еще более волновало умы изображение чванливого дворянства в романе.

Эпистолярный жанр, в котором написан роман, — одна из составных успеха и интереса к роману. Роман в письмах юноши, который умер от любви. От одного этого у читателей (а особенно у читательниц) того времени дух захватывало.

Гете в старости писал о романе:»Вот создание, которое я вскормил кровью собственного сердца. В него вложено так много внутреннего, взятого из моей собственной души, перечувствованного и передуманного…»
Действительно, в основу романа легла личная душевная драма писателя. В
Вецлере разыгрался несчастный роман Гете с Шарлоттой Буфф (Кестнер).
Искренний друг ее жениха, Гете любил ее, и Шарлотта, хоть и отвергшая его любовь, не оставалась к нему равнодушна. Это знали все трое. Однажды
Кестнер получил записку:»Он ушел, Кестнер, когда вы получите эти строки, знайте, что он — ушел…»

Исходя из собственного сердечного опыта и вплетая в свои переживания историю самоубийства другого несчастного любовника — секретаря брайншвейгского посольства при Вейцлерской судебной палате, молодого
Иерузалема, Гете и создал «Страдания юного Вертера».

«Я бережно собрал все, что мне удалось разузнать об истории бедного
Вертера…» — писал Гете, и был уверен, что читатели «проникнутся любовью и уважением к его уму и сердцу, и прольют слезы над его участью.»

«Бесценный друг, что такое сердце человеческое? Я так люблю тебя. Мы были неразлучны…а теперь мы расстались…» Гете создавал свои работы в русле так чтимых им философских построений Руссо и в особенности Гердера. В силу собственного художественного мироощущения и преломляя мысли Гердера в своем творчестве, он писал и стихи, и прозу не иначе, как «от полноты чувства» («чувство — это все»).

Но его герой гибнет не только от несчастной любви, но и от разлада с обществом, окружающим его. Этот конфликт «обычен». Он свидетельствует о необычности, незаурядности человека. Без конфликта нет героя. Сам герой создает конфликт.

Некоторые критики видят основную причину самоубийства Вертера в его непримеримом разладе со всем буржуазно-аристократическим обществом, а его несчастную любовь расценивают лишь как последнюю каплю, подтвердившую его решение покинуть этот мир. Я никак не могу согласиться с этим утверждением.
Мне кажется, что роман нужно рассматривать прежде всего как лирическое произведение, в котором происходит трагедия сердца, любви, пусть даже разделенной, но не сумевшей соединить влюбленных. Да, принимать во внимание разочарование Вертера в обществе, неприятие им этого общества, непонятость его самого, а отсюда — трагедию одиночества личности в обществе, несомненно, надо. Но не стоит забывать, что причиной самоубийства становится все-таки безнадежная любовь Вертера к Лотте. Действительно,
Вертер вначале разочаровывается в обществе, а не в жизни. И не разделять этого мнения нельзя. То, что он стремится порвать свои отношения с чуждым ему и презираемым им обществом, еще не говорит о том, что он не видит никакого смысла и радости в жизни. Ведь он способен радоваться природе, общению с людьми, которые не надевают масок и ведут себя естественно. Его отрицание общества исходит не из осознанного протеста, а из чисто эмоционального-духовного неприятия. Это не революция, а юношеский максимализм, стремление к добру, логике мира, свойственный в юности, пожалуй, всем, поэтому не стоит преувеличивать его критики общества. Вертер не против общества, как социума, а против его форм, входящих в противоречие с естественностью молодой души.

В трагедии Вертера первично любовное, а общественное вторично. С каким чувством он, еще в первых своих письмах, описывает окружающую его местность, природу:»Душа моя озарена неземной радостью, как эти весенние утра, которыми я наслаждаюсь от всего сердца. Я совсем один и блаженствую в этом краю, словно созданный для таких, как я. Я так счастлив, мой друг, так упоен ощущением покоя…Часто меня томит мысль: «Ах! Как бы выразить, как бы вдохнуть в рисунок то, что так полно, что так трепетно живет во мне, дать отражение моей души, как душа моя — отражение предвечного бога!»

Он пишет, что то ли «обманчивые духи, то ли собственное пылкое воображение» все кругом превращает в рай. Согласитесь, очень трудно назвать
Вертера человеком, разочаровавшимся в жизни. Полная гармония с природой и самими собой. О каком самоубийстве здесь можно говорить? Да, он оторван от общества. Но ведь он же не тяготится этим, это уже в прошлом. Не найдя понимания в обществе, видя его бесчисленные пороки, Вертер отказывается от него. Общество дисгармонично для Вертера, природа — гармонична. В природе он видит красоту и гармонию, а также во всем том, что не утратило своей естественности.

