Основные архетипы русской культуры и литературы. Архетип грешницы в литературе

Всемирная литература выработала определенные сюжетные архетипы, которые повторяются из произведения в произведение на протяжении веков. Их можно подразделить на следующие категории:

Путешествие — герои отправляются в путь, чтобы найти что-либо или кого-либо. Другой вариант — возвращение домой. Путешественники встречаются с необычными людьми и попадают в необычные ситуации. Пример: «Властелин колец» Дж. Р.Р. Толкиена.

Преследование — герой либо ловит кого-то, либо сам скрывается от погони. Пример: «Преступление и наказание» Ф. Достоевского.

Спасение — герой должен быть жертвой, зачастую несправедливо наказанной. Самостоятельно или с помощью друзей он выпутывается из тяжелой ситуации. Пример: «Рита Хейворт, или Побег из Шоушенка» С. Кинга.

Месть — герой пострадал от злодеев и теперь жаждет их наказать. Основной мотив: восстановление справедливости. Пример: «Граф Монте-Кристо» А. Дюма.

Загадка — читателю предлагается ребус, отгадка которого лежит на поверхности. Этот сюжетный архетип используется, в первую очередь, в детективах. Пример — «Код да Винчи» Д. Брауна.

Противостояние. Ключевой момент — противостояние двух сил: либо равных друг другу, либо находящихся в разных весовых категориях. Пример: «Завтра была война» Б. Васильева.

Взросление — герой-ребенок растет и познает жизнь. Пример: «Приключения Тома Сойера» М. Твена.

Искушение — конфликт основан на эмоциях героя. Он понимает, что идет к гибели, но не в силах противостоять своим желаниям. Пример: «Лолита» В. Набокова.

Преображение — герой меняется в лучшую сторону в результате обретения любви, веры, новой идеологии и т.п. Пример: «Воскресение» Л. Толстого.

Любовь — герои встречаются, влюбляются и, преодолев все препятствия, соединяют сердца (альтернативные варианты: теряют друг друга, один или оба главных героя гибнут). Пример: «Графиня де Монсоро» А. Дюма.

Жертвенность — герой жертвует всем ради высоких идеалов или счастья близких. Пример: «Русалочка» Г.-Х. Андерсена.

Разложение — герой постепенно деградирует. Пример: «Портрет Дориана Грея» О. Уайльда.

Открытие — человек познает истину о себе или окружающем мире. Пример: «Собачье сердце» М. Булгакова.

Из грязи в князи или Из князей в грязь — история возвышения или падения человека. Пример: «Похождения Невзорова или Ибикус» А. Толстого.

В рамках вышеупомянутых архетипов написано подавляющее большинство литературных произведений. В некоторых романах может переплетаться несколько архетипов: например, в «Войне и мире» Л. Толстого мы видим и «Любовь», и «Жертвенность», и «Преображение», и «Противостояние», и «Взросление».

Несмотря на то, что любое художественное произведение так или иначе вписывается в архетип, автору надо быть особенно осторожным со штампами, то есть поворотами сюжета, которые неоднократно использовались в литературе и кино. С одной стороны, штамп (если речь не идет о пародии) — это практически всегда признак непрофессионализма: у автора не хватает фантазии придумать что-то свое. С другой стороны, штамп — это элемент проверенного временем мифа. Речь идет о своеобразной короткой дороге к сердцу читателя: знакомые с детства сюжеты автоматически вызывают нужные эмоции.

Если мы пишем интеллектуальную прозу или мейнстрим, мы стараемся вообще избегать штампов; если пишем жанровую литературу — используем штампы по минимуму.

Наиболее распространенные сюжетные штампы

Небесное создание попадает на землю и влюбляется в смертного/смертную. Альтернативный вариант: представитель более развитой цивилизации влюбляется в девушку-туземку.

Все гоняются за каким-нибудь военным секретом или волшебной лопатой, которой загребают деньги. Штуковина может изменить ход истории.

Главный герой переносится в параллельный мир и там становится богом, королем, богатырем или волшебником.

Апокалипсис наступил, люди живут в подземельях и воюют с мутантами.

Русская девушка выходит замуж за иностранца. Знакомство, мытарства по посольствам и долгожданная любовь — все основано на подлинных событиях.

Герою предлагают взяться за дело (раскрыть преступление, отправиться в путешествие и т.п.), он поначалу отказывается, но потом, поразмыслив, соглашается.

Герой мстит за погибших родителей.

Герой или героиня влюбляется в злодея/злодейку, хотя понимает, что это может стоить жизни.

Герой отправляется за советом к мудрецу, и тот решает его проблемы.

Герой не только справляется с врагами, но получает любовь и полцарства впридачу.

Решающий поединок героя со злодеем.

Герой на краю гибели, но тут появляется верный друг и спасает его.

Сцена «пожалуйста, не умирай» с последующим оживлением.

Масштабные злодеяния и спасения: антагонист мечтает погубить вселенную, герой ее спасает.

Герой тайно проникает в логово злодея и узнает важные сведения.

В ответственный момент лучший друг предает главного героя.

Вся история культуры – это невероятный кладезь архетипических образов, которые находят своё выражение в материально-духовной деятельности человека. Осознанно или неосознанно, но творцы продуктов культуры используют в своих произведениях архетипические образы, которые так или иначе переживали в своём личном бессознательном опыте.

Архетипический образ – это оформленное в сознательном содержание архетипов. Архетипы, как элементарные носители коллективного бессознательного и «… сила, очаровывающая человека изнутри», легко способны переходить из бессознательного в сознательное, и наоборот – это главное отличие символа от архетипа. Архетип, в культурологии К. Г. Юнга, является архаическим символом коллективного бессознательного, но уже И. Кант в своих трудах провёл важнейшее отличие символа от архетипа – «символ не выходит за рамки мышления субъекта» . Архетип же подобен стихии и зависит только от своей собственной природы, единственные возможные рамки, которые формирует сознание человека – образ, через который архетип проецируется. Форма архетипа (архетипического образа) не может быть очевидной, поскольку архетип является первичной составной частью бессознательного и постигается скорее на ощупь, вспоминается, как нечто пережитое во сне. Человек не мыслит архетипами, это архетипы проявляют себя через людей и впоследствии оставляют свой след – образы в памятниках культуры. Зафиксированный в материальном носителе архетипический образ становится «оператором», активирующий в сознании зрителя тот архетип, чьим образом он является.

Архетип раскрывается (активизируется) через определённый сильный эмоциональный фактор, который Мария фон Франц называет «архетипическим переживанием». В целом мы можем выделить несколько источников и видов архетипического переживания, которые способствуют раскрытию архетипа и накоплению архетипических образов:

В первую очередь основной источник большинства архетипических переживаний – это сновидения. Как культурный феномен, сновидение начинает существовать только когда его рассказывает тот, кто видел это сновидение, «Единственный критерий сновидения – это рассказ о нём, и поэтому понятие сновидения производно не от психического опыта спящего, а от рассказа проснувшегося. Сон – не то, что снится спящему, а то, о чём рассказывает бодрствующий». Но, как правило, сновидение – дело сугубо личное, даже болезненно интимное, поэтому даже если человек помнит своё сновидение он не спешит делиться своим переживанием с окружающими, так как боится порицания. Но проблема ещё состоит в том, что многие люди не умеют запоминать свои сны. Данные два фактора: забвение и молчание, создают определённые проблемы специалистам, отвечающим за анализ архетипического содержания непосредственно в сновидениях. В сновидении архетипические образы растворяются в сознании подобно водной ряби, уходящей всё дальше и дальше от эпицентра своего возникновения, но нельзя сказать, что они исчезают. Нет, просто уходят в более глубокие пласты личного бессознательного, чтобы потом в нужный момент снова возникнуть в сознании.

Архетипические образы сновидения мы можем вполне назвать архетипическими образами первого порядка, так как они возникают в сознании минуя «посредников», которыми являются различные продукты культуры.

Следующий способ активизации архетипа таится в самой культуре. Архетипы отражают себя не только в явлениях бессознательного (сновидения, транс, галлюцинации и т.д.), но и в самом мифотворчестве. Ритуалы, верования, мифы, символы, фольклор и художественное творчество, в любом осколке культуры мы можем обнаружить архетипические образы. Как уже говорилось выше, вся культура – это невероятный кладезь архетипических образов! При изучении процессов усвоения индивидом определённых систем культурных ценностей и норм (инкультурация), исследователи используют категорию «архетип» для обозначения базисных элементов культуры, основной набор которого формирует константные модели духовной жизни. Так понятием «архетип» В. Ф. Горохов обозначал не только идеальные модели и схемы сознания, вхождения человека в культуру, но и сами структуры реального бытия культуры. Его коллега И. Л. Бусева-Довыдова понятием «архетип» именует некоторые ценностные доминанты, определяющие направления в ту или иную эпоху, тот или иной стиль культуры, обеспечивают преемственность, единство и многообразие культурного развития . Архетипы являются в первую очередь системой ценностей, ориентиров, помогающих индивиду определить своё место в окружающей действительности, данную точку зрения высказал А. М. Руткевич и поддерживает М. Элиаде – поиск архетипа это родовое первоопределение. Набор архетипов, мифов-сценариев составляют суть памяти культуры, а воспроизводство данных сценариев-ритуалов способствуют самому процессу инкультурации, который происходит в большей степени на бессознательном уровне. Индивид просто принимает архетипические образы, которые в свою очередь активируют определённые архетипы, способствующие естественному вхождению в культуру и гармоничному развитию личности.

Архетипические образы культуры мы можем обозначить, как архетипические образы второго порядка, так как само появление архетипического образа протекает из бессознательного в сознательное, а в случае второго порядка, используя продукты культуры, мы можем активировать архетип через определённые ключи – мотивы, образы, символы. Например, через сновидение архетип персонализируется, обретает свой образ, который в последствии воплощается в духовной и материальной культуре человечества. Впоследствии этот архетипический образ формирует свой набор символов, через который, даже если сам образ скрыт или разбит, мы можем снова воспроизвести основу - архетип.

Наиболее контрастно архетипы проявляют себя в условиях свободной творческой фантазии. Вдохновение – явление природы иррационального; это «…феномен творческого сознания, озарение, вспышка, искра, которая зажигает художника. Но горит лишь то, что может гореть, что заложено в художнике как сознательное и бессознательное «коллективное бессознательное»» . Вдохновение – это мост между бессознательным, интуитивным и сознательным, рациональным. Такой же мост, каким является сновидение. «Сновидения - это незримая нить, связывающая человека с творчеством». Отмечено, что люди творческого склада ума чаще других запоминают свои сновидения «…у таких людей отсутствует конфликт между их собственными внутренними нуждами и всем остальным миром - тот самый конфликт, который может заставлять многих других людей противиться своей собственной способности воображения». Между сновидением и воображением можно поставить знак приблизительно. Природа у них одинаковая – образное мышление, единственное отличие - во время сна образы появляются автономно, а в бодрствовании человеку требуется «вызывать» эти же образы. «Для творческих людей сновидение очень напоминает процесс создания воображаемого пространства – мастерской разума, где идеи с лёгкостью обретают свою форму».