Любовь к Лотте делает Вертера счастливейшим из людей. Он пишет
Вильгельму:»Я переживаю такие счастливые дни, которые Господь приберегает для своих святых угодников, и что бы со мной не случилось, я не посмею сказать, что не познал радостей, чистейших радостей жизни.» Любовь к Лотте возвышает Вертера. Он наслаждается счастьем общения с Лоттой, природой. Он счастлив осознавать, что нужен ей, ее братьям и сестрам. Мысли о ничтожности общества, одолевавшие его когда-то, совсем не омрачают его безграничного счастья.

Только после приезда Альберта, жениха Лотты, Вертер осознает, что навсегда теряет Лотту. А теряя ее, он теряет ВСЕ. Критический взгляд
Вертера на общества не мешает ему жить, и только крах любви, тупик
«душевный и любовный» ведет его к концу. Часто в критических статьях Лотту называют единственной отрадой Вертера. По-моему, это не совсем верно.
Лотта, любовь Вертера к ней, сумела наполнить всю его душу, весь его мир.
Она стала для него не единственной отрадой, а ВСЕМ! И тем трагичнее ожидающая его участь.

Вертер понимает, что должен уехать. Он не в силах смотреть на счастье
Альберта и рядом с ним еще острее ощущать свои страдания. Вертер с болью в сердце принимает решение уехать, надеясь если не на исцеление, то хотя бы на заглушение боли. Отбросив на время свое убеждение о бессмысленности всякой деятельности в подобном обществе, он поступает на службу в посольство, в надежде, что хотя бы работа принесет мир и покой его душе. Но его ожидает горестное разочарование. Все то, что он прежде наблюдал со стороны и осуждал — аристократическое чванство, эгоизм, чинопочитание — сейчас обступило его страшной стеной.

После оскорбления в жоме графа фон К. он оставляет службу. Зараженное общество не может стать лекарством от мучающей его страсти. (А может ли быть такое лекарство вообще? Тем более, для такого тонкого и чуткого человека, как Вертер.) Общество, наоборот, как яд отравляет душу Вертера. И вот, пожалуй, только здесь можно обвинить общество в прямой причастности к самоубийству Вертера. Нельзя забывать о том, что Вертера не следует рассматривать как реального человека и индентифицировать с самим Гете.
Вертер — литературный образ, и поэтому рассуждать о том, как бы сложилась его судьба, если бы он видел нужность своей деятельности для общества, по- моему невозможно. Итак, общество не способно дать ему ни счастья, ни хотя бы спокойствия. Вертер не может погасить пламя любви к Лотте. Он по- прежнему страдает, страдает безмерно. Вот тогда-то к нему и начинают приходить мысли о самоубийстве. В его письмах Вильгельму уже нет ни света, ни радости, они становятся все мрачнее. Вертер пишет:»Почему то, что составляет счастье человека, должно вместе с тем быть источником страданий?
Могучая и горячая моя любовь к живой природе, наполнявшая меня таким блаженством, превращавшая для меня в рай весь окружающий мир, теперь стала моим мучением и, точно жестокий демон, преследует меня на всех путях…
Передо мной словно поднялась завеса и зрелище бесконечной жизни превратилось для меня в бездну вечно отверстой могилы».

Читая о страданиях Вертера, невольно задаешься вопросом — что такое для него любовь? Для Вертера это счастье. Он хочет бесконечного купания в нем. Но ведь счастье — это порой мгновения. А любовь — это и блаженство, и боль, и мука, и страдание. Он не может выдержать такого душевного напряжения.

Вертер возвращается к Лотте. Он сам осознает, что с неумолимой быстротой движется к бездне, но другого пути не видит. Несмотря на всю обреченность своего положения, иногда в нем просыпается надежда:»Во мне поминутно происходят какие-то перемены. Порой жизнь снова улыбается мне, увы! Лишь на миг!…» Вертер все более становится похожим на безумца. Его встречи с Лоттой несут ему и счастье, и неумолимую боль:»Едва я загляну в ее черные глаза, как мне уже лучше…»»Как я страдаю! Ах, неужто люди бывали так несчастливы до меня?»

Мысль о самоубийстве все больше завладевает Вертером и он все больше думает о том, что это единственный способ избавиться от своих страданий. Он сам как бы убеждает себя в необходимости этого поступка. Об этом явно свидетельствуют его письма Вильгельму:»Бог свидетель, как часто ложусь я в постель с желанием, а порой и с надеждой никогда не проснуться, утром я открываю глаза, вижу солнце и впадаю в тоску.» 8 декабря.

«Нет, нет, мне не суждено прийти в себя. На каждом шагу я сталкиваюсь с явлениями, которые выводят меня из равновесия. И сегодня! О рок! О люди!»
1 декабря.