Как говорил в своей книге «Сообщение Броуди» Луис Борхес: «Литература – это управляемое сновидение». Давно отмечено, что творческие люди, особенно писатели, часто сравнивают своё состояние «вдохновения» с «осознанным сновидением». Берт Стейс, американский критик и драматург, предполагает, что способность сочинять истории возникает из того же умения, которое лежит в основе сновидений: «Точно так же, как сновидец отчасти осознаёт происходящее, оставаясь за пределами своего сна и в то же время будучи в значительной степени погружен в него, бодрствующий писатель отчасти спит или пребывает внутри своего вымышленного сюжета, одновременно оставаясь за его пределами». Творя свои произведения, авторы становятся проводниками элементов коллективного бессознательного в материальную культуру. И вложенные в произведение архетипические образы отчасти определяют характер произведения, уникальность и, возможно, даже успех.

Мы предполагаем, что существует определённая Сила, которая объединяет все произведения одного автора в одну «семью». Это не является самим «слогом автора», скорее определённая часть. Если сравнивать писателя с шаманом, то эта Сила – дух, которого вызвали из иного мира, и он, протекая из одного произведения в другое, является залогом взаимопонимания между автором и читателем. Это дух произведения, который обретает свой облик в основном архетипическом образе произведения. Данный образ разбит и разбросан символами по всему произведению. И прочитывая труд автора читатель неосознанно собирает архетипический образ воедино. Обретя свой облик, дух проникает в бессознательное и помогает на интуитивном уровне понять, прочувствовать и прожить описанную историю. Дух произведения мы вполне можем определить, как основной архетип произведения, который пронизывает всю историю и объединяет все существующие в произведении иные архетипы, архетипические мотивы и образы. Как отметила в своей работе «Интерпретация волшебных сказок» Мария фон Франц «В бессознательном все архетипы взаимодействуют и влияют друг на друга».

Мы вполне способны выявить в произведении главенствующий архетипический образ. Для этого необходимо произвести теоретический и герменевтический анализ изучаемого носителя смысла (продуктов культуры) и анализа истории духовной культуры, толкования контекста или типичных, ключевых явлений.

Для чего это нужно? Архетипы «органически связаны друг с другом… и их стадиальная последовательность и определяет развитие сознания». Каждому этапу развития соответствует свой архетип, действующие как маска неизвестного. «Неизвестный – это наше «Я», на которое воздействуют определённые архетипы, соответствующие его сути…». Дух произведения – это и есть архетипы, которые взаимодействуют, корректируют образ Неизвестного, а, следовательно, и формируют облик нашего внутреннего Я. Таким образом, имея возможность определить основной архетип, дух произведения, мы можем подбирать культурные продукты в соответствии с желаемым результатом развития.

Список литературы:

1. Борхес Х. Л. Собрание сочинений. В 4 томах. Том 3,- Сообщение Броуди, – СПб: Амфора. 2011. – 703 с.
2. Бусева-Довыдова И. Л. Искусствознание как антропология. – Спб.: Педагогика. 2001. – 144 с.
3. Воронкова П.Е. Развитие женской личности с участием архетипов/ П.Е. Воронкова//Исследовательская деятельность студентов: научные и прикладные аспекты общественных и гуманитарных дисциплин: сб. науч.ст. – М.: МИТРО, 2015. – М.: Издательство «Перо». – С. 233-240.
4. Горохов В. Ф. Проблема архетипа. Интерпретации культуры./ В. Ф. Горохов – СПб.: Университетская книга, 1997. – 228 с.
5. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград, 2002. – 477 с.
6. Коломиец Г. Г. Философия искусства: о творчестве, творческом процессе и вдохновении/ Г. Г. Коломиец// Вестник Оренбургского государственного университета – 2005.- №7 (143). – С.194-203.
7. Криппнер С. Сновидения и творческий подход/ С. Криппнер, Дж. Диллард. – М: Издательство Трансперсонального Института. 1997. – 256 с.
8. Мосс Р. Тайная История сновидений. Значение снов в различных культурах и жизни известных личностей. – СПБ.: ИГ «Весь», 2010. – 464 с.
9. Нойманн Э. Происхождениеи развитие сознания. – М.: Рефл-бук, 1998. – 462 с.
10. Панченко А. А. Сон и сновидение в традиционных религиозных практиках/А. А. Панченко//Сны и видения в народной культуре. Мифологический, религиозно-мистический и культурно-психологические аспекты/ Сост О.Б. Христофорова. - М.: Российск. Гос. Гуманит. Ун-т, 2001. С. 9-25.
11. Руткевич А. М. Архетипы в фольклоре и литературе. Культура в современном мире: опыт, проблемы, решения; Науч.-информ. сб.- Вып. 5.- М., 2001. – 215 с.
12. Франц фон М.Л. Психология сказки. Толкование волшебных сказок / Пер. К. Бутырина. М.: БСК, 2004. – 583 с.
13. Элиаде М. Миф о вечном взвращении. Архетипы повторения/ М. Элиаде. – М.: Высш. шк., 1995. – 325 с.
14. Юнг К.Г. Аналитическая психология. Тавистокские лекции. – М.: Азбука-классика, 2007. – 240 с.
15. Bert O. States «Authorship in Dreams and Fictions», Dreaming 4, no 4, С. 240.

Архетипом называется общий образ, заложенный в коллективном бессознательном. Архетипы неизменны в каждом поколении и в каждой культуре. Данное слово было введено в обиход К. Г. Юнгом.

Понятие

Общепринятое определение архетипического образа звучит так: это термин, введенный Юнгом для обозначения первичных первобытных образов, универсальных символов, присущих коллективному бессознательному. Они проявляются в сновидениях каждого человека вне зависимости от расы, пола, возраста.

В психологии архетипические образы позволяют понять закономерности поведения человека, наиболее вероятные сценарии развития его судьбы. Ведь эти мотивы повторялись сотни раз в сказаниях и мифах различных народов. Например, во многих сказках встречается архетип героя, побеждающего огромного дракона. в волшебной сказке - это мать, старый мудрец, воин. Именно из этих персонажей и складывается коллективное бессознательное.

Само слово «архетип» происходит от греческих корней «архос» - «начало» и «типос» - «отпечаток», «форма». Можно повстречать и такое определение данного термина: архетип - это врожденный психический образец, который свойственен каждому человеку вне зависимости от его культурной принадлежности.

История

Впервые термин «архетип» был употреблен учеником Фрейда К. Г. Юнгом в его докладе под названием «Инстинкт и бессознательное». В работе психоаналитик разъясняет, что взял данный термин из трудов Аврелия Августина (тот говорит о таких образах в XV книге своего трактата «О граде Божьем»).

Широкое употребление слова «архетип» началось в первой половине XX века. Произошло это благодаря публикации работ К. Г. Юнга. Впервые это произошло в 1912 году, когда увидела свет его работа под названием «Метаморфозы и символы либидо».

Несмотря на существовавшие между Юнгом и Фрейдом разногласия, данное произведение было написано психоаналитиком с позиций концепции Фрейда. В работе либидо описывалось с позиции персонификации. Юнг перечислил основные образы, за которыми оно может скрываться - герой, демон, мать. Также в данной работе была создана основа для будущей концепции путешествия архетипического персонажа - например, схватка героя с драконом.

Мотивы

В сказаниях и легендах встречаются целые архетипические сюжеты, повторяющиеся в различных культурах. Примером такого мотива может послужить борьба добра со злом. Еще один популярный мотив - похищение красавицы змеем. В различных сказаниях возможны вариации основного мотива. Например, красавица может быть дочерью, матерью и т. д. Змей - кощеем, чертом, колдуном и пр.

Распространен и мотив пути, предполагающий прохождение героем препятствий на пути к цели. Этим героем может быть обычный крестьянин, царевич или царь, Иван-дурак.

Мать: архетипический образ в волшебной сказке

Материнский образ в народных сказаниях может быть представлен тремя образами:

• Родная мать. Она опекает своего ребенка, заботится о нем. В детстве и отрочестве такая мать является идеальной. Но для взрослой жизни этот архетип уже неактуален - он не дает развиваться.
• Злая мачеха. Данный архетип также относится к материнскому. Однако содержит он в себе совершенно другие свойства. Данный архетипический образ матери является гнетущим. Обычно ей принадлежат слова: «Из тебя ничего не выйдет», «Куда ты полез», «Ты не сможешь ничего изменить» и пр. В реальной жизни дети таких матерей нередко оказываются бессильными перед подобными деструктивными установками.
• Баба-Яга. Также является материнским архетипическим образом. В сказках Баба-Яга не просто является родительницей - это Ведающая Мать. Ей известны тайны мироздания, и именно она является истинной наставницей. Баба-Яга внушает гостям своей избушки новый жизненный порядок. В ее владениях могут происходить чудеса. Именно она является образцом верности самому себе. Баба-Яга не является ни злой, ни доброй. Этот архетип не является слишком гиперопекающим или же наказывающим без оснований. Те люди, в которых он преобладает, обычно знают, что им придется пожинать плоды своих поступков, а радости и несчастья порождены ими самими.

Другие образы в народных сказаниях

Существует большое количество архетипических образов в сказках. Сказок у каждого народа также немало, однако эти персонажи переходят из одной культуры в другую, практически не видоизменяясь по своей сути. В восточнославянских сказаниях это образы дурака, богатыря, Ивана-Царевича, друга, Василисы Прекрасной, черта, матери, Кощея.

В западных сказках также встречаются подобные образы. Например, в сказке Андерсена «Снежная Королева» сама Королева являет архетип Матери в ее негативном аспекте. Герда олицетворяет образ Друга. Старушка-цветочница является представительницей архетипа Матери в позитивном аспекте.

Образы в Книге книг

Что касается архетипических образов в Библии, то их также можно найти немало. Например, образами мужчины и женщины являются Адам и Ева, Христос и Мария Магдалина. В Книге книг есть и архетипы соперников - Иаков и Исав, Каин и Авель. Примером образов праведника могут послужить Иосиф, Ной, Моисей.

Классификация Ш. Болен. Архетип Артемиды

Американским автором Шинодой Болен были выделены 11 женских архетипов. Важнейшие из них, и наиболее часто встречающиеся - это Артемида, Афина, Гестия, Гера (Юнона), Деметра, Персефона и Афродита, Геба, Фортуна, Геката. Что касается архетипического образа Артемиды, то более всего он проявляется у тех женщин, что умеют чувствовать свою внутреннюю целостность, независимость от чужого мнения. Артемида обычно выбирает мужские профессии, и стремится добиться в карьерном поприще высоких результатов. Она постоянно находится в поиске чего-то нового. Главное для Артемиды - ощущение свободы. Она не терпит никаких границ. С другой стороны, своим союзникам Артемида помогает отстаивать личные интересы.

Подобной даме свойственно принципиальность. Артемида следует своим принципам в ущерб чувствам. ТЕ женщины, в которых более всего выражен данный архетипический образ, хорошо знают, чего они хотят от жизни.

Однако позитивные качества Артемиды имеют и негативные стороны. Хотя такая женщина свободна, внутренне она очень одинока. Она неспособна состоять в крепких взаимоотношениях с другими людьми (хотя обычно у нее хорошо складывается дружба с другими женщинами). Артемида неэмоциональна, ей не хватает чувств.

Афродита

Главная черта данного архетипического образа - это ее привлекательность для представителей сильного пола. Афродита всегда излучает тепло. Она обворожительна, даже если ее внешность и не кажется на первый взгляд привлекательной. Такая женщина живет по принципу «здесь и теперь». Она легко погружается в эмоции, чувства - причем неважно, идет ли речь об отношениях или о занятии творческим хобби.