«Я погибший человек! Ум мой мутится, уже неделю я сам не свой, глаза полны слез. Мне повсюду одинаково плохо и одинаково хорошо. Я ничего не хочу, ничего не прошу. Мне лучше уйти совсем.» 14 декабря.

Еще до последней встречи с Лоттой, Вертер принимает решение о самоубийстве:»О как мне покойно от того, что я решился.»

В последней встрече с Лоттой Вертер твердо убеждается в том, что она любит его. И теперь ничего уже не страшит его. Он полон надежд, он уверен, что там, на небесах, они с Лоттой соединятся и «в объятиях друг друга пребудут навеки перед лицом предвечного.» Так Вертер погибает из-за своей трагической любви.

Размышления о самоубийстве в романе Гете появляются еще задолго до того, как его герою приходит мысль покончить с собой. Это происходит тогда, когда Вертеру попадаются на глаза пистолеты Альберта. В разговоре Вертер ради шутки приставляет пистолет к виску, на что Альберт реагирует крайне отрицательно:»Даже представить себе не могу, как это человек способен дойти до такого безумия, чтобы застрелиться: самая мысль противна мне.» На это
Вертер возвражает ему, что нельзя осуждать самоубийцу, не зная причин такого решения. Альберт говорит, что ничто не может оправдать самоубийцу, тут он строго придерживается церковной морали, утверждая, что самоубийство
— это несомненная слабость: куда легче умереть, чем стойко сносить мученическую смерть. Совершенно иное мнение на этот счет у Вертера. Он говорит о пределе человеческих душевных сил, сравнивая его с пределом человеческой природы:»Человек может сносить радость, горе, боль лишь до известной степени, а когда эта степень превышена, он гибнет. Значит вопрос не в том, силен он или слаб, а может ли он претерпеть меру своих страданий, все равно душевных или физических сил и, по-моему, так же дико говорить: тот трус, кто лишает себя жизни, — как и называть трусом человека, умирающего от злокачественной лихорадки.» Смертельную болезнь человека, его физическое истощение Веретер переносит в духовную сферу. Он говорит
Альберту:»Посмотри на человека с его замкнутым внутренним миром: как действуют на него впечатления, как навязчивые мысли пускают в нем корни, пока все растущая страсть не лишит его всякого самообладания и не доведет до гибели.» Вертер считает, что решиться на самоубийство может, несомненно, только сильный человек, и он сравнивает с взбунтовавшимся и разорвавшим цепи народом.

Как же все-таки сам Гете относился к самоубийству? Безусловно, он относился к своему герою с большой любовью и сожалением. (Ведь во многом
Вертер — он сам). В предисловии он призывает тех, кто подпал «тому же искушению, почерпнуть силы в его страданиях». Он ни в коем случае не осуждает поступка Вертера. Но в то же время, по-моему, он и не считает самоубийство поступком смелого человека. Хотя он и не выносит никаких окончательных вердиктов в романе, а излагает две точки зрения, можно предположить (основываясь на его собственной судьбе), что для него участь
Вертера была одной из возможных. Но он выбрал жизнь и творчество. Ведь
Гете, кроме счастливой и несчастливой любви, знал еще муку и радость написания строки.

Мотив любви в творчестве Гете не прекращался никогда, как и сама любовь. Помимо того, он все время возвращался к своим юным любовным историям. Ведь «Фауста» он написал, будучи уже далеко не молодым человеком, а Маргарита во многом была отражением Фридерики Брион, которую он любил в юности и на которой в свое время боялся жениться, потому что не хотел поступиться своей свободой (отсюда трагедия Маргариты в «Фаусте»). Так что для него любовь и молодость были «мотором» творчества. Ведь когда кончается любовь, кончается творчество.

Не случайно поэты стреляются после тридцати. Лиля Брик писала:»Володя не знал, как он сможет жить не молодым.» (Конечно же, дело не только в возрасте, сколько в молодости души и сохранении энергии любви. Сам Гете последний раз влюбился, по сведениям его биографов, в 74 года в семнадцатилетнюю девушку). Самоубийством может кончать жизнь тот, у кого кончилась эта энергия любви, и кто не поэт. Над кем не висит божественный дар выплеснуть все это в строки.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Гете «Страдания юного Вертера» БВЛ, Москва, 1980 г.

И.Миримский «О немецких классиках» Москва, 1957 г. его статья «Страдания юного Вертера» вступ. статья к роману Георга
Лукача, 1939 г.

В.Белинский «О Гете» Собр.соч. 3 том. Гослитиздат, М., 1950 г.

Вильмант «Гете» ГИХЛ., 1956 г.

А.Пушкин ПСС, т.7, Ак.наук СССР, М., 1949 г.