Но в силу своей чувственности Афродита нередко ощущает затруднения в тех сферах жизни, которые касаются этики, морали, религиозности. Подобная дама может чувствовать вину за свои переживания.

У Афродиты хорошо складываются отношения с другими женщинами, ведь она легка и беззаботна в общении. Хотя многие могут видеть в ней соперницу, она искренне недоумевает подобному отношению. Афродите неведомо чувство собственности, и в вопросах любви она руководствуется принципом изобилия. «Мужчин хватит на всех, поэтому не стоит слишком зацикливаться на ком-то одном» - вот ее основной принцип.

Афина

Женщинам, в которых основным является данный архетипический образ, по душе атмосфера концентрированности, собранности, достижения цели. Афина обычно не поддается эмоциям. И именно это ее качество позволяет ей с успехом добиваться решения нужных ей задач, достигать необходимых целей.

Афина хорошо умеет сотрудничать с мужчинами. Она руководствуется логикой, здравым смыслом. У такой дамы обычно большое количество разнообразных интересов. Она умеет правильно оценивать свое прошлое, и успешно учится на прошлых ошибках.

Как правило, у тех дам, в чьих характерах более всего выражен данный архетипический образ, мало подруг. Афина очень реалистично смотрит на мир. Многие проблемы тех дам, которые видят его традиционно, ей попросту непонятны. Афина не склонна к пустым мечтаниям - она просто ставит перед собой цель, а затем добивается ее. И подобное поведение пугает своей силой тех девушек, которые могли бы стать ее подругами.

Что касается мужчин, то носительницам данного архетипа личности обычно интересны только сильные люди, сумевшие достичь многого в своей жизни. У Афины хорошая интуиция, и своим чутьем она ощущает победителей. Ей глубоко наплевать на планы и мечтания тех кавалеров, которые лишь обещают ей золотые горы. Когда же Афине попадается интересный человек, путем ловких манипуляций она легко направляет его в свою сторону.

Другие женские образы

Помимо упомянутых архетипов личности, выделяются еще и такие:

• Гера. Это типичная женщина, являющаяся соратницей для своего мужа. Она верная помощница, но при этом в ней сильны чувства собственности по отношению к нему. Гера является покровительницей брака.
• Деметра. Женщина-мать. Она всей душой любит детей и хочет дать им только лучшее. Она олицетворяет собой женский материнский инстинкт. Даже в построении взаимоотношений с другими людьми, женщина-Деметра занимает позицию матери, стремится опекать окружающих.
• Персефона. «Вечная девочка». Этот тип женщин, которые не желают взрослеть. Ответственность за свою жизнь они склонны перекладывать на кого угодно, но только не на себя. Часто такая женщина или девушка попадает под влияние других людей. Персефона любит быть в центре внимания противоположного пола, но страстной ее назвать нельзя. Психологически она не является зрелой.
• Геба - та дама, которая всеми силами противится своему возрасту. Она стремится быть вечно молодой, и избегает малейших проявлений зрелости. Самое страшное для нее - это старость. Но к мужчинам она относится спокойно. Ее не назовешь распутной.
• Фортуна. Женщина с достаточно противоречивым характером. Все события она стремится держать под своим контролем, однако не предусматривает их последствий.
• Немезида. Для женщины с этим архетипом души главной ценностью является честность. Дамы с подобным образом обычно неспособны на прощение несправедливости.
• Геката. Достаточно глубокий архетип. Женщина-Геката склонна к мистификации всех тех событий, что происходят в ее жизни. Нередко дамы с этим образом архетипа с головой уходят в оккультные практики - или же становятся глубоко верующими.

В одной и той же женщине обычно наблюдается сочетание двух-трех основных архетипов. Иногда эти образы могут «соперничать» между собой за первенство. Распространенным примером такого соперничества является стремление женщины иметь и успешную карьеру, и крепкую семью.

Другие типологии

Некоторые психологи считают, что в жизни женщины существует всего лишь три основных архетипа. Это Возлюбленная, Мать, Хранительница. Первая все свои силы пускает на служение мужчине. Мать - на воспитание детей. Что касается Хранительницы, то объектом ее стараний является она сама. Считается, что действительно счастливой дама может быть только в том случае, если в ней развиты все эти образы.

Греческие мужские образы

Выделяют следующие архетипы греческой мифологии, свойственные мужчинам:

• Зевс. Уверен в себе, авторитетен, склонен командовать другими.
• Посейдон. Мужчина, который руководствуется эмоциями, однако в нем, как и в Зевсе, сильны патриархальные инстинкты.
• Гадес. Замкнутый, погруженный в собственный мир мужчина.
• Аполлон. Гармоничный человек, который следит за своей внешностью. Приятный в общении.
• Гермес. Умный, проницательный мужчина. Любит перемены, склонен получать от жизни все и сразу.
• Арес. Эксцентричен, живет только эмоциями, сиюминутными удовольствиями.

Другие мужские архетипы

Представители сильного пола могут проявлять себя также по-разному: как воины, вожди, цари; а также в качестве охотников, купцов. Другим более близки архетипы мудрецов, святых, шаманов.

В мужчинах, как и в женщинах, обычно сочетается несколько образов. В качестве примера можно рассмотреть Конана-варвара. Данный персонаж - яркий представитель образа Воина. Однако в нем также сильны качества Правителя (он стремится им быть), а также Философа (он любит учиться).

Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения [Хрестоматия] Хрящева Нина Петровна

Глава 1 Понятие «архетип» в науке о литературе

Понятие «архетип» в науке о литературе

С начала 1990-х годов и до настоящего времени в отечественной науке проблеме взаимодействия мифа и литературы уделяется большое внимание. СМ. Телегин выделяет три уровня связи литературы с мифом: «заимствование из мифологии сюжетов, мотивов и образов; создание писателем собственной системы мифов; реконструкция мифологического сознания» [Телегин СМ. Философия мифа. М., 1994. С. 38]. На наш взгляд, типология, предлагаемая Телегиным нуждается в некотором уточнении. Взаимодействие мифа и литературы можно представить следующим образом: во-первых, осознанное обращение писателя к тем или иным известным ему мифологическим сюжетам и мотивам; во-вторых, так называемое мифотворчество, когда художник на основе мифа древнего, как бы по канве его, творит свой собственный миф; в-третьих, соотнесение литературы и мифа через архетипы.

Понятие «архетип», известное еще в позднеантичной философии, активно используется в разных отраслях науки – в психологии, в философии, в мифологии, в лингвистике. В числе прочих наук этот термин широко использует и литературоведение. И во всех научных отраслях… понимание архетипа восходит к работам К.Г. Юнга, который определял архетипы как «наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества» [Юнг К.Г. О психологии бессознательного. М., 1994. С. 106], находящиеся в коллективном или сверхличном бессознательном, которое является коллективным «именно потому, что оно отделено от личного и является абсолютно всеобщим, и потому, что его содержания могут быть найдены повсюду, чего как раз нельзя сказать о личностных переживаниях» [Там же. С. 105]. В работе «Попытка психологического истолкования догмата о Троице» Юнг определяет архетип как первозданное воззрение, на котором покоится психологическая идея: «Архетип в себе… есть некий непредставимый фактор, некая диспозиция, которая в какой-то момент развития человеческого духа приходит в действие, начиная выстраивать материал сознания в определенные фигуры» [Юнг К.Г. Собр. соч. Ответ Иову. М., 1995. С. 47–48].

Архетипы, по Юнгу, динамичны: «Архетип, разумеется, всегда и везде находится в действии <…> Архетип… есть динамический образ» [Юнг К.Г. О психологии бессознательного. С. 109–110]. К важным чертам архетипа может быть отнесена не только его динамичность, но и его всеобщность: «Единственное, что является общим – это проявление определенных архетипов» [Там же], – пишет Юнг. Таким образом, архетип, по Юнгу, некая модель, которая может реализовываться в разного рода проявлениях.

И Юнг, обращаясь к возможному происхождению такого рода динамичных и всеобщих моделей, приводит по меньшей мере два основания генезиса архетипа: во-первых, архетипы по происхождению «представляют собой отражение постоянно повторяющегося опыта человечества» (4); во-вторых, по Юнгу, «архетип есть своего рода готовность снова и снова репродуцировать те же самые или сходные мифические представления <…> Ничто не мешает нам предположить, что некоторые архетипы встречаются уже у животных и что они, следовательно основываются на специфике живой системы вообще и, таким образом, суть лишь выражение жизни, чей статус уже не поддается дальнейшему объяснению <…> Как представляется, архетипы – это не только отпечатки постоянно повторяющихся типичных опытов, но и вместе с тем они эмпирически выступают как силы или тенденции к повторению тех же самых опытов» [Там же]. Т. е. наличие архетипа объясняется как опытом, так и изначальной (биологической) заданностью.

Вместе с тем, и опыт, по Юнгу, может иметь характер как личностный (индивидуальный), так и коллективный (всеобщий), предопределенный предыдущими поколениями. Следовательно, имеет смысл говорить о двух слоях бессознательного, соотношение которых, по Юнгу, выглядит так: «Личностный слой оканчивается самыми ранними детскими воспоминаниями; коллективное бессознательное, напротив, охватывает период, предшествующий детству, т. е. то, что осталось от жизни предков. Если же регрессия психической энергии, выходя за пределы даже периода раннего детства, выходит на наследие жизни предков, тогда пробуждаются мифологические образы: архетипы» [Там же. С. 119–120].

<…> Принимая во внимание такие факты, мы, видимо, должны признать, что бессознательное содержит в себе не только личностное, но и неличностное, коллективное в форме наследственных категорий» [Юнг К.Г. Собр. соч. Психология бессознательного. С. 191–192]. Другой способ объяснения существования архетипа – через общность исторического, индивидуального и коллективного опыта человека: «исторический фактор присущ… всем архетипам вообще, т. е. всем наследственным единствам, духовным и телесным. Ведь наша жизнь – то же самое, чем она была от века…» [Там же. С. 258] (5) <…>. Но не забудем, что архетип скрыт и реализуется прежде всего в снах и при психозах – «существует немало сновидений, в которых появляются мифологические мотивы, решительно неизвестные сновидцу <…> В сновидении вообще, а при некоторых психозах даже часто встречается архетипический материал, т. е. представления и связи, которые обнаруживают точное соответствие с мифами. Исходя из этих параллелей, я сделал вывод о том, что существует слой бессознательного, который функционирует так же, как та архаическая психика, которая породила мифы <…> Самые ранние из припоминаемых детских сновидений часто содержат поразительные мифологемы» [Юнг К.Г. Аналитическая психология и воспитание // Конфликты детской души. М., 1995. С. 133–134].

<…> Связь архетипа и мифа для Юнга несомненна: «В сновидении, так же как и в продуктах психоза, возникают бесчисленные соответствия, параллели которым можно подыскать исключительно среди мифологических комбинаций идей (или иногда в особого рода поэтических произведениях, которые нередко отмечены не всегда осознанными заимствованиями из мифов)» [Юнг К.Г. К пониманию архетипа младенца // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991. С. 119]. Таким образом, Юнг связывает миф и литературу не только через осознанно вводимые в литературное произведение мифологемы, но и через архетипы <…> Дело никогда не идет об оформленных мифах (за очень редкими исключениями), но скорее о составных частях мифов, которые по причине своей типической природы могут быть обозначены как (6) «мотивы», «первообразы», «типы», или (как я их назвал) как «архетипы»… архетипы выявляются, с одной стороны, в мифах и сказках, с другой – в сновидениях и в бредовых фантазиях при психозах» [Юнг К.Г. К пониманию архетипа младенца. С. 119]. Таким образом, очевидна связь архетипа и мифологемы: «Все-таки истинность и нуминозная сила мифологемы значительно подкрепляются доказательством ее архетипического характера» [Юнг К.Г. Попытка психологического истолкования догмата о Троице. С. 15].

Исходя из этого Юнг считает, что «миф – не фикция, он состоит из беспрерывно повторяющихся фактов, и эти факты можно наблюдать все снова и снова <…> Миф сбывается в человеке, и все люди обладают мифической судьбой не меньше, чем греческие герои <…> хочется даже сказать, дело обстоит противоположным образом – мифический характер жизни выражается именно в ее общечеловеческом значении» [Там же]. Для доказательства этого Юнг обратился к мифологическим мотивам, которые рассмотрел с точки зрения их универсальности, что позволило ученому «осмыслить мифологические мотивы как структурные элементы психики» [Юнг К.Г. К пониманию архетипа младенца // Самосознание европейской культуры XX века. С. 119]. Функция этих мотивов в психике выглядит следующим образом: «Примитивный склад духа не измышляет мифы, но их переживает. Мифы изначально суть выявления досознательной души» [Там же. С. 121]. Те фантазии, которые не восходят к личным переживаниям и имеют аналогии в мифах, «отвечают известным коллективным (и внеличным) элементам человеческой души вообще и передаются по наследству, подобно морфологическим элементам человеческого тела» [Там же].

Подведем некоторый итог относительно трактовки Юнгом понятия «архетип». Юнг утверждает, что в коллективном бессознательном существуют некие модели, имеющие аналогии в древнейших мифах. Эти модели он назвал архетипами, продемонстрировав, что в современном мире они присутствуют в той или иной степени в психике каждого человека и могут реализовываться прежде всего в снах, при некоторых формах психических заболеваний и в художественном творчестве.

Отечественное литературоведение к проблеме архетипа обратилось сравнительно недавно. Одна из первых попыток в нашей науке интерпретации художественного текста с применением концепции Юнга была предпринята в 1982 году Борисом Парамоновым. Его анализ стал «первой ласточкой» практики интерпретации художественного текста с учетом архетипических значений в русской науке.

Спустя несколько лет свое осмысление архетипа предложил В.А. Марков. Во-первых, исследователь установил связь между мифом и литературой через архетип [Марков В.А. Литература и миф: проблема архетипов (к постановке вопроса) // Тыняновский сб. Четвертые тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 137], справедливо полагая, что «художественное мышление, естественно, формируется на той же архетипической основе и пронизано образами, производными от базисных бинарных символов» [Там же. С. 141], которыми задается «общая космологическая структура бытия» [Там же. С. 140].

Во-вторых, Марков акцентировал внимание на трех особенностях архетипов – на всеобщности, универсальности и репродуцирющем (7) характере: «При анализе поэтических текстов архетипы нас подстерегают, можно сказать, на каждом шагу. И это не простые прецеденты, не окказиональные совпадения. Существует – на уровне коллективного бессознательного – вполне объективная историческая (логическая, художественная, праксеологическая) память, в которой хранятся золотые слитки человеческого опыта – нравственного, эстетического, социального. Художник деблокирует первичные смыслы и образы, вычерпывает их, сколько может, и возвращает людям полузабытое и утраченное. Это уже не ренессансность, а реставрация, археология смыслообразов» [Там же. С. 141].

В итоге Марков пришел к следующей мысли: «Общечеловеческие императивы и ценности имеют архетипическую основу. Здесь символы вечности и вечность символов. Здесь миф, искусство и человек» [Там же. С. 145]. Это дает право считать, что архетипы сопровождают человечество на протяжении всей его истории, ибо оно «никогда не расставалось с мифом» [Там же. С. 144], проявляясь, в частности, в литературе; и что архетипы представляют из себя первичную инстанцию, своеобразное средоточие общечеловеческих ценностей всех сфер жизни вне зависимости от времени и места. В этой связи можно предположить, что инверсия архетипического значения есть отступление от общечеловеческих ценностей в пользу идеалов иного порядка, которые указывают на трансформацию носителей подобного рода инверсии в универсальном смысле.

Такое предположение позволяет по-новому осмыслить литературное произведение и/или мироощущение художника, что мы и попытаемся показать в дальнейшем. Но заметим, что архетип, если следовать юнговскому пониманию, как и миф, находится вне «добра» и «зла», вне каких бы то ни было оценочных характеристик. Архетип просто есть, поэтому говорить о его отождествлении с ценностями любого рода и, соответственно, с нравственностью имеет смысл лишь в плане сопоставления, т. е. рассматривать архетип как первичную инстанцию, где сосредоточено все то, что впоследствии осмыслилось как универсальная ценность. Во многом это соотнесение метафорично, но оно необходимо как для более глубокого понимания роли архетипа на современном этапе развития человечества, так и для понимания мироощущения конкретного человека (художника в том числе).

На представлении архетипа как средоточия общечеловеческих универсалий, законов человеческого бытия и строится наша работа. С современной точки зрения мы можем судить о бинарных оппозициях мифа, как о содержащих оценочные коннотации (космос – «+», хаос – «-» и т. п.). Поэтому закономерно, что безоценочный архетип в современных интерпретациях может получать оценочные характеристики.

На трансформацию такого рода обращает внимание СМ. Телегин: «…исчезнув как коллективное бессознательное, мифологическое сознание продолжает существовать и успешно проявляется не только в снах, но и в художественном творчестве. Воздействие мифа на литературу основано (8), главным образом, на близости приемов и задач мифотворчества и художественного творчества, на единстве мифологического и художественного восприятия» [Указ. соч. С. 38].

Особую трактовку предлагает и М. Евзлин в работе «Мифологическая структура преступления и безумия в повести А.С. Пушкина «Пиковая дама», привлекая в качестве материала для анализа текстов русской литературы весь возможный пласт мифологий: «для европейцев конца XVIII – начала XIX века мифологией par exelence была мифология древнегреческая. Поэтому было бы некорректным анализировать пушкинскую повесть, скажем, пользуясь данными японской или австралийской мифологии. Однако, поскольку речь идет об АРХЕТИПИЧЕСКИХ мотивах, полагаем, допустимо привлечение данных из других мифологий» [Евзлин М. Космогония и ритуал. М., 1993. С. 33]. По Евзлину, интерпретация текста через архетипические мотивы позволяет подчас увидеть смыслы, скрытые при прочих толкованиях.

На соотнесении архетипа и литературы построена концепция Е.М. Мелетинского, хотя он и полемизирует с Юнгом по двум основным моментам: во-первых, возражение исследователя вызывает то, что Юнговские архетипы не являются сюжетами [Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994. С. 6], и, во-вторых, исследователь сомневается в наследственном характере передачи архетипов [Там же. С. 15].

В связи с этим Мелетинский дает свое определение архетипов, которое во многом противоречит юнговскому: архетипы, по Мелетинскому, это «первичные схемы образов и сюжетов, составившие некий исходный фонд литературного языка, понимаемого в самом широком смысле» [Там же. С. 11]. Исследователь отмечает: «На ранних ступенях развития эти повествовательные схемы отличаются исключительным единообразием. На более поздних этапах они весьма разнообразны, но внимательный анализ обнаруживает, что многие из них являются своеобразными трансформациями первичных элементов. Эти первичные элементы удобнее всего было бы назвать сюжетными архетипами» [Там же. С. 5]. Т. е. работа Мелетинского посвящена прежде всего сюжетам.

Исходя из этого, исследователь вводит понятие «архетипического мотива», собственно мотив определяя как «некий микросюжет, содержащий предикат (действие) агенса, пациенса и несущий более или менее самостоятельный и достаточно глубинный смысл. Просто всякие перемещения и превращения персонажей, встречи их, тем более их отдельные атрибуты и характеристики мы не включаем в понятие мотива <…> Кроме того, в рамках полного сюжета обычно имеются клубок мотивов, их пересечение и объединение» [Там же. С. 50–51].

Е.М. Мелетинский обращается и к проблеме пафоса мифа, отмечая, что этот пафос «довольно рано начинает сводиться к космизации первичного хаоса, к борьбе и победе космоса над хаосом (т. е. формирование мира оказывается одновременно его упорядочиванием). И именно этот процесс творения мира является главным предметом изображения и главной темой (9) древнейших мифов» [Там же. С. 13]. Таким образом, по мнению Мелетинского, «обывательское представление, что в мифах и особенно в сказках изображается борьба добра и зла, весьма упрощенное и в принципе неверное. Речь с самого начала идет скорее о противопоставлении «своего» и «чужого» и «космоса» и «хаоса» [Там же. С. 43]. И действительно, миф зиждется на бинарных оппозициях, где какие-либо оценки (добро и зло) недопустимы. Но миф (и соответственно – архетип) в современном мире, как уже отмечалось, может эти оценки обретать. Именно то «обывательское представление», о котором пишет Е.М. Мелетинский, и есть, в сущности, средоточие современного бытия архетипа. Поэтому «обыватель» склонен рассматривать мифологический сюжет не как просто борьбу творения и эсхатологии (космоса и хаоса), но как борьбу, в которой творение есть добро, а эсхатология – зло. Это подтверждает сентенцию Юнга о динамичности архетипа. Кстати, сам Е.М. Мелетинский обратил внимание на трансформацию архетипа: «Миф, героический эпос, легенда и волшебная сказка чрезвычайно богаты архетипическим содержанием. Некоторые архетипы в сказке и эпосе трансформируются, например, «чудовища» заменяются иноверцами, тотемическая «чудесная жена» заменяется заколдованной принцессой, а затем даже оклеветанной женой, делающей карьеру в травестированном виде, в мужском наряде и т. д. Однако и в случае трансформаций первичный архетип достаточно ясно просвечивает. Он как бы лежит на глубинном уровне повествования. Далее идет двойной процесс: с одной стороны, традиционные сюжеты, в принципе восходящие к архетипам, очень долго сохраняются в литературе, периодически отчетливо проявляя свою архетипичность, но, с другой стороны, трансформации традиционных сюжетов или дробление традиционных сюжетов на своеобразные осколки все больше затемняют глубинные архетипические значения» [Там же. С. 64].

Но в сфере внимания Е.М. Мелетинского находятся не столько архетипы вообще (в юнговском понимании), сколько архетипические сюжеты и образы. Многочисленные предметные мотивы и детали остаются вне поля зрения исследователя, хотя так же, как и мифологические сюжеты могут быть архетипическими, о чем и пойдет речь в дальнейшем.

Пока же заключим, что в отечественном литературоведении сформировалась концепция архетипа, заслуживающая самого пристального внимания (10). <…> Е.М. Мелетинский продемонстрировал возможности интерпретации русской литературы XIX века через архетипы в сюжетах и образах. Наша задача – показать, что архетипы могут применяться и при анализе других элементов текста, в частности – мотивов.

Под архетипами мы будем подразумевать (опираясь, разумеется, на определения архетипа, данные К.Г. Юнгом и Е.М. Мелетинским) первичные сюжетные схемы, образы или мотивы (в том числе предметные), возникшие в сознании (подсознании) человека на самой ранней стадии развития человечества (и в силу этого общие для всех людей независимо от их национальной принадлежности), наиболее адекватно выразившиеся в мифах и сохранившиеся по сей день в подсознании человека (11).